Доктор велел мадеру пить... - Павел Катаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако, поскольку Ленинская премия была делом политическим и не присудить ее великому современнику из национальных окраин было никак невозможно, ибо некоторым другим великим из других окраин ее уже присудили раньше, а целому ряду того же сорта великих ее еще предстояло присудить в будущем, на следующий год великий современник уже не имел конкурента и премию благополучно получил.
И с тех пор с присуждениями главной премии подобных накладок уже не случалось, все пошло без сучка и задоринки.
Мой отец не обсуждал ситуации с той злополучной Ленинской премией, как, впрочем, никогда ни до, ни после не углублялся в технологию получения наград, которыми был обделен или же, наоборот, которым был подвергнут.
Возможно, присуждение высокой (и весомой в денежном выражении) премии несколько подсластило бы горькую пилюлю художественной неудачи тетралогии. Тем более, что литературная деятельность отца с его безусловными художественными достижениями стоит больше одной единственной государственной (бывшей сталинской второй степени) премии за повесть "Сын полка".
Однако государство, в принципе своем не признавая художественного метода Катаева, авангардиста и модерниста, но вынужденное считаться с его безусловным даром и все тем же спонтанным успехом его произведений у читателя, вовсе не собиралось залечивать его душевные раны вместо того, чтобы в очередной раз хорошенько трахнуть по "кумполу".
Тем более, что, судя по всему, "пролет" отца с Ленинской премией, представлял из себя, как до сих пор любят публично выражаться чекисты, "хорошо спланированную акцию".
Постараюсь коротко изложить историю создания и публикации повести "Святой колодец", положившей начало катаевской "новой прозы".
Впрочем, самым первым в этом списке можно назвать еще одно произведение - "Маленькая железная дверь в стене", развернутый очерк о жизни Ленина в эмиграции, и в частности, в Париже, куда мои родители "повадились" ездить со времен оттепели и где, кстати сказать, в свое время появилась на свет Эстер, папина жена и мать его детей.
В этой сравнительно небольшой работе отец "обкатывал" новый для себя способ изложения материала, свободно перемещаясь во времени и в пространстве, не заботясь о хронологии, то есть позволяя себе рассказывать о событиях и фактах в той последовательности, которую диктует внутренняя потребность, что может восприниматься, как волюнтаризм.
Свой новый метод отец использовал и в дальнейшей работе, в частности, над "Святым колодцем".
Итак, "Святой колодец".
Работал отец с увлечением, и время от времени, когда накапливался очередной кусок прозы, он спрашивал, не хотим ли мы послушать, и принимался читать.
Он сидел за столом чуть боком в своем рабочем кресле, поднеся близко к лицу большой блокнот с написанным текстом и читал глуховатым, как будто бы немного простуженным голосом свое новое произведение, которое нас, слушателей, завораживало и буквально доводило до слез.
Хочу сказать, что в данном случае семья (жена и дети) безоговорочно - "на корню" - принимали его новую прозу, и я был в таком восторге, что готов был целовать папины руки, крепко сжимающие толстенькую стопку листов блокнота, соединенных верху пластмассовой пружинкой, или спиралькой - не знаю, как назвать.
И это даже произошло однажды, в новогоднюю ночь, когда после радостного и вкусного застолья в кругу семьи и нескольких дружеских гостей, мы с отцом поднялись к нему в кабинет и он, чуть заплетающимся от выпитого бордо языком, принялся читать еще утром написанные строчки.
Ведь день перед Новым Годом был, как всегда, сумасшедшим и прочесть и выслушать очередную порцию "Святого колодца" тогда не удалось.
С обостренным от выпитого прекрасного вина вниманием я вслушивался в папино чтение и, когда он закончил, схватил его руку с мозолями на крепких, точно из кости вырезанных пальцах, соприкасающихся с авторучкой, и со слезами восторга на глазах поцеловал ее...
Судьба новой вещи складывалась поначалу вполне удачно.
Тогдашний сосед по переделкинской даче главный редактор одного из толстых литературно художественных и общественно политических журналов, встретившись с отцом на Алле полу классиков (улица Серафимовича) и узнав, что отец заканчивает новую вещь, предложил взять ее в свой журнал и незамедлительно напечатать.
А редакционный портфель?
Наверняка забит произведениями, которые ждут не дождутся своей очереди.
Главный редактор заверил, что вещь пойдет вне очереди.
Хорошо иметь в соседях главного редактора!
И вот рукопись в редакции.
При встрече на прогулке сосед - он неподвижно стоял у своих ворот, поджидая бодро шагающего отца - деловито сообщил, что рукопись прочел, она ему понравилась и уже поставлена в ближайший номер.
Ближайший номер со "Святым колодцем" должен выйти месяца через три, максимум - через четыре.
Сроки оказывались чрезвычайно гуманными...
Первые месяца два никаких особых "движений" рукописи не наблюдалось. Потом деятельность активизировалась и возник редактор - не тот, главный, что "взял" рукопись, а тот, что должен был с ней работать, доводить до печати.
Редактором оказалась довольно милая мягкая молодая женщина, кстати сказать, так же живущая в городке писателей (ее отец был крупным функционеров одного из подразделений Союза и имел в Переделкине дачу неподалеку от отцовской).
Молодая дама оказалась либералкой и поэтому тонко разбиралась в том, что можно печатать, а что - нельзя, что "пройдет" в контролирующих инстанциях, а что станет камнем преткновения для публикации всей вещи.
Она чутко, как самый тонкий электронный датчик, реагировала на малейшие даже самые отдаленные и бледные намеки на критику существующей действительности и немедленно вытаскивала крамолу "за ушко да на солнышко".
И уж тут от ее мягкости не оставалось и следа.
Стальная кагебешная наследственность несгибаемо требовала полного подчинения.
Забегая вперед, скажу, что когда через год ситуация со "Святым колодцем" разрешилась и рукопись была передала для публикации в другой художественно литературный и общественно политический журнал (в "Новый мир" к Твардовскому) и была-таки ко всеобщему удивлению - а у некоторых и к негодованию - опубликована, отец долго вылавливал и выковыривал поправки и поправочки, на которых с такой несгибаемой настойчивостью от имени интересов государства настаивала либеральная сотрудница журнала.
Идиотичность требований проиллюстрирую лишь одним из бесчисленного множества примеров.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});