Божественная комедия - Алигьери Данте

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ Комментарии

1 Когда б мой стих был хриплый и скрипучий,Как требует зловещее жерло,Куда спадают все другие кручи,

4 Мне б это крепче выжать помоглоСок замысла; но здесь мой слог некстати,И речь вести мне будет тяжело;

7 Ведь вовсе не из легких предприятий -Представить образ мирового дна;Тут не отделаешься «мамой-тятей».

10 Но помощь Муз да будет мне дана,Как Амфиону, строившему Фивы,Чтоб в слове сущность выразить сполна.

13 Жалчайший род, чей жребий несчастливыйИ молвить трудно, лучше б на землеТы был овечьим стадом, нечестивый!

16 Мы оказались в преисподней мгле,У ног гиганта, на равнине гладкой,И я дивился шедшей вверх скале,

19 Как вдруг услышал крик: "Шагай с оглядкой!Ведь ты почти что на головы нам,Злосчастным братьям, наступаешь пяткой!"

22 Я увидал, взглянув по сторонам,Что подо мною озеро, от стужиПодобное стеклу, а не волнам.

25 В разгар зимы не облечен снаружиТаким покровом в Австрии Дунай,И дальний Танаис твердеет хуже;

28 Когда бы Тамбернику невзначайИль Пьетрапане дать сюда свалиться,У озера не хрустнул бы и край.

31 И как лягушка выставить ловчится,Чтобы поквакать, рыльце из пруда,Когда ж ее страда и ночью снится,

34 Так, вмерзши до таилища стыдаИ аисту под звук стуча зубами,Синели души грешных изо льда.

37 Свое лицо они склоняли сами,Свидетельствуя в облике такомО стуже – ртом, о горести – глазами.

40 Взглянув окрест, я вновь поник челомИ увидал двоих, так сжатых рядом,Что волосы их сбились в цельный ком.

43 "Вы, грудь о грудь окованные хладом, -Сказал я, – кто вы?" Каждый шею взнесИ на меня оборотился взглядом.

46 И их глаза, набухшие от слез,Излились влагой, и она застыла,И веки им обледенил мороз.

49 Бревно с бревном скоба бы не скрепилаСтоль прочно; и они, как два козла,Боднулись лбами, – так их злость душила.

52 И кто-то молвил, не подняв чела,От холода безухий: "Что такое?Зачем ты в нас глядишь, как в зеркала?

55 Когда ты хочешь знать, кто эти двое:Им завещал Альберто, их отец,Бизенцский дол, наследье родовое.

58 Родные братья; из конца в конецОбшарь хотя бы всю Каúну, – гажеНе вязнет в студне ни один мертвец:

61 Ни тот, которому, на зоркой страже,Артур пронзил копьем и грудь и тень,Ни сам Фокачча, ни вот этот даже,

64 Что головой мне застит скудный деньИ прозывался Сассоль Маскерони;В Тоскане слышали про эту тень.

67 А я, – чтоб все явить, как на ладони, -Был Камичон де'Пацци, и я ждуКарлино для затменья беззаконий".

70 Потом я видел сотни лиц во льду,Подобных песьим мордам; и донынеСтрах у меня к замерзшему пруду.

73 И вот, пока мы шли к той середине,Где сходится всех тяжестей поток,И я дрожал в темнеющей пустыне, -

76 Была то воля, случай или рок,Не знаю, – только, меж голов ступая,Я одному ногой ушиб висок.

79 "Ты что дерешься? – вскрикнул дух, стеная. -Ведь не пришел же ты меня толкнуть,За Монтаперти лишний раз отмщая?"

82 И я: "Учитель, подожди чуть-чуть;Пусть он меня избавит от сомнений;Потом ускорим, сколько хочешь, путь".

85 Вожатый стал; и я промолвил тени,Которая ругалась всем дурным:«Кто ты, к другим столь злобный средь мучений?»

88 "А сам ты кто, ступающий другимНа лица в Антеноре, – он ответил, -Больней, чем если бы ты был живым?"

91 "Я жив, и ты бы утешенье встретил, -Был мой ответ, – когда б из рода в родВ моих созвучьях я тебя отметил".

94 И он сказал: "Хочу наоборот,Отстань, уйди; хитрец ты плоховатый:Нашел, чем льстить средь ледяных болот!"

