Долгое, долгое плавание - Владимир Рудный

В канун тяжелейших сражений каждая работа Исакова-ученого полна волнения Исакова-гражданина и Исакова-командира за судьбу страны. Бьют в цель его исследовательские очерки о германском генеральном морском штабе, его прогнозы об использовании подводных лодок; БУМС-37 — боевой устав морских сил, разработанный в соавторстве с Владимиром Александровичем Алекиным, специалистом в морской тактике; устав жил на флоте до победы над фашизмом, как и написанное группой Исакова наставление по ведению боевых операций.

Став комфлотом, Исаков созывает командиров соединений и четко формулирует требования к боевой подготовке в условиях фашистской угрозы. Он осуждает пять грехов: обучение в тихую и ясную погоду; игнорирование тренировок ночью; использование привычных объектов, укороченных дистанций высот, целей; учения вблизи берега, пренебрежение маскировкой и прочими мерами скрытности. Обучать надо в шторм и туманы, в шхерах и на просторах моря, ночью и днем, в обстановке, максимально близкой к боевой.

Именно этим отличались учения, проводимые новым командующим. Только для непосвященного «красная» и «синяя» стороны абстрактны. Моряк знает, кого конкретно он условно изображает, каковы тактико-технические данные боевых единиц противника, что нового в его арсенале, он учится противостоять сильному врагу.

Были осенние маневры 1937 года. Разыгрался шторм в 10–12 баллов. Где-то в районе Гогланда, как запомнилось командиру «Марти» Карпову, Исаков всех вернул в Кронштадт. Курс на вест в открытую Балтику продолжает «Свирь» под флагом командующего. За ним учебный корабль «Комсомолец» и минзаг «Марти».

Трое суток Карпов поминутно видел работающие винты «Комсомольца» — то оголенные, то снова погружающиеся в воду. Обогнув остров Готланд, подошли близко к маяку Висби. Можно укрыться, переждать?… Нет, только вперед. «Вот это характер!» — подумал Карпов о своем флагмане. Который уже день по верхней палубе невозможно ходить. Двое суток матросы не могут найти Машку, корабельную медведицу: только на подходах к Кронштадту ее обнаружили на рострах, застряла между цистернами. У гюйсштока смыло спасательный круг, прихваченный каболкой — растительным тросом. Карпов не рискнул послать матроса на нос забрать круг. Смоет человека. Черт с ним, с кругом…

Когда вернулись, был, как положено, разбор. Флагман доволен — корабли будут плавать и в шторм. Оценки деловые. Похвалили людей за выучку, за точное место в строю, за безаварийность. Взял слово один из обучающих. У всех нашел плохое, всем перебрал косточки. Отвел душу — вспомнил и про потерянный круг.

Флагман улыбнулся, руками развел, оспаривать или защищать не стал — все и так понятно. В следующем походе надо круг крепить надежнее…

И снова поход — двухдневное учение с подводными лодками. Поздняя осень, шторма. Сигнальщики ищут силуэты чужих кораблей. Они знают многие силуэты. Сейчас на Балтике фашистский флот.

В сейфах пакеты под сургучом: вскрыть по коду-сигналу. Код на каждом пакете свой. Много у окруженной враждебным миром страны вариантов опасности. Но флагман ощущает главную угрозу — фашисты. Он уже воевал против германских милитаристов. Нынешние — опаснее.

Флагман опять в походе.

Четвертая война

Война для Исакова не была и не могла быть неожиданной. Интуиция военачальника, знание и понимание хода событий подсказывали ему: нападение близко.

30 июня сорок первого года он писал Ольге Васильевне из Таллина: «Не преувеличивай военно-морских ужасов вокруг нас… Это моя четвертая война. Я до уныния благоразумен. Каждый случай поспать и поесть использую. Конечно, эта война не то, что я испытывал (что меня испытывало) до сих пор. Но я надеюсь, что мы победим. Предвижу это совершенно ясно. Как ясно предвидел эту войну… Только не изводись. Работай, стиснув зубы, и жди общего и нашего счастья. Целую. Ив.»

