Служат уральцы Отчизне - Александр Куницын

— Тройку я вам выставил за то, что в повседневной служебной практике вы не руководствуетесь идеями марксизма-ленинизма, — хладнокровно объяснил старший штурман.

— Простите, не понял, — удивился Валерий.

— Ну, вам-то следовало это давно понять… Вспомните случай — мне рассказывали о нем, как вы нарушили предполетный режим.

Тут Валерий не сдержался, вспылил:

— И тот, кто сказал вам это, солгал, и вы… раз повторяете вздорные слухи — тоже лжец!

В штурманском классе находились другие офицеры, которые оказались невольными свидетелями этого разговора. Был там и командир. Он сам же и одернул тогда Буркова. Напрасно парень распетушился, в старину такие стычки кончались дуэлью. «Ну, то в старину… а сейчас вот на характеристике решил отыграться. Зуб, значит, заимел на парня…» Но сдаваться капитан Пряничников не собирался.

— Тогда пишите сами. Я человека чернить не буду! — категорически возразил он. — Бурков — комсомолец. Давайте пригласим секретаря комсомольской организации. Послушаем, что он скажет…

Секретарь, капитан Александр Кошелев, приглашенный по телефону, явился скоро. Он тут же, в кабинете, набросал комсомольскую характеристику на Буркова:

«…Принимает активное участие в общественной работе… Сумел оживить работу коллектива художественной самодеятельности полка. Вовлекает комсомольцев… Организовал духовой оркестр…»

Старший штурман, прочтя характеристику, недовольно поморщился:

— Ну, вы расписали тут… Хоть на Героя представляй.

Он поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен. Перехватив вопрошающий взгляд Пряничникова, сказал:

— Ладно, посмотрим, что скажут сверху. Им там виднее, пусть решают.

Однако «наверху» ни с кем ничего он не согласовывал, отправил характеристику, сочиненную им самолично. Комсомольская характеристика осталась лежать в его столе.

А Валерий Бурков на другой вечер после возвращения из командировки писал письмо отцу, сидел до поздней ночи. Письмо вышло большим — исповедь на восьми страницах. Но сразу отцу отсылать не стал. Сначала пошел к командиру эскадрильи подполковнику Сергею Еременко. Отдал ему письмо.

Прочтя, командир сказал:

— Написал ты все правильно. Извини, но к твоей характеристике я не имел никакого отношения. Да… разрисовали тебя… — Потом он добавил обнадеживающим тоном:

— Ладно, не переживай. Постараемся помочь.

Командир эскадрильи, посоветовавшись с заместителем по политчасти и начальником штаба, написал новую характеристику и отправил ее по требуемому адресу.

В ноябре Бурков написал рапорт министру обороны — все с той же настойчивой просьбой рассмотреть вопрос о командировке его в Афганистан. Но тут его подстерегла новая каверза. Это было посерьезнее, чем навет старшего штурмана.

Во время очередной медкомиссии, на которой летчики обследуются ежегодно, врачи обнаружили у Валерия туберкулез легкого. Положили в госпиталь. Первые дни он сильно переживал. Только этой напасти не хватало: мало того, что надолго будет отстранен от полетов, а уж насчет командировки… неужто скажут: забудь? Ничто не могло отвлечь его от тягостных размышлений. Зашел в красный уголок поиграть в бильярд. Играл рассеянно, но потом взял себя в руки. Бросил курить, стал усиленно заниматься физическими упражнениями, бегал. Через четыре месяца врачи сказали, что все прошло, пора на выписку.

Когда Валерий находился в госпитале, звонил отец:

— Передали мне твое письмо… Ну, ты у меня сочинитель! Тут целый роман… — Слышно было в трубке, как отец громко рассмеялся. — Ну ладно… Молодец! А то уж я, грешным делом, думал, что сын у меня совсем пропащий человек. Здорово ты меня обрадовал! Не падай духом, лечись.

В середине мая — шел восемьдесят второй год — отец писал: скоро должен быть вызов в Афганистан, жди.

Выписавшись из госпиталя, Валерий уехал в санаторий долечиваться. Перед отъездом наказывал сослуживцам, чтобы, если вызов придет в его отсутствие, сообщили.

В начале октября Бурков вернулся в часть. Оказывается, снова был запрос (в который раз!) и снова — осечка, более чем досадная. Командующий ВВС округа отклонил запрос, сославшись на нехватку штурманов. Буркову же обещано было: вот придет новое пополнение штурманов и тогда… Молодые штурманы, прибывающие из училищ, ожидались в ноябре. Но уже в октябре Валерий, не теряя времени, проходил комиссию, оформлял бумаги, казалось, новых препятствий на пути к цели не предвиделось.