97 Вцепясь ему в затылок волосатый,Я так сказал: "Себя ты назовешьИль без волос останешься, проклятый!"

100 И он в ответ: "Раз ты мне космы рвешь,Я не скажу, не обнаружу, кто я,Хотя б меня ты изувечил сплошь".

103 Уже, рукой в его загривке роя,Я не одну ему повыдрал прядь,А он глядел все книзу, громко воя.

106 Вдруг кто-то крикнул: "Бокка, брось орать!И без того уж челюстью грохочешь.Разлаялся! Кой черт с тобой опять?"

109 "Теперь молчи, – сказал я, – если хочешь,Предатель гнусный! В мире свой позорЧерез меня навеки ты упрочишь".

112 "Ступай, – сказал он, – врать тебе простор.Но твой рассказ пусть в точности означитИ этого, что на язык так скор.

115 Он по французским денежкам здесь плачет."Дуэра, – ты расскажешь, – водворенТам, где в прохладце грешный люд маячит"

118 А если спросят, кто еще, то вон -Здесь Беккерия, ближе братьи прочей,Которому нашейник рассечен;

121 Там Джанни Сольданьер потупил очи,И Ганеллон, и Тебальделло с ним,Тот, что Фаэнцу отомкнул средь ночи".

124 Мы отошли, и тут глазам моимПредстали двое, в яме леденея;Один, как шапкой, был накрыт другим.

127 Как хлеб грызет голодный, стервенея,Так верхний зубы нижнему вонзалТуда, где мозг смыкаются и шея.

130 И сам Тидей не яростней глодалЛоб Меналиппа, в час перед кончиной,Чем этот призрак череп пожирал.

33 "Ты, одержимый злобою зверинойК тому, кого ты истерзал, жуя,Скажи, – промолвил я, – что ей причиной.

136 И если праведна вражда твоя, -Узнав, кто вы и чем ты так обижен,Тебе на свете послужу и я,

139 Пока не станет мой язык недвижен".

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ Комментарии

1 Подняв уста от мерзостного брашна,Он вытер свой окровавленный ротО волосы, в которых грыз так страшно,

4 Потом сказал: "Отчаянных невзгодТы в скорбном сердце обновляешь бремя;Не только речь, и мысль о них гнетет.

7 Но если слово прорастет, как семя,Хулой врагу, которого гложу,Я рад вещать и плакать в то же время.

10 Не знаю, кто ты, как прошел межуПечальных стран, откуда нет возврата,Но ты тосканец, как на слух сужу.

13 Я графом Уголино был когда-то,Архиепископом Руджери – он;Недаром здесь мы ближе, чем два брата.

16 Что я злодейски был им обойден,Ему доверясь, заточен как пленник,Потом убит, – известно испокон;

19 Но ни один не ведал современникПро то, как смерть моя была страшна.Внемли и знай, что сделал мой изменник.

22 В отверстье клетки – с той поры онаГолодной Башней называться стала,И многим в ней неволя суждена -

25 Я новых лун перевидал немало,Когда зловещий сон меня потряс,Грядущего разверзши покрывало.

28 Он, с ловчими, – так снилось мне в тот час, -Гнал волка и волчат от их стоянкиК холму, что Лукку заслонил от нас;

31 Усердных псиц задорил дух приманки,А головными впереди неслисьГваланди, и Сисмонди, и Ланфранки.

34 Отцу и детям было не спастись:Охотникам досталась их потреба,И в ребра зубы острые впились.

37 Очнувшись раньше, чем зарделось небо,Я услыхал, как, мучимые сном,Мои четыре сына просят хлеба.

40 Когда без слез ты слушаешь о том,Что этим стоном сердцу возвещалось, -Ты плакал ли когда-нибудь о чем?

43 Они проснулись; время приближалось,Когда тюремщик пищу подает,И мысль у всех недавним сном терзалась.

46 И вдруг я слышу – забивают входУжасной башни; я глядел, застылый,На сыновей; я чувствовал, что вот -

49 Я каменею, и стонать нет силы;Стонали дети; Ансельмуччо мойСпросил: «Отец, что ты так смотришь, милый?»

52 Но я не плакал; молча, как немой,Провел весь день и ночь, пока денницаНе вышла с новым солнцем в мир земной.

