Путь к золотым дарам - Дмитрий Дудко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сигвульф не сразу понял, что происходило по другую сторону вала. Но у Волха в волчьем обличье духовное зрение только обострялось. Он ясно видел, как поднимались и вновь падали ратники не от стрел — от тёмных волн слабости, страха, отчаяния, накатывавшихся с вала; как Милана со Святомыслом строили преграду этим волнам; как слабый здоровьем, но сильный духом Ратша поднимал воинов. Даже могучие люди-туры не сразу приходили в себя.
Что могла сделать в святилище кучка бойцов? Пробиться к валу и стоявшим на нём чародеям? Но у его подножия столпилось больше всего отборных вражеских воинов. Помешать страшному жертвоприношению? Но на пути к начиненному людьми чучелу мерцала зеленоватая, полупрозрачная завеса. Германец уже сталкивался с такой на Лысой горе: шагнёшь — и обратишься в разлагающийся труп, а потом осыпешься кучей костей.
А главный жертвенник рядом с чучелом и восемь жертвенных костров вокруг идола уже пылали, и чёрный дым от расчленённых человеческих тел поднимался к звёздному небу. А Месяц-Велес всё так же спокойно сиял, и безмолвно парил серебряный крылатый пёс. И в самые храбрые сердца закрадывалось сомнение: на чьей же стороне боги и не всемогущ ли тот, чей идол возвышается на самой вершине священной горы? А злорадно ухмыляющийся, полный самодовольства друид и бесстыдная голая ведьма вот-вот поднесут факел к великану из хвороста...
Сигвульф имел кое-какие способности к мысленному разговору, и Милана постаралась их развить, хотя он, как и все германцы, считал всякое колдовство бабьим делом. Услышав мысленный голос жены: «Сигвульф! Повали истукана!» — гот сейчас же устремился к идолу. Ещё быстрее его рванулись вперёд Седой Волк и один из туров — второй уже умирал, пронзённый четырьмя копьями. У одного бастарна голова слетела вместе с рогатым шлемом. У второго рука выпустила меч, раздробленная у локтя железными клыками Седого Волка. Третий, отброшенный ударом турьих рогов, угодил прямо на копья своих товарищей. Какой-то друид попытался остановить нападавших заклятием, но прежде чем он успел договорить магические слова, меч гота обрушился на его стриженую макушку.
Сунув в ножны окровавленный меч, Сигвульф обхватил руками серую шершавую поверхность идола. Тот был не так уж и высок — меньше двух человеческих ростов. И шириной всего в локоть. Главное — вывернуть его из гнезда, выдолбленного в скале. Германец налёг грудью на камень — идол даже не пошатнулся. Потянул его вверх — но тот словно сросся со скалой. Всей огромной силы германца не хватило, чтобы хоть ненамного сдвинуть каменный столб. Ему вдруг показалось, что не столб пытается повалить, а ясень Иггдрасиль, что соединяет все три мира. Вспомнилось услышанное от Миланы сказание о великане Святогоре, что вздумал тягаться с Велесом — и не смог поднять маленькую сумку старейшего из богов. Ибо в той сумке была тяга всей Земли, что отделяет средний мир от нижнего. А такой силы, чтобы повалить Мировой Дуб — тот же Иггдрасиль — и перевернуть Землю, боги не решились дать и самому Перуну. Куда уж ему, бродяге-воину, недавнему простому легионеру...
Сигвульф поднял взгляд. На него смотрели сквозь сомкнутые веки вырезанные в камне мёртвые головы, словно падавшие сверху. А над ними — ещё одно каменное лицо, безжалостно-спокойное, с большими глазами и тонкими губами. Одно из трёх. В нём не было ни ненависти, ни гнева на дерзкого муравья — лишь холодное презрение Всемогущего к незнающим его силы. Под этим взглядом хотелось броситься на землю лицом вниз и с покорным ужасом в сердце ждать своей участи.
Он с трудом отвёл взгляд. Рядом с ним израненный тур копытами и рогами отбивался от наседавших на него бастарнов. Седой волк рвал горло воину-друиду, а у самого на белой шерсти алели несколько ран; Шишок, широко размахивая поленом, не подпускал никого к идолу. Все они рисковали жизнью ради него, Сигвульфа, а он не мог сдвинуть с места каменное пугало. Да неужели и впрямь три мира держатся на этом трёхликом уроде, способном лишь разрушать, губить, портить не им созданное? Сигвульф уже глядел во все его три рожи в Чёртовом лесу. Тогда ночь была пострашнее этой, и биться пришлось не с людьми, а с Семью упырями.
Отбросив полено, Шишок пришёл на помощь готу. Но и вдвоём они смогли лишь чуть пошатнуть истукана. Эх, встать бы лешему в полный лешачий рост! Да ведь рядом ни одного дерева. Бесомир, глядя на их усилия, только потешался. Вот уж впрямь: сила есть, ума не надо! Он даже чар в ход не пускал: пусть Трёхликий сам покарает двух горе-могутов. Вот каменные глаза уже вспыхнули огнём, вот начал оживать змей, опоясывавший идола внизу. Сейчас пожалеете, что на свет родились, воины Солнца, и бога своего, и царя проклянёте!
И тут крылатый пёс с неба коротко взлаял. Из его лапы что-то упало на вершину горы рядом с идолом. То был самый обычный жёлудь. Он тут же ушёл в землю, а в следующие несколько мгновений из него вырос молодой дуб выше самого идола. Шишок от радости свистнул на весь город, потом распрямился и поднялся серой волосатой громадой вровень с дубом. А ведь до сих пор ему удавалось вырасти лишь чуть выше середины дерева! Широкими лохматыми лапами лешак ухватил истукана за горло, не без усилия вырвал его из земли, размахнулся, будто дубиной, и с силой ударил о каменный вал. Идол разлетелся на три части.
Леший одним махом сгрёб обломки и швырнул за вал. А сам захохотал, засвистел, заревел, словно буря в лесу. И разнёсся его голос над Медоборами так, словно не обычный лесовик кричал, а один из могучих богов. Откликнулись ему из чащи лешие, захлопали по воде перепончатыми лапами водяные, засмеялись русалки. С неба победно залаял Симаргл. А банши, пекельные псы, фаханы бросились бежать из святых гор и самой приднестровской земли, сразу поняв: нет больше места здесь ни им, ни друидам, если простой леший одолел их страшного хозяина.
А друидов и их стражу этот голос поразил лучше всяких заклятий, враз лишив сил и отваги. Не выдержало сердце старого Бритомара, и седой чародей скатился мёртвым к подножию вала. Забыв обо всём, кроме собственного спасения, Бесомир с Нерадой перебрались через вал, скатились с горы и побежали, не разбирая дороги. Тех, кто не успел последовать за ними, на месте изрубили пешцы или растерзали волколаки.
Шишок с довольным видом стоял под деревом, широко отведя лохматую руку: мол, входите, гости дорогие! А Сигвульф в душе досадовал, что такой подвиг боги доверили не ему, а глуповатому лесному троллю, и потому, несмотря на усталость, в одиночку повалил хворостяное чучело, разрубил верёвки и извлёк из него троих едва живых от тесноты и страха словен. Их потомки рассказывали о росском храбре по имени Победный Волк[25], который боролся с самим Чернобогом, взявшись за пояса, и вызволил людей, проглоченных волохом-великаном.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});