Медный кувшин старика Хоттабыча - Сергей Обломов

— В каком именно? — спросил Хоттабыч после небольшой задумчивой паузы. Было похоже, что он в этот момент изучает различные финансовые институты Швейцарии.

Джинн не знал, какие в Швейцарии бывают банки. Он даже думал, что швейцарский банк — это такое одно место, куда вся крутизна мира сваливает мешки с деньгами. Подумав, он сказал:

— В самом главном каком-нибудь…

— Сложно определить, какой из них главный… «Кредит Суисс» подойдет?

— Подойдет.

— Пять тысяч тысяч? — уточнил Хоттабыч.

— Ну, шесть…

— Может, сразу десять? Или сто?

— Нет, сто не надо, — почему-то испугался Джинн. — Шесть так шесть.

— Пожалуйста. — Хоттабыч щелкнул пальцами и улыбнулся. Но сейчас же нахмурился. Помолчал, как бы прислушиваясь к чему-то внутри себя, а потом спросил: — Каков род твоих занятий?

— Я, э-э… программист.

— Взломщик?

— Ну, в общем, в том числе, ну да.

— Тогда все ясно. Я могу для тебя сделать только то, что ты сам не можешь сделать. Нарисовать деньги на счете ты можешь сам. Поэтому я для тебя не могу. Таковы законы волшебства.

— Но если я это сделаю, это будет нечестно. Это же будут фальшивые деньги!

— Не более фальшивые, чем все остальные. Если это сделаю я, это тоже будет то, что ты подразумеваешь под нечестно. Деньги ничего не стоят сами по себе. Они проявляют свою стоимость в использовании и употреблении. Ты отказался от величайших в мире сокровищ, которые больше и сильнее любых денег. Я не могу тебя понять.

Джинн вздохнул. Нет, не зря он не доверял могуществу Хоттабыча. Вполне возможно, что, несмотря на всю его, Хоттабыча, кажущуюся современность, его могущество устарело и протухло от долгого хранения в банке кувшина. На минуту Джинну даже захотелось посмотреть, нет ли на дне сосуда срока годности, как это бывает с консервами.

Для оправдания паузы Джинн налег на еду.

«Надо послать этого мага к едрене фене, толку от него все равно никакого нет — одни разговоры и неприятности. А без царских обедов я как-нибудь проживу, — подумал Джинн, — только все обратно пусть вернет».

— Послушай, Хоттабыч, — насколько мог вежливо и дружелюбно проговорил Джинн. — Ты правильно угадал, я действительно собирался просить, чтобы ты вернул все на свои места.

— Ты хочешь обратно свое жилище? Но посмотри — я нарочно сохранил твою комнату без изменении. Ты можешь жить в ней, пока не привыкнешь к остальной части дома. Не беспокойся о его содержании — эти люди будут прислуживать тебе вечно. И никто никогда больше не будет пытаться у тебя его отнять.

Соблазн был велик. Но Джинн представил себе, что будут думать все его друзья, родители или знакомые и незнакомые люди. Вряд ли эту волшебную квартиру когда-нибудь можно будет продать или поменять на что-нибудь другое — БТИ отменить не под силу никакому Хоттабычу.

— Знаешь, давай сделаем так. Я с удовольствием принимаю твой подарок, но только пока пусть все останется, как было раньше. А когда мне понадобится все в таком виде — я тебе скажу. Можно?

— Как знаешь. Будь по-твоему. Но дозволь нам хотя бы закончить трапезу к разговор. Все станет прежним, когда я уйду, ладно?

— Конечно, вопросов нет. Ну и этого бандита — тоже. Ну, в смысле обратно. Он вообще теперь будет образцовым гражданином.

— Я же сказал тебе — это невозможно. Особенно теперь.

— Почему «особенно теперь»?

— Потому что его удел быть едой и очиститься через нечистоты.

— Я не понимаю, — сказал Джинн, отказываясь верить в свои смутные догадки.

— Животному этого рода, — продолжал уклоняться Хоттабыч, — да быть украшением пира.

Джинн почувствовал в горле тошноту и выплюнул на тарелку полупережеванный кусок говядины.

— Ты что, хочешь сказать, что это… он? — Джинн пальцем показал на тушу, несколько вкусных кусков которой уже расхищались соками его желудка.

— А что тебя беспокоит? — как ни в чем ни бывало поинтересовался Хоттабыч. — Ты же знаешь, что многие животные были когда-то людьми. Не волнуйся, в этом мясе нет ничего человеческого. Настоящая говядина. Насыщайся.

Джинн не знал, как реагировать. Его мутило и жгло изнутри. Он ненавидел Хоттабыча, ненавидел себя и весь мир, способный нa такие злые игры. Не сдержавшись, он залил золотое блюдо с фруктами рвотой. Слуги мгновенно унесли блюдо, убрали на столе все следы этого отчаянного действия к поставили перед Джинном серебряное ведерко, чтобы он больше не портил еду.