И тогда-то это все случилось… Не знал Валерий, что скоро судьба принесет ему черную весть. В молодости редко задумываются над тем, что бывают в жизни большие несчастья, сокрушающее человека горе. Молодость живет в счастливой уверенности, что ты сам, близкие, весь окружающий тебя мир — с борьбой, надеждами, радостями — это прочно, надежно. 14 октября — в ту ночь он был в наряде — Валерию позвонили из Свердловска: погиб отец.

Наутро Валерий вылетел на Урал, на похороны.

В последний путь, на Родину, отца сопровождал его сослуживец подполковник Некрасов. Он рассказывал Валерию: «Знаком был я с твоим отцом короткое время. Как только прибыл к нему в отдел, подошел представиться. Но он спешил; я успел только доложить — кто я и откуда. Увиделись мы с ним потом на аэродроме. Полковник Бурков собирался на задание. Он сказал мне: «Извини, опять некогда. В другой раз… Надо вылетать. Вернусь, обо всем поговорим…» И когда он уже подбежал к вертолету, обернулся, махнул рукой и крикнул: «В бой идут одни старики!»

Отец погиб 12 октября 1982 года. День этот, в подробностях, сын будет помнить всю жизнь; так, будто он сам прожил те последние часы, о которых ему рассказывали боевые друзья отца.

…В шесть утра полковник был на КП авиаполка, базировавшегося на Кабульском аэродроме. Пока готовили связь к управлению, Анатолий Иванович сидел у входа на порожке, курил с задумчивым видом.

Тот день был до предела насыщен боевой работой. До полудня Бурков руководил с КП вертолетами, на которых вывозили мины, снятые в районе проведения операции. К 12.00 сняли 98 мин и вертолетами доставили в Кабул, здесь их показали журналистам.

После полудня на КП поступил доклад: у развилки дорог Кабул — Баграм — Чарикар, в ущелье, сбит вертолет Ми-24. Находившийся на КП генерал направил в район вертолеты поисково-спасательной службы. Летчики доложили, что экипаж Ми-24, по-видимому, погиб и что вертолет горит на земле, посадку произвести не удается… Доклад на этом оборвался, связь с группой ПСС[9] пропала. И тогда генерал принял решение направить в район ущелья еще пару вертолетов во главе с полковником Бурковым, чтобы тот на месте разобрался в обстановке.

Взяли на борт десантников и в сопровождении вертолетов прикрытия вылетели. У места падения подбитого Ми-24 стали готовиться к приземлению, но с Баграма доложили, что группе ПСС все-таки удалось забрать тела погибших летчиков.

Полетели в Баграм, дозаправились, потом — в Кабул. Бурков доложил, что кабина Ми-24 в ущелье сгорела, хвостовая балка отбита и лежит на гребне горы. Генерал приказал уничтожить эту балку. Нельзя было допустить, чтобы какие-то технические секреты попали в руки противника, ведь балка могла оказаться их трофеем. Заодно приказано было произвести разведку местности. Лететь выпало опять Буркову.

Когда вертолет, на котором находился полковник Бурков, начал снижаться над ущельем, его сбили из зенитного пулемета ДШК. Винтокрылая машина загорелась, стала падать, при ударе о землю завалилась набок. Экипаж покидал вертолет уже на земле, под обстрелом. Полковник, руководивший спасением других членов экипажа, выпрыгивал последним; когда он показался в люке, вертолет взорвался и его выбросило из него, облитого горючим и объятого пламенем. Летчики кинулись на выручку, но пока гасили пламя, на нем осталась необугленной только белая полоска кожи под портупеей.

Накануне Анатолий Иванович говорил друзьям: «Скоро — считанные денечки остались — пройдусь по Арбату. С сыном встречусь».

Некрасов много рассказывал о службе там, «за речкой». Обо всем, как оно есть на самом деле. Убеждение Валерия ехать в Афганистан еще более окрепло.

После похорон ему отдали последнее письмо отца. Это в нем — строчки стихов «Я горел, я горю и сгораю», оказавшиеся трагически пророческими. Прочтя это письмо, Валерий впервые ощутил обжигающую горечь мужской слезы.

Вернувшись в часть, Бурков снова позвонил в Москву, в кадры. Ему ответили: «Достаточно одного Буркова». Но он был тверд в своем решении: знал, что не отступится от задуманного ни при каких обстоятельствах. Снова пишет рапорт. С ним дошел до Героя Советского Союза генерал-майора авиации Безбокова:

— Что, тебе тоже охота получить пулю в лоб? — спросил он сурово. Но рапорт подписал.