Серенький Волчок - Сергей Кузнецов

По московскому номеру ответила какая-то девушка, на просьбу позвать Машу Манейлис удивилась и спросила, кто говорит. Горский назвался, и через три минуты Наташа выдала ему телефон Машиного отеля и номер комнаты. И вот Машин голос в недоумении спрашивает "Что случилось?", а Горский начинает про Марика, а Маша перебивает и говорит "это мой бывший бойфренд, не бери в голову".

– Чего творится в Москве? - спросил Горский.

– Все ходят по кафе, - сказала Маша, - и почти не пьют. Во всяком случае, не больше, чем в Израиле.

– А что говорят насчет дефолта?

– Какого дефолта? - удивилась Маша, и Горский рассказал про Кириенко, Ельцина, ГКО, отказ платить внешним кредиторам, прогнозируемый обвал рубля и общий системный кризис: все это Горскому объяснили утром по телевизору.

– Я только встала, - сказала Маша, - не знаю еще ничего.

Новые времена, подумал Горский. Новости о собственном городе узнаешь по телефону, от человека, увидевшего выпуск CNN раньше тебя. Впрочем, так уже было в 1993 году.

– Ты береги себя, - сказал он. - Там сейчас такое начнется.

– Что начнется?

– Тебя не было в этой стране в девяностые, а я был. Они, когда начинают деньги делить, слишком легко убивают. Где, ты говоришь, работал твой Сережа?

– В страховой компании. Нормальный чистый бизнес.

– Чистый бизнес? - засмеялся Горский. - В России? Послушай, даже я знаю, что страховки - это способ обналичивать деньги. Ты понимаешь, что попала прямо в осиное гнездо?

Маша вспомнила про триста шестьдесят тысяч, о которых говорил Иван, и похолодела.

– Ты думаешь, мне что-то грозит? - спросила она.

– А ты думаешь, это случайно, что твоего друга убивают накануне системного кризиса? - спросил Горский. - Ты считаешь, это может быть случайностью? Он знал что-то, чего не должен был знать, а теперь все начнут выспрашивать тебя - знала ли ты, тем более, все уверены, что ты его невеста. И если не сможешь объяснить, что ты ни при чем, отправишься следом за ним.

– Да тут все не так страшно, - сказала Маша. - Мне вообще кажется, они больше заняты своей личной жизнью, чем бизнесом.

– Люди, которые вместо бизнеса сейчас будут заниматься личной жизнью, завершат ее слишком быстро, - сказал Горский. - Не верь видимости: если эти люди - настоящие яппи, деньги для них должны быть первый номер. Мне про это много в Америке рассказывали.

– Как-то непохоже, - усомнилась Маша.

– Ладно, - вздохнул Горский. - У тебя сейчас есть время?

– Сколько угодно.

– Тогда расскажи мне все по порядку. Попытаемся разобраться, что там у вас творится.

18

Вечером все четверо - Денис, Абросимов, Маша и Иван - ужинали в "Гвоздях", русском ресторане на Большой Никитской. Низкие потолки, темные трапезные, деревянный частокол вдоль стен. За столами, впрочем, сидели те же люди, которых Маша видела в "Джонке", "Гималаях" и "Кофе Бине": мужчины в дорогих костюмах, женщины в поддельных дизайнерских туфлях и сарафанах.

– А я правильно понимаю, - сказала Маша, - что вы не носите русских вещей?

Мужчины переглянулись.

– Может быть, носки? - неуверенно сказал Абросимов.

– То есть нет отечественных марок? - спросила Маша.

– Нет, что ты, - махнул рукой Денис. - Конечно, есть. Скажем, есть прекрасный русский человек Том Кляйм… или Кляйн?

– Кляйн - это Кальвин, - сказал Абросимов, - и он не русский.

– Да, значит Том Кляйм… вся Москва в рекламе, деловые костюмы для женщин, кажется. То есть брэнды есть, однозначно.

– Только носить эти вещи нельзя, - сказал Абросимов.

– Нет, кто-то есть приличный все-таки… Игорь Пронин на Пресне, говорят, ничего… ну, и по мелочи еще… - Денис задумался. - Но если уж брать русское, то полный ноу-нейм, неизвестно кто, неизвестно как.

– И носить неизвестно где, - докончил Абросимов.

– Мне все-таки это странно, - сказала Маша. - Во всех странах, где я была, стараются продвигать отечественные марки, а в России с этим как-то тухло. Если, конечно, не считать "Петровича" и "Балтики".

– Еще есть наши "Русские сказки", - сказал Денис.

– То есть их еще нет, - сказала Маша.

– И это не просто сказки, - проигнорировал ее слова Абросимов, - это гораздо больше. Будет фантастический успех…

– …и это даже не главное, - подхватил Денис, - потому что мы заполним таким образом идеологический вакуум. Дадим людям надежду и смысл жизни.

