Кони - Сергей Александрович Высоцкий

писателей, журналистов, актеров. И нашел. Многие дружеские связи тянулись еще из поры детства и юношества. Друзья его отца остались его друзьями. Так как же он мог бросить их? Не бывать по понедельникам, а с девяностых годов по субботам на обедах «Вестника Европы» у М. М. Стасюлевича? Не встречаться по пятницам в ресторане французского отеля с нежно любящим его Гончаровым? Лишить себя, хоть и редких, встреч с Марией Гавриловной Савиной, присутствия на премьерах в Александринке, где когда-то играла мать, где до сих пор с успехом ставились пьесы отца?

«Эгоизм петербургских умственных и материальных удобств вопиет во мне против здешней глуши и сна», — пишет Анатолий Федорович тому же Морошкину из Смоленска, где проводил ревизию, уже в марте 1883 года. Голубой мечте о спокойной работе среди «людей с чистой душой» не суждено было никогда осуществиться. Кони предпочел жить в Петербурге среди «…разных проскочивших в министры хамов, которые плотною стеною окружают упрямого и ограниченного монарха».

«Да и куда ехать? — писал он позднее. — Везде одна и та же скорбь земли русской. А скорбь эта велика…»

Новая служба целиком захватила Анатолия Федоровича. Обязанности прокурора Окружного суда были весьма широки и разнообразны. Главная из них — выступления в суде обвинителем. Прошло немного времени, и публика стала приходить в суд «послушать Кони».

Одним из первых дел, на котором Кони выступал с обвинительной речью в Петербургском окружном суде, было дело об утоплении крестьянки Емельяновой ее мужем. Казалось бы, история вполне бытовая. Но суду предшествовало одно обстоятельство, характеризующее нравы и обычаи петербургской полиции — помощник пристава, которого Анатолий Федорович в своей речи с горькой иронией назвал «проницательным», усмотрел в смерти молодой женщины самоубийство «с горя по муже», посаженном на семь дней за драку. Покойницу похоронили, и дело скорее всего предали бы забвению, если бы не вмешательство прокуратуры.

Защищал Емельянова в Окружном суде известный петербургский адвокат — присяжный поверенный Владимир Данилович Спасович. Судьба часто заставляла Кони и Спасовича «скрещивать шпаги» в суде, и, как правило, Анатолий Федорович выходил победителем. И в настоящем деле присяжные заседатели прислушались к слову прокурора — подсудимый был признан виновным в убийстве жены с заранее обдуманным намерением. Это не помешало Кони и Спасовичу сблизиться и поддерживать долгие годы дружеские отношения, сотрудничать в редакции одного журнала. Правда, дружба их постоянно подвергалась испытаниям из-за некоторых выступлений Спасовича в печати, но об этом позже.

Отчет о судебном заседании, речи защитника и прокурора появились в прессе. С введением новых судебных уставов суды оказались под пристальным вниманием печати — не было ни одного мало-мальски серьезного дела, особенно рассматриваемого с участием присяжных заседателей, о котором не писали бы газеты и журналы. Речами обвинителей и адвокатов публика зачитывалась, как романами. А когда приговор суда вызывал неудовольствие, его участники получали в изобилии ругательные письма. В 1872 году не избежал этой участи и Кони. После очень длинного, запутанного и утомительного дела по обвинению братьев Мясниковых в подделке в свою пользу завещания первостатейного фридрихсгамского[13] купца Козьмы Беляева, умершего в 1858 году, он получил горы осуждающих писем — присяжные вынесли оправдательный вердикт, невзирая на то, что экспертиза признала подпись под завещанием подделанной.

Суворин в «С.-Петербургских ведомостях» назвал речь Кони блестящей:

«Я слышал его обвинительную речь, и никогда, ни после одной речи, не выходил я из заседания суда с таким удовлетворенным чувством, с таким уважением к представителю судебной власти, как после речи Кони. Я считаю ее образцовою и по форме и по содержанию… Превосходный критический разбор преступления, темного, запутанного, все итоги которого порваны временем».

Ругательные письма, однако, Анатолий Федорович получил с опозданием на год и все разом. Его верный и добрый слуга, бывший моряк Ворфоломей Тадеуш Гелгут, увидев, что его хозяин расстроен, просто-напросто припрятал их, а в своем дневнике записал: «…Конек мой что-то грустен».

2

Новый суд вызвал интерес и у писателей. Достоевский не только размышлял о некоторых судебных процессах в «Дневнике писателя», но и воспользовался рядом уголовных «сюжетов», художественно воплотив их в своих произведениях. Именно здесь пересеклись пути великого писателя и ставшего к середине семидесятых годов уже широко известным петербургского прокурора Кони.

Их первое знакомство состоялось в 1873 году. Достоевский тогда начал редактировать журнал «Гражданин». «На первых порах своей деятельности, — писала в воспоминаниях жена писателя А. Г. Достоевская, — Федор Михайлович сделал промах, — именно он поместил в «Гражданине» (в статье князя Мещерского «Киргизские депутаты в С.-Петербурге») слова государя императора, обращенные к депутатам.

По условиям тогдашней цензуры, речи членов императорского дома, а тем более слова государя могли быть напечатаны лишь с разрешения министра императорского двора. Муж не знал этого пункта закона. Его привлекли к суду без участия присяжных. Суд состоялся 11 июня 1873 года в С.-Петербургском суде. Федор Михайлович явился лично на судоговорение, конечно, признал свою виновность и был приговорен к двадцати пяти рублям штрафа и к двум суткам ареста на гауптвахте. Неизвестность, когда придется ему отсиживать назначенное ему наказание, очень беспокоила мужа, главным образом потому, что мешала ему ездить к нам в Руссу. По поводу своего ареста Федору Михайловичу пришлось познакомиться с тогдашним председателем С.-Петербургского суда Анатолием Федоровичем Кони, который сделал все возможное, чтобы арест мужа произошел в наиболее удобное для него время. С этой поры между А. Ф. Кони и моим мужем начались самые дружеские отношения, продолжавшиеся до кончины»[14].

Анатолий Федорович рассказывал, что непосредственным поводом для знакомства явилось письмо к нему от сестры его давнего приятеля Николая Куликова — Варвары Николаевны, которая и рассказала о затруднениях писателя. Достоевский поблагодарил Кони в письме, а затем и посетил. Отвечая на посещение, Анатолий Федорович «убедился воочию, в какой скромной и даже бедной обстановке жил, мыслил и творил один из величайших русских писателей. При этом нашем свидании он вел довольно долгую беседу, очень интересуясь судом присяжных и разницею в оценке преступления со стороны городских и уездных присяжных».

В середине семидесятых годов по просьбе Достоевского Кони познакомил его с петербургскими местами заключения. Как прокурор, Анатолий Федорович состоял директором Общества попечительства о тюрьмах, и в его прямые обязанности входил надзор за содержанием арестантов. Об этой поездке по тюрьмам ни у Кони, ни у Достоевского нет подробных воспоминаний, по в рассказе Анатолия Федоровича о том, как по