Совок 10 (СИ) - Агарев Вадим

Воспользовавшись тем, что рядом нет ни желтозубого, ни косоглазого и недоброго Витька, я негромко обратился с вопросом к сидящему по соседству бродяге назвавшемуся Саньком, хотя выглядел он вдвое старше меня. Он с живым интересом наблюдал за приготовлением чифиря и попервости меня не расслышал.

— Я говорю, давно вы вшестером отдыхаете в этом номере? — мне пришлось продублировать ему своё любопытство дважды.

— Не, нас тут раньше полный комплект был! — сообщил он, — Десять рыл. Все шконари были заняты. Но сегодня после утренней баланды семерых перекинули в другие «хаты». — Санёк умолк и вытянув шею снова начал нетерпеливо выглядывать, как идёт приготовление допинга.

— А кого завели? — задал я свой главный вопрос, без удовольствия вдыхая дым от крашенных масляной краской деревяшек, — Ты же говорил, семерых вывели, а вас тут вроде бы шестеро было, когда я заехал? — не повышая голоса, продолжил я любопытствовать.

— Ну так Васильича и завели! — недовольно отмахнулся Санёк, которого я отвлёк от созерцания важного для него действа, — И Витька с Диваном вместе с ним.

Ну вот и славно! Остаётся ждать, когда начнётся главная часть спектакля. А, может и хорошо, что они деревяшки подпалили. Парашей, хоть я уже и принюхался, вонять стало меньше!

Глава 14

Как и положено по тюремным стандартам, в этом ИВС тоже присутствовала вентиляция. Как приточная, так и вытяжная. Её короба были размещены под потолком продола. Охрана, чтобы не дышать вонью камер, использовала только режим притока воздуха извне. Создавая тем самым избыточное давление в продоле. Благодаря этому обстоятельству, наполнивший камеру дым достаточно проворно уходил на волю через окно.

Бережно держа накрытый фольгой от упаковки чая кругаль через газету, Васильич прошествовал к столу. Участвовавший в процессе приготовления чифиря Витёк, нетерпеливо уселся ближе к парящей кружке по другую сторону. А неторопливый старшой снова полез в свой сидор. Достав из него газетный комок, он разместил его на сплаве рядом с исходящей ароматом «блатной кашей».

— Ну, что, цветной, угостишься с нами? — с откровенной насмешкой посмотрел он на меня, — Чифирнёшь или стрёмно тебе с каторжанами босяцкого чаю выпить?

— Ты чего, Васильич⁈ — отвлекся от своего нетерпения косоглазый, — Неправильно это! Не по понятиям с ментом чифирить!

— Нишкни! — не оборачиваясь на ревностного охранителя воровской этики, оборвал его авторитет, — То, что он мент, то ништо, среди них тоже люди встречаются!

— Ну так чего, служивый, составишь компанию честным арестантам? — продолжил гостеприимно насмешничать жулик.

— Благодарю душевно за приглашение! — не стал я изображать из себя аристократа на помойке, — Отказываться от людского угощения не буду! — и придвинулся ближе к банкующему чифиристу.

Ни малейшего дискомфорта от приглашения Васильича я не испытывал. Впереди была тревожная ночь и взбодриться перед ней будет никак не лишним. А еще мне просто хотелось сменить эмоциональный фон своего сознания. Пусть даже и таким чуждым для милицейского комсомольца методом, как распитие чифира в обществе жуликов. Ибо не по своей воле я оказался в их компании и в этих стенах.

Развернув, размером с кулак, газетный свёрток, старый жулик Васильич взял из него конфету «подушечка». И, откусив от неё краешек, осторожно отхлебнул черного, как дёготь, напитка из объёмистого кругаля.

Звучно, с нескрываемым удовольствием и со змеиным шипеньем выпустив из себя горячий выдох, он протянул посудину мне. Сидел я от него по левую руку и вроде бы само по себе так получалось, что чайный допинг пошел по кругу. Но даже мне было понятно, что статус-кво был нарушен. Однако переглянулись от такого несоответствия только трое сокамерников. Как бы незаметно и только те, что были старожилами камеры.