– Какой смысл жизни в Крокодиле Гене? - спросила Маша.

– Смысла жизни, милая Маша, нет ни в чем, - ответил Денис.

– Разве что в любви, - вставил Абросимов, - но тут мы с ним не сходимся.

– Любовь - это хорошо, - сказала Маша и посмотрела на безмолвствующего Ивана.

– Не будем углубляться. - Денис на секунду прикрыл ее руку своей. - Вернемся к идеологии. За десять лет исчезло все: ни коммунизма, ни антикоммунизма, ни демократии, ни прав человека. Все, во что верили в перестройку и при Брежневе, пошло прахом.

– Пустота, - восхищенно сказал Абросимов. - Никаких ориентиров.

– А как же деньги? - заметил Иван.

– Денег, как видишь, тоже не осталось, - сказал Абросимов.

– Но еще недавно они были, - возразил Денис. - Ну да, все эти годы проще всего было найти смысл в деньгах - ну, потому что их, честно говоря, кругом было много.

– Ты это пропустила, а лет пять назад заработать миллион было совсем просто, - пояснил Абросимов.

– А потом обнаружилось, - продолжил Денис, - что деньги нельзя удержать. То есть, может, кому-то и удалось, но я почти не знаю таких людей. Мы вот с Иваном пару раз об этом говорили.

– Всех перестреляли, грубо говоря, - улыбаясь пояснил Абросимов.

– Ну, некоторые счастливчики просто разорились, - сказал Денис, и Иван через стол посмотрел на него, как смотрят взрослые на детей, прочитавших комикс "Анна Каренина" и теперь увлеченно пересказывающих сюжет.

– А почему? - спросил Абросимов.

– А потому! - ответил Денис и сделал паузу, в которой Вадим пропел, немного фальшивя, "ужасно интересно все то, что неизвестно, ужасно неизвестно все то, что интересно" - следующие несколько строчек песни про бабушку удава. - А потому, - продолжал Денис, - что у нас не было не только опыта больших денег, но даже идеи по-настоящему больших денег. Нельзя построить себе смысл жизни начиная с 1991 года…

– …или даже с 1989-го.

– Даже с апреля 1985-го. Смысл должен идти из детства, а не быть новоделом.

– Как лужковская реставрация, - вставил Иван и посмотрел на Дениса.

– Ну, я всегда тебе говорил, что с Москвы не убудет, - сказал Абросимов. - Сколько ни строй, она все переварит. Она же всеядная. Наши дети еще будет играть в скверике около Храма Христа-на-гаражах.

– Для наших детей, может, и деньги станут нормальным, американского типа, смыслом, - сказал Денис.

– Если, конечно, доллар не дорастет до пятидесяти рублей в ближайшие две недели, - сказал Абросимов.

– Даже если дорастет, - сказал Денис, - все равно. Потому что они с детства запомнят их запах.

– А говорят, деньги не пахнут, - сказала Маша.

– Как любит говорить единственный мой знакомый, который свои деньги удержал: "Так считают только те, кто настоящих денег и не нюхал", - парировал Абросимов.

– И как у него сейчас с деньгами? - раздраженно спросил Иван.

Абросимов с Денисом, перебивая друг друга, рассказывали, что давно поняли: современную жизнь можно построить только на том, что было в детстве и не подверглось девальвации за последние годы. Ни политика, ни экономика, ни даже великая русская литература на эту роль не годилась - а вот сказки и мультфильмы, говорил Денис, пришлись в самый раз.

– Но это как-то глупо все, - сказала Маша, - как-то по-детски. Какой в этом смысл - тем более, смысл жизни?

– В том-то и дело, что по-детски! Потому что любая вера - очень детская вещь, - сказал Абросимов.

– Просто есть универсальные архетипы, которые вселяются в кого захотят: то, что называется у нас лисой, у индейцев будет называться койотом, а у чукчей - вороном, - неожиданно серьезно пояснил Денис. - Не так уж много фигур изобрело человечество - просто в советское время для них придумали новые имена. Ведь кто такой Крокодил Гена? Это типичный мессия, который собирает учеников, чтобы построить новую Церковь - свой дом, Дом Дружбы.

– Помнишь, как много тогда говорилось о дружбе народов? - вставил Абросимов.

– Вот именно, - сказал Денис. - Это была вполне религиозная идея.

– Секта крокодилопоклонников, - сказал Иван. Было видно: он слышит все это уже в сотый раз, но не перебивает, чтобы не лишать Дениса и Вадима удовольствия пересказывать свои теории новому слушателю.

– Никакой секты, - ответил Денис. - Мы говорим решительное "нет" тоталитарным сектам.

– Мы - не "Аум Синрикё"!