Иероглиф - Токарева Елена О.

Но чувство беспокойства в Романе все-таки жило. Может быть, потому, что он не знал до конца план своей судьбы. В минуты тоски Рома часто обращался мыслями к дому и сочинял устные послания родителям, стараясь достучаться до них через самый совершенный вид связи – телепатию. Часть из этих посланий была наполнена откровенным сарказмом:

«А хорошо, папа, говорят про войска ПВО – сами не летают и другим не дают».

«А про танкистов ничего хорошего: „Нынче в поле тракторист – завтра в армии танкист…“»

«А правда, пап, что раньше в танкисты шли одни крестьяне? Они привыкли трястись на тракторе, и им по херу, что танк, что трактор».

«Пап, ты все сделал, чтобы испортить мне жизнь, или еще не вся программа выполнена и у тебя есть сюрпризы?»

«Папа, ты чего замолчал-то? Не пишешь. Какие у нас дальнейшие планы? Или теперь вся надежда на командование?»

«Ну, так и скажи честно, мол, так и так, отправили мальчика-с-пальчика в лес, там его и забыли, чтоб не путался под ногами».

Иногда Роман обращался к Юлии:

«Ты бы, дорогая Юлия, назвала наш город дырой, а вот ты никогда не думала, что это – дыра в будущее?»

Когда Роман переворачивал руки тыльной стороной, то неизменно видел глубокие, уже побелевшие от времени шрамы. На обоих запястьях. Это были шрамы от бритвы, которой Роман в пятнадцать лет резал себе вены, когда их с Юлией разлучили. Мать Романа, Людмила Тимофеевна, вернувшись домой с халтуры, застала сына в крови и благодаря своим медицинским познаниям и умениям спасла его от смерти вследствие потери крови.

Воспоминание об этом случае отзывалось в Романе досадой. Как если бы он когда-то не по своей воле наткнулся на стамеску или кусок острого стекла. Такой стамеской или куском стекла стала для него Юлия. За эти годы Юлия ни разу не написала ему. Значит, все было напрасно. Значит, она была злом.

Что касается обычных для его возраста эротических фантазий, то они посещали его часто и большой определенностью не отличались. Он мог представить любую женщину из педагогического техникума, и тут же возникала эрекция. Когда наступала ночь, он хотел женщину и в темноте под одеялом отчаянно дергал свой руль с закрытыми глазами.

…Взрывчатка оказалась ходовым товаром. Несколько раз удавалось делать ее на заказ. Заказы приносил Шаман. Заказ на «кису»[2] стоил тысячу рублей за коробок.

В подмастерьях у Романа ходило несколько местных пацанов, учащихся различных колледжей. Весьма идейные. Дальний Восток вообще издавна был кузней националистически настроенных кадров. Все помнили тут выражение одного из прежних губернаторов, которого потом сняли, будто бы сказал он, что «наша задача – переработать китайцев на тушенку».

Слава Т. учился на художника. Свою внешность он будто бы специально срисовал с икон, изображавших Лик святой. Чуть раскосые глаза Славы всегда горели внутренним огнем ненависти. Обычно движения его были порывисты. Скуластое лицо обрамляла небольшая темная бородка. У Славы были красивые руки с длинными пальцами. На голове он носил черную каскетку, и тень от ее козырька падала на его глаза. С такими глазами, как у него, лучше было бы не показываться милиционерам. От таких глаз жди беды. Слава, как оказалось позже, вел дневник. И не просто вел, но не особенно даже его прятал, а скорее выставлял напоказ – он хотел издать свой дневник, чтобы стать известным. Он очень хотел прославиться.

Второй подопечный Романа по «Спасу» учился на четвертом курсе полиграфического колледжа на гальванщика. Он довольно неплохо разбирался в химии. Звали его Валерий Ж. Мама растила его и двух братьев одна. Ж. очень нуждался в деньгах. Вырываться в клуб ему было очень тяжело, так как, помимо учебы, он должен был вместе с братом откармливать поросят, которых мать держала в сарае, неподалеку от дома. Кур, которых мать тоже раньше держала, братья уже загубили неправильным кормлением.

Ж. тоже хотел спасать родину.

