Исторический калейдоскоп - Сергей Эдуардович Цветков

Друзья быстро переоделись и наняли экипаж до Версаля, где жил де Силуэт, секретарь герцога Орлеанского, некогда служивший вместе с отцом Латюда. Беглецы надеялся укрыться у него, но к несчастью, того не оказалось дома. Тогда они отправились в Сен-Жермен к портному Руи, знавшему Латюда. Здесь они пробыли несколько дней и решили перебраться в Голландию.

Далегр отправился в путь первым, переодевшись в крестьянское платье. Договорились, что в случае благополучного прибытия в Брюссель он пошлёт письмо на имя Руи. Через две недели письмо было получено. Тогда в путь двинулся Латюд, переодетый в платье слуги.

В Брюсселе, у хозяина гостиницы, где должен был остановиться Далегр, Латюд узнал, что его друга недавно арестовали и увезли во Францию. Немедля ни минуты, Латюд уехал в Амстердам. Отсюда он написал отцу, прося у него денег, и французская полиция, вскрывавшая иностранную корреспонденцию, узнала о его местонахождении. Французский посол в Голландии стал хлопотать перед властями о выдаче Латюда, представляя его опасным разбойником, и добился согласия голландского правительства на его арест. Латюда схватили среди бела дня в банке, где он получал присланные отцом деньги.

Таким образом друзья снова оказались в Бастилии, но на этот раз порознь.

Латюда заключили в самый тёмный и сырой подземный каземат и приставили к нему тех самых сторожей, бдительность которых он обманул. За побег Латюда и Далегра их присудили к трёхмесячному заключению в подземных казематах, поэтому нет нужды уточнять, как они относились к узнику. Латюд дошёл до ужасного состояния, которое внушило тюремному хирургу Сартену опасения за его жизнь.

Сохранился протокол, составленный Сартеном о состоянии здоровья узника; вот отрывки из этого документа: «В продолжении почти сорока месяцев, с кандалами на руках и ногах, он сидит в каземате… Постоянная мокрота под носом заключённого разъела его верхнюю губу до самого носа и обнажила зубы, которые ломались и вываливались от холода; борода и волосы на голове его вылезли, и он сделался совершенно плешив. Зрение его страдало ужасно… Заключённый, о котором идёт речь, чувствуя себя не в состоянии выносить подобные мучения, задумал лишить себя жизни, и с этой целью ничего не ел и не пил в продолжение ста тридцати четырёх часов. Ему силой открыли рот, насильно заставив проглотить пищу и помешав умереть. Тогда он придумал новый способ: отыскал кусок стекла, разрезал жилы, и истёк бы кровью, если б его не остановили… Несколько дней он пробыл без памяти… Такие страдания могут изнурить самый крепкий организм. Когда заключённый наклоняет голову вперёд…, ему кажется, что его будто кто-то ударяет палкой по лбу, в глазах темнеет и минуту или две он положительно ничего не видит».

Это красноречивое свидетельство нисколько не облегчило положение узника. До самой весны он оставался в каземате и был переведён оттуда в другое помещение только потому, что Сена вышла из берегов и грозила затопить каземат, где он находился; однако и новая комната была без камина.

Между тем Латюд в своём ужасном заключении обдумывал планы различных преобразований, которые в более благоприятные для него времена могли бы доставить ему известность и видное положение. Он разработал два проекта: как увеличить французскую армию на двадцать тысяч человек, не прибегая к новому рекрутскому набору, и как собрать достаточную сумму, чтобы назначить пенсии вдовам солдат, погибших в сражениях. Суть первого проекта сводилась к тому, чтобы вооружить ружьями сержантов и унтер-офицеров, чьим оружием по уставу того времени были пики и алебарды, совершенно бесполезные в сражении. Второй проект предусматривал сбор необходимой суммы за счёт увеличения на три денье платы за пересылку писем. Латюд записал оба проекта своей кровью на пластинках, сделанных их хлебного мякиша; его пальцы, которые он колол соломинкой, так воспалились, что едва не привели к гангрене.

Латюду удалось заинтересовать своими проектами тюремного духовника, который переписал их на бумагу и представил королю. Предложение Латюда относительно армии было немедленно использовано; что касается второго проекта, то он был выполнен наполовину: плата за пересылку писем была увеличена, но пенсии вдовам солдат назначены не были. Положение самого Латюда при этом ничуть не улучшилось; тогда-то он и предпринял те попытки самоубийства, о которых писал хирург.

Прошли годы. Маркиза Помпадур умерла, сумев, однако, передать свою ненависть к Латюду другим министрам и вельможам. Латюд испробовал все средства, чтобы развеять это предубеждение против себя: трогательные письма, унижения, мольбы — всё было перепробовано им и не привело ни к чему. Сохранилось несколько его писем; в одном из них он высчитывает часы своего заключения — оказывается, что тюрьма отняла у него сто тысяч часов жизни (она отнимет у него ещё двести тысяч); но даже теперь юмор и жизнелюбие не покидают его, и он начинает свои письма словами: «Бастилия, писано на дне кастрюли» — другого стола у него не было.

Однажды он смастерил из веточки бузины, случайно обнаруженной им в охапке свежей соломы, маленькую свирель, с которой с тех пор не расставался до конца жизни.

В 1765 году его перевели в Венсен. 23 ноября, во время прогулки, Латюд внезапно повалил на землю двух солдат и бросился бежать, опрокидывая встречавшихся по пути сторожей. У ворот замка его остановил часовой, прицелившийся в него из ружья.

— Старина, — ласковым голосом сказал Латюд, приближаясь к нему, — ты обязан остановить меня, а не убивать.

Прежде, чем солдат успел опомниться, Латюд выхватил у него ружье, повалил солдата на землю и очутился в парке. Два часа спустя он был уже в доме у своих друзей.

Однако Латюд, умевший так ловко убегать из тюрем, не умел хранить свою свободу. Он ещё раз поверил обещаниям министра Шуазеля и снова был арестован и водворён в Венсен. Оттуда его перевели сначала в Шарантон, а потом в Бисетр — отвратительные тюрьмы для уголовников и сумасшедших, по сравнению с которыми даже Бастилия имела свои преимущества. В Бисетре он вновь встретился с Далегром; несчастный товарищ по побегу не узнал его: он сошёл с ума. Через некоторое время Далегр расшибся, упав в яму и умер на руках у Латюда.

В Бисетре Латюд подкупил одного тюремщика, который позволил ему написать записку и взялся доставить её по адресу, но дорогой потерял