Работы. Мемуар - Александр Феликсович Борун

В результате нечаянно проверил на практике метод борьбы с приставалами, лезущими не в своё дело, подсказанный Стругацкими в «Улитке на склоне». Сейчас не знаю, а в советское время метод работал. Все очень уважали секретность, и стоит на что-то такое намекнуть, сразу пугаются и отстают. Намёк делается забавно: надо сказать какую-то чушь. Там у них герой, по имени Перец, на грузовике с водителем, грузовик застрял в огромной луже, водитель специально его туда загнал, саботируя ловлю какой-то сбежавшей секретной машинки. Потому заподозрят, что видел – будешь потом сидеть в секретном отделе, объяснительные бумаги писать. Недалеко в той же луже завяз броневик с охранниками, они туда раньше засели. В броневике пьянствуют. Водитель собирается к ним и зовёт Переца. Перец совершенно не хочет, но не хочет и объясняться по этому поводу. Он говорит: «Нет. Мне тут… постирать надо. И зарядку я сегодня ещё не делал». Водитель, с огромным уважением: «А-а. Ну, тогда как со стиркой обернётесь, сигнальте». Надул резиновую лодку и уплыл, гребя лопатой.

У меня вышло в точности так же. Я шёл в пятницу на работу и нёс на плече связанные шнурками коньки. Потому что не хотел после работы заходить на съёмную комнату, там минут двадцать идти, а потом обратно к метро, незачем. А хотел после работы сразу ехать к Маше. А в выходные намечал покататься на коньках с Верой, дочкой бывшей жены. Перед проходной встретил меня местный начальник, в подразделении которого и был Оже-спектрометр. По фамилии, кажется, Алтухов, или Алтуфьев, или как-то так, хотя боюсь напутать. Начальник был молодой и очень, как бы сказать, идеологизированный. Молодой коммунист. Т.е. карьерист. Изъяснялся лозунгами, в общем, не очень приятный собеседник, которому причём этого не скажешь. Как-то раз он требовал от меня сделать что-то совершенно очевидно невозможное, не помню, что, например, проанализировать на Оже пять образцов за день, тогда как на один образец уходит от дня до двух. Я вышел из себя и, цитируя анекдот, сказал: – И пулемёт продолжал строчить?73. Видимо, он анекдот знал, но не обиделся, а подтвердил свою позицию: – Вот именно! – Я выпал в осадок и не знал, что сказать. С моей точки зрения, он сказал: – Да, я сам понимаю, что требую физически невозможной вещи. Да, я полный клинический идиот. Ну и чö? – С его стороны это, наверное, выглядело как-то по-другому. Ну ладно, это только один раз был такой конфликт, в остальное время разговаривать с ним было вполне можно, но не особо хотелось. Кроме как по работе в силу необходимости. В данном случае мне не хотелось объяснять всю цепочку личных причин, приведшую меня на работу с коньками, когда он спросил: – А это зачем? – кивая на них. И я сымпровизировал: – А, это так, местные перевозки. – А-а, – совершенно по Стругацким сказал он, действительно, с интонацией огромного уважения. И не стал спрашивать, что я имею в виду. Вот казалось бы, коньки. Что тут может быть секретного? А вот поди ж ты. Автоматическая реакция.

Подчинённые этого начальника были вполне адекватные. Сначала они мне показывали, как, собственно, работать на их Оже-спектрометре, потом я делился наработками по улучшению разрешения и калибровке. У них были какие-то ещё дела, так что они предоставили прибор мне на большую часть времени. Бывали дни, когда в комнате вообще больше не было никого, не только на этом приборе, но и вообще.

Комната была устроена для минимизации пыли в воздухе так. Пол и потолок у неё были в мелких дырочках, и постоянно работала вытяжка. Из-под пола воздух входил в комнату, а в потолок уходил. Не знаю, почему считалось, что при этом не полезет в воздух пыль с обуви. Хотя и переобувались в тапочки, но не пластиковые, скажем, какие-нибудь. Шлюзоваться, правда, как при входе в беспылевую зону в ИПТМ, было не надо, но для переодевания в халат и тапочки, и ещё нейлоновую шапочку, было отдельное помещение с металлическими шкафчиками. Халаты эти синтетические в сухую погоду жутко электризовались. В результате взявшись за ручку дверцы шкафчика при уходе с работы, получаешь неслабый удар током. Даже при ярком освещении видно проскакивающую искру, и укол получается довольно болезненный. И встряска неслабая. Не помню никаких мер против электризации одежды, а ведь можно такой искрой и точный прибор попортить, и что-то горючее воспламенить. В той же комнате, что и Оже, были вытяжные шкафы для работы с чем-то, чем лучше не дышать… Сначала я просто старался прикоснуться порезче, чтобы был короче момент, когда искре приходится проскакивать через значительный воздушный промежуток. Но вскоре придумал против искры от шкафчика применять ключ от этого же шкафчика. Надо сжать его в пальцах как можно плотнее и им прикоснуться. Да собственно, так и так в замок вставлять. Но надо до того, как браться за ручку. Искра всё равно проскакивает, но попадает в ключ, а он распределяет ток по всей площади контакта с пальцами. Получается не резкий укол, а так, небольшая встряска всего организма. Можно пренебречь. Витя тоже вспоминает, как страдал от электрического укола, после перемотки перфоленты. Он придумал бить ладонью, точнее основанием большого пальца, по металлическому шкафу. Кроме психологического облегчения, от того что бьешь и гремишь, было и реальное сокращение времени, в течение которого разряд растекается травмирующим образом через площадку малой площади на поверхности тела, такую как кончик выпуклой подушечки пальца.

Проект здания для института взяли какой-то южный, не особо приспособленный для нашего климата. Большие окна с плохой изоляцией, кажется, даже одинарные, а не двойные стёкла, мало того, между этажами с помещениями для людей ещё дополнительные технические этажи, где продвигаться можно только на четвереньках и проложены все коммуникации, и они ещё хуже изолированы и не отапливаются. Да и вообще отопление если и было, то сильно недостаточное. Зимой работать можно было только в шубе. А при слишком сильных холодах замерзали коммуникации с водой. Всё оборудование, которому нужна вода, не работало. В шубе я работал один, больше там никто таким энтузиазмом не отличался. А мне были очень интересны получаемые результаты.

Ещё было время и летом, когда я остался там на неделю или две один в большой комнате. Это вышло так. За уличной стенкой был узкий длинный балкон, тоже технический, с коммуникациями, в т.ч. там стояли баллоны с разными технологическими газами. Что-то там зашипело и повалил густой белый дым или туман, от которого жгло