Он был уже адмиралом, первым заместителем наркома ВМФ СССР и начальником Главного морского штаба, и в Таллин, на самое опасное морское направление, выехал на автомашине «форд-8» утром второго дня войны.

Заместителем наркома Исаков стал в начале тридцать восьмого года, когда был создан этот комиссариат. Он занялся вооружением и кораблестроением по той программе, которую и он разрабатывал. В феврале тридцать девятого года флагмана флота II ранга Исакова послали в США. Ехал через Париж, там — «смокинговое великолепие для меня готово». Подхватил опасный для своих легких грипп, терпел до Шербура, но и в Шербуре не удалось отлежаться: на «Лузитании» треть пассажиров в первый же день плавания свалилась «кормить рыб», не мог он слечь, когда «британские марсофлоты исподтишка наблюдали за диковинным советским адмиралом». Когда свалились все, слег и он — в бреду и с температурой: «сто по Фаренгейту». Кусок жизни от Шербура до Нью-Йорка он назвал «Семь суток без берега», шторм на сутки задержал в океане. «К Новому Свету подошел, обсыпанный болячками не только на губах, но и на ноздрях, но в твердом уме и памяти».

Впервые в жизни он пересек океан. Где-то в душе глушил досаду: не на мостике и не на военном корабле. И усмехнулся мальчишеской фантазии — корабли еще будут, океанские корабли. Но сейчас он торопится увидеть, изучить, как строят корабли американцы, он — глава правительственной комиссии специалистов по судостроению. И если б он мог, он полетел бы, как вскоре его друг Владимир Коккинаки, над океаном, пожертвовав и Парижем, и смокингами, и даже двумя десятками милых писем жене. По его письмам видно, как тревожила его близость войны и ее неминуемый поворот на Восток.

Вернулся — вступил в партию, кандидатом приняли еще на Балтике, в штабе флота. Один из рекомендателей — все тот же Степанов, его черноморский комиссар. Отношение к вступлению в партию он выразил в одном из писем жене с фронта. Гордей Иванович Левченко, адмирал, сообщил ему в июле 1941 года, что Ольга Васильевна принята парторганизацией Академии наук кандидатом в члены ВКП(б) и, как многие женщины Москвы, во время бомбежек тушит на крышах зажигалки. Исаков писал жене: «Слыхал от Гордея о твоем большом и решающем шаге в жизни. Собственно, это новая жизнь, дорогушка — в партии. Горжусь тобой…»

После поездки в США Исаков получает новое задание — вести в Таллине и Риге переговоры с буржуазными Эстонией и Латвией об аренде военно-морских баз на Балтике. Третий раз — в бывший Ревель, где начинал морскую службу и где не был с 1922 года.

Кабанов, тогда комбриг, его ближайший помощник в этой командировке, подробно рассказал в книге «На дальних подступах» о поездке в специальном вагоне с Исаковым в Эстонию, о штабе на колесах в тупичке таллинского вокзала, о напряженной атмосфере того времени в Прибалтике и устройстве передовых баз флота там, куда уже подступала вторая мировая война. «Мы надеялись на отсрочку, так и оценивали столь неожиданный пакт с фашистской Германией, — писал Кабанов. — Год отсрочки или пять — никто этого не знал. Но война будет, это понимал каждый военный человек. Так называемая «Балтийская Антанта» — Эстония, Латвия и Литва, связанные военным договором, — вела игру и с англичанами, и с немцами. До подписания пакта в нашей печати мелькали сообщения о проникновении фашистской военщины в Эстонию, о зависимости этой страны от германского капитала. На командных пунктах артиллерии висели, как я уже говорил, силуэты английских крейсеров — англичане ведь дважды (в Крымскую войну и после Октября) ходили войной в Финский залив. Впрочем, если быть точным, в душе у каждого… жило убеждение, что, несмотря на пакт, воевать будем против фашистов».