Хоттабыч одобрительно посмотрел на него:

— О знающий! Ты, я вижу, прекрасно осведомлен о традициях Востока. Я рад, что наконец-то тебе понравилось то, что я предлагаю. Сейчас подадут птицу.

— Ты что, издеваешься надо мной, что-ли? — кисло спросил Джинн через поцарапанное внутренней кислотой горло.

— Ничуть. Прости, возможно, ты неправильно понял меня. Я же сказал — в этом мясе нет ничего человеческого. Это специально отобранное животное. В нем нет вообще никакой прошлой жизни. Это небесный бык — бескровный. Если можно так сказать — почти растительный. Кровь его осталась на земле, когда он был принесен в жертву. А того быка съедят свои быки. Или другие звери. Рано или поздно. Такова судьба всех быков.

Джинн начал потихонечку успокаиваться.

«Я просто идиот, — подумал он, — это все от нервов».

И поэтому он обрадовался, когда Хоттабыч за десертом сообщил:

— Я должен оставить тебя. Меня зовут. Хранители Соломона готовы принять меня. Прощай.

И после этих слов не стало больше никакого Хоттабыча.

Джинн закончил еду и пошел в прихожую — вымыть руки в фонтане и подобрать одежду.

Она все еще была мокрой, и, поднявшись к себе, в свою до боли родную комнату, он развесил одежду на стуле и батарее, снял халат и, одиноко голый, забрался под одеяло — попытаться заснуть, хоть и рано, — чтобы скорее закончился этот проклятый день.

Но день не закончился — сон не шел. Джинн думал о том, какой он дурак, что не попросил Хоттабыча просто перенести его к Этне. Чего он боялся?.. Он знал, чего он боялся. Он боялся, что, встретив Этну — живую и настоящую — он перестанет о ней мечтать и тогда она будет просто обыкновенной девушкой, похожей на сотни тысяч других.

«Ну и фиг с ним, — подумал Джинн, — все равно попрошу. Как только появится — сразу попрошу. А там — разберемся».

И еще одно он вдруг понял: его нежелание просить Хоттабыча о чудесах — чтобы он сделал его, скажем, принцем или, например, Биллом Гейтсом — было вызвано страхом. Страхом, что, став кем-то другим, он перестанет быть самим собой, и эта утрата себя, пусть такого — нерешительного, слабого и ненужного никому, кроме далекой виртуальной девушки, не знающей о нем ровным счетом ничего, — будет утратой человека, который пришел на эту землю таким, и, значит, это кому-нибудь нужно.

Полежав минут десять с закрытыми глазами, на веки которых, как на экран, его мозг проецировал картинки происшедшего с ним сегодня, от чего он продолжал повторно сопереживать все события, он услышал деликатный звонок в дверь.

«Пусть арапы открывают, — подумал он, — с меня довольно приключений. Чего им всем от меня надо?»

Но арапы, очевидно, и не думали открывать, потому что звонок повторился. Не настойчиво, а осторожно и отчаянно безнадежно — звонивший как бы уже собирался уходить, раскаиваясь, что вообще пришел. Эта безнадежность подкупила Джинна. Он встал, собираясь набросить халат, но не обнаружил никакого халата, а нашел свою одежду чистой, сухой, выглаженной и аккуратно сложенной на стуле. И вся комната имела свой прежний застененный вид. Радуясь, что Хоттабыч сдержал свои обещания, Джинн быстро натянул джинсы и, задев велосипед, подошел к двери. Дверь оказалась приоткрыта — защелка замка была сломана, а в дверном косяке торчала пуля. За дверью стоял незнакомый человек в перемазанной строительной пылью одежде.

— Простите, ради Хгоспада Бохга, шо так поздно, — начал жалобно он, вытирая рукавом грязный лоб, — мы торопылыся, як мохгли, та тильки поспэли. — И он крикнул вниз, на пару пролетов лестницы. — Робяты! Несь ее взад!

— Чего там еще? — испугался Джинн.

— Та двэрь, будэ вона не ладна, шо ж еще хто-то? Вам тута начальство наше дверь малэныси спорчувалы. Ну, та мы ж новую-то и принэсли. Зараз поставим — скорэнько, не волнувайтеся.

На лестнице показались еще двое рабочих, с трудом волочивших упакованную в плотный полиэтилен дверь с косяком. Она была титановой, пуленепробиваемой, отделанной снаружи красным деревом и содержавшей в себе множество блестящих латунью хитроумных замков.

— Я ничего не заказывал, — быстро проговорил Джинн, увидев дверь. — У меня и денег-то таких нет.

— Та вы за хгроши-то не беспокойтэся. Хгроши, вони вже нэ трэба ж. Тута ж усе вже проплачено ж. Счас зараз зробим и уйдэм.

— Ну, о'кей.

Спать не хотелось и не довелось. И Джинн пошел на кухню. Пить кипяток. Потому что чай у него уже кончился.