Но всё же кругаль с чифирём мне был передан не совсем правильно. То есть не так, чтобы его было удобно принять, потому как он шибко горячий. Дабы не прослыть неблагодарным к сокамерному обществу, проявившиму беспрецедентное уважение к классовому недругув моём лице, медлить не следовало. Пришлось еще раз сознательно проколоться. Сжав руку в кулак и оттопырив мизинец и большой палец, я принял на них горячую кружку с черным варевом. Зажав между ними край донышка и окаёмку посуды. Приём в среде чифиристов незамысловатый, но вполне себе действенный. Оно, конечно, пальцам всё равно горячо, но терпимо. Разумеется, если держать правильно.

Краем глаза я перехватил прищурено-удивлённый взгляд Васильича и не только его.

С давно забытыми ощущениями отхлебнул горячей и горьковато-терпкой жидкости, я отгрыз от «дунькиной радости» треть подушечки и зажмурился. Не сказать, что по-гурмански и от непреодолимого удовольствия, но таки от удовлетворения. Накопившееся за сегодня нервное состояние надо было чем-то уравновесить. И так получалось, что за неимением спиртного, и женщин, чифирь был сейчас для меня единственным доступным утешением.

Приход ощутился почти сразу. Наверное, сказалась непривычность к потреблению убойной дозы кофеина, сконцентрированной в одном глотке.

Ограничившись одним глотком из допустимых двух, я передал кругаль следующему и прислушался к своим внутренним ощущениям.

В левой стороне груди застучало намного активнее и бодрости в организме существенно добавилось. Но напряг из души так никуда и не делся. Пока я мониторил своё состояние, опустевшая на треть кружка снова дошла до меня. Откусив от остатков закаменевшей конфеты половину, я уже со степенностью сиженного босяка сделал два неторопливых глотка. Передав кругаль дальше, я с удовлетворением ощутил, что нервяк постепенно отступает, а сердце колотится, будто бы поднялся бегом на десятый этаж.

Третий заход я пропустил и, закинув в рот огрызок «дунькиной радости», просто ненавязчиво рассматривал соседей по узилищу.

Первоначально сложившееся впечатление таковым же и осталось. С учетом полученной инфы об утренней межкамерной миграции сидельцев, выходило так, что под меня подвели Васильича и еще кого-то из двух новосёлов. А, может, и обоих. По тому, какую комбинацию они начнут реализовывать, всё станет понятно.

Завершив чайную процедуру, двое сокамерников пошли погулять. Простора в «хате» не наблюдалось, но десятка нешироких шагов от «решки» до двери для «прогулки» вполне хватало.

— Если завтра после очняка тебя нагонят, «мульку» передашь? — сидящий сбоку Диван обратился к Витьку, — Лишнего в ней ничего не будет, за это отвечаю!

Косоглазый сделал на лице досаду и задумался.

— Сеструхе «малява», — торопливо начал убеждать его Диван, — Чтобы «колобуху» собрала и насчет толкового адвоката начинала шустрить.

— Ладно, передам! — смилостивился косой, — Но только, чтобы потом без претензий, если мусора твою «мульку» при шмоне нароют! Сам понимаешь, глотать и в дымоход её прятать я её не буду!

Проситель рассыпался в благодарностях и даже выразил уверенность, что без материального поощрения Витёк не останется.

Одолжившись у запасливого Васильича шариковой самопиской и половинкой тетрадного листа, Диван отодвинулся на край стола и занялся своим письмом. Двое гуляющих быстрыми шагами продолжали сосредоточенно мерить камеру. Сновали жулики туда-сюда молча. А лица у них были такие, как будто они обдумывают очередной шахматный ход в игре с Каспаровым. Как у утренних алкашей, целеустремлённо и почти бегущих в только им известном направлении.

Ну вот и отлично! В подстёгнутом чифирём разуме наконец-то сложилось понимание. По всему вырисовывался самый щадящий для меня вариант, по которому вражья сторона решила со мной работать по камере. Теперь тут, самое главное, так это удержаться в пропорциях. И не перегнуть палку в своей реакции на их немудрёную домашнюю заготовку. Реализация которой только что началась.

И таки да, мой бонус состоится в том случае, если удастся грамотно и ненавязчиво подыграть «маршрутнику» по имени Васильич. Ну и так же стоящим за ним операм. И само собой, прокурорским. В успехе своей художественной самодеятельности я не сомневался. Всё обязательно получится, потому, как не впервой. И тогда, как минимум, сутки я у них отыграю. А сутки спокойной жизни мента в черной камере, это для меня не просто хорошо, а даже очень отлично!