Остров вчерашнего дня - Антон Валерьевич Леонтьев

происходили в «Ласточкином гнезде»), а в этой реальности – какая-то замысловатая помесь и того и другого, придуманная американским миллионером, который, если верить бульварным газетам, а им иногда можно было верить, женился в Каннах на голливудской звезде Габриэлле Тёрл, якобы новой владелице сего эксклюзивного клочка суши посреди морских вод.

А ею, если следовать сюжету компьютерной игры, была мисс Брент, она же мисс Блор, старая (или не очень) ханжа и поклонница фашизма.

Нет, на голливудскую звезду, даже очень хорошо загримированную и вжившуюся в образ, мисс Блор, все еще возмущенно поджимавшая губы, ну никак не походила.

Тем более на звезду, пленившую американского миллионера, намедни женившегося на ней в Каннах.

А походила она на пропитанную пылью, желчью и сексуальной неудовлетворенностью старую (или не очень) деву, которой доставляло огромное удовольствие измываться над глупышками-служанками.

И которая боготворила диктаторов-фашистов.

Но тогда кто? Ведь, если уж на то пошло, никто, за исключением доктора Роджерса, не подходил на роль мистера Eu. R. Dudd, да и доктор точно бы не стал тратиться на дорогостоящую покупку острова и карать ушедших от правосудия убийц.

Потому как был типом крайне меркантильным, чрезвычайно практичным и полностью зацикленным на себе и своих гедонистических желаниях.

Пациента убить он вполне мог и наверняка, если сие сулило ему прибыль, так делал, но зачем ему весь этот театр на острове?

Нина взглянула на неподвижно застывшего, будто уснувшего, судью Уоргрейва, чьи затянутые в черные перчатки руки по-прежнему цепко охватывали тяжелый набалдашник трости с мордой невесть какого зверя.

Выходило, что никто, кроме судьи, убийцей быть не мог: ни в романе Агаты Кристи, ни в литературной вселенной, из этого романа возникшей.

«Вы стопроцентно виновны, Ваша Честь!»

– Причаливаем, леди и джентльмены! – раздался голос молодого капитана. – Будет немного качать. Добро пожаловать на остров Альбатросов.

Судья Уоргрейв неожиданно распахнул глаза.

Рыжеволосый Альберт Нарракот, выгрузив багаж, был готов отчалить обратно, а Нина, улучив момент, когда все прочие уже двинулись к дому, сопровождаемые четой слуг, мистером и миссис Роджерс, как она помнила по роману, этот багаж на себе и тащившими, обратилась к молодому человеку:

– Вы ведь завтра приедете?

Тот, непонимающе уставившись на нее, произнес:

– Да, мисс, непременно. Баркас приходит всегда в девять. Доставлю свежие продукты и газеты.

Нина помнила, что в романе жителям деревушки сообщили, что на острове имеет место эксперимент и им следует игнорировать любые призывы о помощи. А Фреду Нарракоту заплатили, чтобы он не приплывал на остров.

И чтобы никто из «негритят» не мог спастись из смертельной ловушки.

– И никто… никто вам не заплатил, чтобы вы не приплывали? – спросила Нина, и молодой человек шокированно уставился на нее.

– Мисс, вы о чем это? Конечно же, нет! Завтра в девять, ну, самого позднее, в четверть десятого, если будет волнение, я причалю вот к этому же месту.

Нина, чувствуя, что от сердца отлегло, потому что молодой капитан явно не водил ее за нос, спросила:

– А вашему дяде… Ему не платили?

Альберт Нарракот рассмеялся.

– Ну, он и так лежит с приступом люмбаго и оклемается только через неделю, его пока я замещаю. Но если бы кто-то и пришел с таким странным предложением, он бы его с лестницы своего старого маяка, где живет, спустил. Почему кому-то надо, чтобы мы не доставляли на остров продукты и газеты?

Просвещать молодого капитана Нина не стала и осторожно добавила:

– А у вас в деревне никто не рассказывал, что… что если на острове будут, к примеру, жечь костры и подавать знаки SOS, например, при помощи зеркальца, то не надо реагировать, так как имеет место научный эксперимент или даже пари на выживание?

Еще более шокированный молодой капитан заявил:

– Мисс, да нет же, ничего такого я не слышал. Мы люди простые, не то что вы, из Лондона, но нас на мякине не проведешь. Если кто-то подобное и стал утверждать, я бы первым делом сообщил нашему констеблю, а тот сразу бы наверх доложил, уж поверьте! И не только я!

Нина безоговорочно поверила и вздохнула полной грудью, вдруг ощутив, какой тут, на острове, небывалый, пропитанный йодом и солью, воздух.

Ну да, в романе Кристи данный момент ей всегда казался весьма надуманным и малореальным, но надо же было королеве детектива хоть как-то объяснить то, что никто из жителей деревни не сподобился отправиться на остров, пока была возможность.

Потому что потом, словно по расписанию, пришла буря, отрезавшая остров от материка на пару дней и ночей, за которые судья – в полном соответствии со считалочкой – отправил на тот свет всю группу собранных им грешников.

Ну да, шторм, который прервал сообщение между материком и островом, был не за неделю до смертельного уик-энда, и не на неделю позднее, а именно в те дни, когда это так требовалось судье. Конечно, писательский прием, но, как считала Нина, весьма неуклюжий.

Понятно, что объяснить все как-то иначе было бы еще более надуманно, но уж слишком вовремя пришел шторм, причем в первой половине августа, а не в октябре или ноябре, что было бы более логично, правдоподобно и, главное, метеорологически достоверно.

И почему Агата не послала «негритят» на верную смерть весной или осенью?

Вообще, нужные для развития сюжета погодные феномены в ее романах с завидной частотой имели место именно тогда, когда это было нужно. Взять бы хотя бы те же снежные завалы, из-за которых «Восточный экспресс» с трупом и двенадцатью подозреваемыми застрял где-то на Балканах.

Ну ладно, тогда, до глобального потепления, зимы были в самом деле многоснежные и суровые, и дело в том романе происходило, кажется, в январе или феврале.

Однако «Восточный экспресс» мог бы, как обычно, и не попасть в заносы и не застрять невесть где, причем именно в тот рейс, когда в одном из купе прирезали пассажира.

Не за рейс до или после сего трагического события. И все потому, что поезд, застрявший в снегах, был нужен для развития сюжета детективного романа.

Но это все выдумка, а она оказалась пусть и базировавшейся на литературном вымысле, но в самой что ни на есть реальной вселенной.

И клякса помета одной из чаек, что с гиканьем носились над берегом, упавшая на чемодан Нины, была наглядным тому подтверждением. На чемодан Веры Клейторн в романе никто, конечно же, не гадил.

Все потому, что невоспитанная чайка для сюжета ее литературного вояжа никакой