Остальные парни были менее определенными, скорее анархистами, чем идейными патриотами, они приходили в клуб качать мышцы. На Романа качки смотрели с глубоким непониманием: зачем ему понадобилось поступать в военное училище? Жизнь прекрасна, когда есть свобода. А у военного свободы – ноль.

4. Наука побеждать

«Врага надо видеть в оптический прицел. Это все».

Все было довольно академично до тех пор, пока Шаман не решил устроить для всей честной компании экзамен на зрелость. Он объявил марш-бросок, а потом бил всех по ребрам. Проверял стойкость бойцов. Ребра у всех болели целую неделю.

Следующее задание было – убийство собаки. Предстоящее убийство собаки начали тихо обсуждать. Потом возроптали.

– Я не буду, – первым сказал Валерий Ж.

Остальные молча смотрели, что сделает Шаман. Шаман удивился:

– Ты слабак. Огорчаешь. Придется тренировать еще.

Роман был уверен, что Шаман выгонит Ж. из клуба. Однако ошибся. На следующий день убивали собаку.

Если бы эта собака хотя бы укусила кого-нибудь. Так нет же. Это был совершенно забитый пес, и он молил о пощаде. Сначала пса все били ногами. А когда он уже подыхал – разорвали ему пасть. Роману было омерзительно. Невероятно тяжело убивать существо, которое не сделало тебе ничего плохого. Убивать просто так. По заданию. После этого задания он почувствовал, что ненавидит Шамана, эту мразь, эту тупую жирную скотину. Иллюзия его поэтического образа ушла.

С дрожью Роман ждал следующего задания. Говорили, что следующее задание – это убийство человека. Бомжа. Или отбившегося от своих одинокого китайца.

Китайцев, торгующих на рынке, Роман видел неоднократно. Обычно они дружески улыбались и говорили: «Халасо, халасо, купи, халосый».

Шаман запретил посещать рынок. Руководство было простое:

– Врага надо видеть в оптический прицел. Это все. Впереди взрыв. Взрыв – дело абстрактное, техническое и очень верное. Если правильно все рассчитать – все получится. И минимум риска для исполнителя. Дистанционное управление, и – в сторону. Это не контактный бой.

Для понтов Шаман любил толкать пафосные речи типа: «Перед нашим поколением поставлена историческая задача – сохранить пространство Сибири и Дальнего Востока, которое могут распродать алчные до денег политиканы».

Тем не менее Шаман никак не мог решить, что взорвать первым делом: китайский рынок или чурбанское кафе. Всем уже прискучило тренироваться и вхолостую производить взрывчатку. Русские с китайцами уже несколько раз ходили стенка на стенку. Но до взрывов еще не доходило. Шаман взрывчатку явно куда-то сбывал и иногда делился деньгами. Деньги были нужны. У всех не хватало денег. Мамаша художника Т. уже третий год норовила кормить сына одним кефиром с хлебом – копила мамаша на машину любовнику. Жрать хотелось Т., какие тут могут быть сомнения: напасть и грабить!

Шаманом намечено было провести ряд мелких терактов с перспективой на будущее. Для начала все-таки планировали подорвать обширный китайский рынок. Операцию Шаман тщательно прорабатывал, главным образом осторожно искал спонсоров, прощупывая рынок услуг такого сорта. Спонсоры нужны были такие, которые бы полностью оплатили услуги по устранению своих китайских конкурентов. На всякий случай Шаман проработал все варианты своего отхода. Про себя Шаман держал в уме, что во время паники после взрыва надо быстро пустить по рынку мародеров и погреть руки на китайском товаре. Как говорится, и подвиг совершить, и подзаработать.

Что делать с исполнителями в случае неудачи, если их заметут, Шаман не придумал, и это останавливало его от немедленных действий так же, как и неосуществленная договоренность с заказчиками мероприятия. Шаман ждал, когда ситуация полностью созреет. В то же время исполнители могли уплыть. Закончат учиться и уедут. Поэтому ситуация требовала решительности и риска.

Местный русский бизнес, насмотревшись по телевизору, как в центральной России мочат кавказцев, захвативших торговлю, чесал репу и готовился к большой торговой войне с китаёзами. Лозунг был простой: «Товары ваши – рынок наш». Привезли товары – и проваливайте.