Ненависть и ничего, кроме любви - Любовь Валерьевна Романова

не выспалась, — отмахиваюсь я, хотя Ирино замечание о моей фигуре добавляет пару баллов моей шкале настроения.

— Что уже сегодня? — вдруг всполошилась Ира, — две недели прошло? Блин…

— Да ладно тебе, ты его, — понимая о ком переживает подруга, — в последнюю встречу так отшила, что он убегал, как побитый щенок.

— Вот именно. Теперь придумает что-нибудь такое…

— Да нормально все будет, не бойся, — улыбаюсь я и тяну ее в аудиторию.

На первую пару спортсмены так и не явились, и я даже успела помечтать, что они настолько устали, что пропустят весь день, но увы, на семинар троица пришла. На удивление мое и Иры, Мартынов в первом же ряду свернул, даже не дойдя до нашего, и ушел на самую дальнюю парту вместе с Мишей. По виду у обоих было обычное настроение, ничего не предвещавшее. Радецкий уселся на параллельную парту в среднем ряду, так же проигнорировав наше присутствие.

И хотя Ира всю пару недоверчиво косилась в сторону последних парт, от троицы не было ни слуху и ни духу. Я уже было расслабилась, потому как несмотря на спокойный вид волновалась не меньше Иры, но ничего в моей жизни не заканчивается благополучно.

— Что ты с собой сделала?

Я хмуро посмотрела на объект моих страданий, лениво привалившегося плечом к стене и отрезая мне путь к двери в кабинет моего дипломного руководителя, с которым у меня назначена встреча. Его, как обычно, пришлось выжидать, как верному псу под закрытой дверью.

— Вера, ты заболела? — я снова слышу его голос, но мне так не хочется начинать новую дискуссию, что я только отрицательно качаю головой.

— Выглядишь, как выжатый лимон! — констатирует он, а я усмехаюсь, вспоминая, что с утра выглядела еще хуже.

— Марк, тебе чего? — лениво спрашиваю я, — у меня нет настроения спорить с тобой.

— Знаешь, у меня тоже нет, — неожиданно заявляет он, — давай сходим куда-нибудь вечером?

Хорошо, что я спиной стену подпираю, а то бы упала прямо на этом самом месте.

— Ты заболел?

— Нет.

— Это шутка?

— Нет.

— Тогда умом тронулся, — резюмирую я, — иначе не решил бы, что я с тобой куда-то пойду.

— Неужели это предложение звучит настолько нелепо? — тихо спрашивает Радецкий при этом пристально смотрит мне в глаза.

— Безумно, — без малейшего сомнения отвечаю я, выдерживая взгляд.

Он ничего мне не отвечает, чем повергает в еще больший шок, и окончательно добивает, когда просто уходит. Вот так без оскорблений и подколов. Даже чувство внутри какое-то странное, опустошенное, будто чего-то не хватает.

— Воронова, пришли? — мой дипломный вырывает меня из тягостных ощущений, — заходите.

Глава 14

— Никогда не видела, чтобы ты ела, — чтобы сказать это Ира перестала жевать третий по счету рогалик, который она, помимо салата и порции макарон с двумя котлетами, купила себе на обед.

— Да ела я раньше…

— Зеленый чай с молоком, — констатирует Ирка, возвращаясь к своей булке, — тебе нужно начать питаться, а то остались кожа да кости. Смотреть страшно.

— Эй, худоба в моде, — немного обиженно напомнила я, отправляя в рот овощной салат. Почему вообще ко мне пристают по этому поводу? Они считают, что я не в состоянии посмотреть в зеркало или понять, когда я буду выглядеть хорошо? Они думают, что мне есть не хочется? Еще как, но срываясь я себе же хуже делаю!

— Не худоба, а стройность. А худышки никому не нравятся. Как говориться, на досках в гробу полежат…

Оставляю последнее Иркино высказывание без ответа. Какое ей дело до того, как я питаюсь? Самой-то повезло — ест как не в себя и все еще худышка. Таким легко рассуждать.

Перед третьей парой я должна занести своему дипломному отредактированный проект первого пункта дипломной работы. Несколько часов я искала необходимую и интересную информацию, а потом еще несколько укладывала ее в грамотный текст, стараясь видоизменить его настолько, чтобы ни один антиплагиат не подкопался. Но перед лаборантской обнаруживаю, что папки у меня нет и только тогда припоминаю, что оставила ее на обеденном столе. Большую ярко-желтую папку, которую ношу в руках, так как она в сумке не умещается! Мне срочно нужен отдых.

— Ир, я папку в столовой забыла.

— Это через весь корпус топать… — гундосит рыжая, но уже покорно разворачивается в обратном направлении.

Мы едва выходим из рекреации к центральной лестнице и сразу же сталкиваемся с возвращающейся с обеда золотой троицей, и черт побери, у Радецкого в руках, кажется, моя папка! Хотя, мало что ли желтых папок?

— Воронова, голову лечи, а то память ни к черту! — глумится одногруппничек, чем выводит меня из себя. И все-таки она моя…

— В столовой нашел? Дай сюда, — я тянусь за папкой, но, вполне предсказуемо Радецкий отводит руку назад, а потом и вовсе поднимает наверх, хотя мог бы этого и не делать, ведь я не кидаюсь за ней вновь. Он что-то хочет, значит нужно выслушать что именно, услышать какое-нибудь унизительное желание, послать куда подальше, получить папку, порцию его юмора и очередные угрозы. Я это уже знаю, так зачем тратить время на театральные заигрывания и прыжки за несчастной папкой, создавая ситуацию, достойную страниц посредственных женских романов?

— Марк, мне нужно работу дипломному сдать, — пробую воззвать к его человечности, хотя, о чем это я говорю?

— Замечательно, как на счет небольшой благодарности за мою внимательность?

— Могу купить тебе кофе, пойдет?

— Кофе будешь Фирсову покупать, а я хочу сущую малость и при том совершенно бесплатную, — говорит и театрально замолкает в конце, выжидая мою реакцию, которой не следует, — поцелуй.

Мартынов, до сих пор отиравшийся поблизости фыркает и ржет, Миша как всегда не принимает какого-либо участия в нашем диалоге, что-то строчит в телефоне в сторонке, Ирка предпочитает сливаться со стеной, не привлекая внимания Егора к себе. Остаюсь я, и моя реакция явно не оправдывает ожидания Радецкого.

— Идет, — я решительно подхожу в плотную к, если и удивившемуся, то не подавшему вида, парню, встаю на цыпочки и подаюсь вперед, остановившись в считанных миллиметрах от его губ. Запах Радецкого пленит, свежий аромат его парфюма переплетается с кожей и создают вокруг Марка невидимую ауру, в которую я вторглась. У мня даже голова слегка кружится от резко нахлынувших ощущений.

Я дразню Радецкого на глазах у зевак, которые растреплют об этом на весь институт, но продолжаю играть, кладу свою левую ладонь ему на шею и тут же зарываюсь пальцами в волосы, направляя ладонь выше. Радецкий тихо выдыхает прямо мне в губы, его зрачки стремительно расширяются, поглощая частичку