55 Когда луча ничтожная частицаПроникла в скорбный склеп и я открыл,Каков я сам, взглянув на эти лица, -

58 Себе я пальцы в муке укусил.Им думалось, что это голод нудитМеня кусать; и каждый, встав, просил:

61 "Отец, ешь нас, нам это легче будет;Ты дал нам эти жалкие тела, -Возьми их сам; так справедливость судит".

64 Но я утих, чтоб им не делать зла.В безмолвье день, за ним другой промчался.Зачем, земля, ты нас не пожрала!

67 Настал четвертый. Гаддо зашаталсяИ бросился к моим ногам, стеня:«Отец, да помоги же!» – и скончался.

70 И я, как ты здесь смотришь на меня,Смотрел, как трое пали Друг за другомОт пятого и до шестого дня.

73 Уже слепой, я щупал их с испугом,Два дня звал мертвых с воплями тоски;Но злей, чем горе, голод был недугом".

76 Тут он умолк и вновь, скосив зрачки,Вцепился в жалкий череп, в кость вонзаяКак у собаки крепкие клыки.

79 О Пиза, стыд пленительного края,Где раздается si! Коль медлит судТвоих соседей, – пусть, тебя карая,

82 Капрара и Горгона с мест сойдутИ устье Арно заградят заставой,Чтоб утонул весь твой бесчестный люд!

85 Как ни был бы ославлен темной славойГраф Уголлино, замки уступив, -За что детей вести на крест неправый!

88 Невинны были, о исчадье Фив,И Угуччоне с молодым Бригатой,И те, кого я назвал, в песнь вложив.

91 Мы шли вперед равниною покатойТуда, где, лежа навзничь, грешный родТерзается, жестоким льдом зажатый.

94 Там самый плач им плакать не дает,И боль, прорвать не в силах покрывала,К сугубой муке снова внутрь идет;

97 Затем что слезы с самого начала,В подбровной накопляясь глубине,Твердеют, как хрустальные забрала.

100 И в этот час, хоть и казалось мне,Что все мое лицо, и лоб, и векиОт холода бесчувственны вполне,

103 Я ощутил как будто ветер некий."Учитель, – я спросил, – чем он рожден?Ведь всякий пар угашен здесь навеки".

106 И вождь: "Ты вскоре будешь приведенВ то место, где, узрев ответ воочью,Постигнешь сам, чем воздух возмущен".

109 Один из тех, кто скован льдом и ночью,Вскричал: "О души, злые до того,Что вас послали прямо к средоточью,

112 Снимите гнет со взгляда моего,Чтоб скорбь излилась хоть на миг слезою,Пока мороз не затянул его".

115 И я в ответ: "Тебе я взор открою,Но назовись; и если я солгал,Пусть окажусь под ледяной корою!"

118 "Я – инок Альбериго, – он сказал, -Тот, что плоды растил на злое делоИ здесь на финик смокву променял".

121 «Ты разве умер?» – с уст моих слетело.И он в ответ: "Мне ведать не дано,Как здравствует мое земное тело.

124 Здесь, в Толомее, так заведено,Что часто души, раньше, чем сразилаИх Атропос, уже летят на дно.

127 И чтоб тебе еще приятней былоСнять у меня стеклянный полог с глаз,Знай, что, едва предательство свершила,

130 Как я, душа, вселяется тотчасЕй в тело бес, и в нем он остается,Доколе срок для плоти не угас.

133 Душа катится вниз, на дно колодца.Еще, быть может, к мертвым не причлиИ ту, что там за мной о г стужи жмется.

136 Ты это должен знать, раз ты с земли:Он звался Бранка д'Орья; наша братьяС ним свыклась, годы вместе провели".

139 "Что это правда, мало вероятья, -Сказал я. – Бранка д'Орья жив, здоров,Он ест, и пьет, и спит, и носит платья".

142 И дух в ответ: "В смолой кипящий ровЕще Микеле Цанке не направил,С землею разлучась, своих шагов,

145 Как этот беса во плоти оставилВзамен себя, с сородичем одним,С которым вместе он себя прославил.

148 Но руку протяни к глазам моим,Открой мне их!" И я рукой не двинул,И было доблестью быть подлым с ним.

151 О генуэзцы, вы, в чьем сердце минулПоследний стыд и все осквернено,Зачем ваш род еще с земли не сгинул?

154 С гнуснейшим из романцев заодноЯ встретил одного из вас, которыйДушой в Коците погружен давно,

157 А телом здесь обманывает взоры.

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Комментарии