Держись от меня подальше - Рида Сукре

Егор себе в этот момент напоминал сто тысяч маньяков, при этом каждый из которых был маньяком в своей профессиональной области, однако, ругаться он не стал, хоть и буркнул, что «доделанный», и припомнив похотливые речи Фила, вновь включил рыцаря, подняв её на руки. От подобного злодейского действа Леся потеряла дар речи и даже на вопросительный взгляд Мартина, консьержа, толком ответить не смогла, пробурчав себе под нос что-то маловразумительное. Мартин дураком не был и верно рассудил намерения парочки, так что вызвал им лифт и удалился восвояси.

На своём этаже им встретились только близняшки Ева и Ава, соседки из квартиры напротив, которые уже полчаса пытались вскрыть замок своей двери. Обе были немного пьяны, и только что вернулись из клуба. Егор героически спас двух юных дев, сокурсниц Леси и Лены, которым родители за отличную учёбу купили квартиру. Только они не учли (то есть заранее схитрили) того, что девчонки учатся в другом городе, по гениальному плану родителей близняшек после окончания архитектурной академии должны были вернуться в родной город хотя бы из-за классной квартиры. Обо всём этом они поведали Егору, пока Леся недовольно подпирала косяк своей двери и мысленно выдумывала способы казни двух «рыжих хитророжих лисиц».

Весь романтический настрой развеялся со скоростью ветра, и даже вторичное поднятие на руки не посодействовало его восстановлению. Переступив порог дома, как только тело покалеченной девушки было опущено на софу, Леся вновь взвыла о больнючей ступне, вновь обвинила во всем Егора, повесив на него все преступления века (и это ещё без отягчающих), затем ещё больше начала верещать, когда после осмотра Егор заверил её, что это просто ушиб и небольшое растяжение, и расстроившись, ускакала на одной ноге принимать душ.

В это время Егор, подавленный и расстроенный сущностью бытия, набрёл на кровать, свалился на неё, уставший до безобразия, и тут же вырубился, проснувшись лишь после обеда. Он ещё некоторое время провалялся, пытаясь осмыслить, что это не его комната, затем вспомнил события прошлой ночи, вскочил и принялся названивать сестрёнкам.

Сначала набрал Ленку, но вдруг осознал, что не знает, что ей сказать, и тут же скинул, не дождавшись и первого гудка. Его радовало, что она не встречается с Оливером, факт, что она имеет отношения с другим братом, его тоже не особо радовал. Если у неё к нему сильные чувства — что же, это замечательно, но если Охренчик к ней ничего не испытывает, значит его ждёт скорая смерть. Егор, конечно, думал о том, чтобы сказать Шеру об этом в лицо, предупредить и пригрозить, но решил пока не лезть в их отношения. Раз у Ленки хватило благоразумия не начинать встречаться с Олли, значит всё окей, и значит она не безнадёжна. Хотя странно, что Егор частенько видел тачку Оливера в ближайшем радиусе обитания Ленки. Этот вопрос можно было обсудить с самой Леной и поставить себя в идиотское положение ревнивца-братца или же позвонить другой сестрёнке. Теперь становилось очевидным, почему та так старательно ругала Олли — на правах его единственной девушки это смотрелось вполне уместным. Хотя не факт, что единственной, от этого козла можно чего угодно ожидать — у него фанаток больше, чем в подсолнухе семян, и сам он далеко не монах.

С такими мыслями Егор стал звонить Соне, но она трубку не брала: то ли не слышала звонка, то ли игнорировала, опасаясь, что братец решит её линчевать за бесценную услугу — казённые апартаменты и харчи за счёт государства, но тут была больше вина самого Егора, хотя и Сонька была замешана. Скорее всего, она «прочухала» ситуацию (в их городе новости имеют свойство быстро облетать округу) и решила переждать, пока брат успокоится и передумает устраивать её смертоубийство. Глупая, он, как взрослый уравновешенный человек, не стал бы строить гильотину и проверять остроту лезвий на сестричке, для этого есть более подходящий кандидат.

Егор злобненько усмехнулся, потерев ладони друг о дружку, растянулся на широкой двуспальной кровати с ортопедическим матрасом и потянулся, рассматривая обстановку. Она как-то не вязалась с натурой Леси — всё было слишком правильным и выдержанным в одном стиле, стиле хай-тек — всего по минимуму. Скучно даже. Единственным разбавлением унылой комнаты был лишь валяющийся на полу розовый нетбук (такой же у его сестрёнки). Недолго думая, Егор попытался связаться в сети с Соней, вновь безрезультатно. Ещё покопался в памяти, заценил фотки с последнего отдыха на островах, где девушка щеголяла в самых разнообразных купальниках, больше открывающих, чем скрывающих; нашёл папку с фотографиями какого-то очкастого хмыря, который якобы являлся Лесиным женишком, отфотошопил ему несколько фоток в особо не щадящем режиме, похвалил себя за сообразительность и полёт фантазии и отправился искать хозяйку «Медной горы», которую вскоре обнаружил в зале на диване.

Леся, в отличие от «бесчувственного чурбана», всю ночь не спала, лишь под утро её сморил сон и она, отзвонившись на работу, что приболела, прикорнула на диване, проснувшись к обеду. Проведав Егора и убедившись, что тот и не думает просыпаться, вновь сходила душ и, не желая облачаться в халат, нацепила дорогую мужскую рубашку известного бренда, которую скоммуниздила «на радостях» из химчистки после того, как её оттуда уволили после первой и последней в жизни смены.

Теперь она сидела на диване и раздумывала будить или не будить незваного гостя, когда он сам выполз из комнаты с восторженным взглядом взирая на Лесю.

— Почему же ты такая распрекрасная? — выдохнул Егор, уже в который раз не переставая удивляться красоте темноволосой девушки.

— Это мой дар и моё проклятье, — высоко-патетичным голосом вещала Леся. Комплименты на неё действовали оживляюще, как разряд тока на человека в глубоком обмороке. Поэтому она взметнулась вверх и, стоя на диване и крутясь перед зеркалом, занимающим полстены над спинкой расположенного по фэн-шую предмета мебели, на котором, судя по анекдоту, и валяются настоящие мужики, ну, те, которые на дороге не валяются, выставила на обозрение свои нагие модельные ноги для одного из представителей этого сорта мужчин.

Егор, любуясь точёными ножками, хорошо транслируемыми от бедра из-под накинутой мужской рубашки, на которую капала вода с мокрых волос Олеси (она только вышла из душа), и, вспомнив брошенную ею киношную фразу, на её пламенное признание лишь рассмеялся:

— Тоже мне Человек-паук.

— Эй, я серьёзно! — возмутилась девушка, которую только что оскорбили, но в мозгу её щёлкнуло, как это обычно бывает, и она сменила тему, зацепившись за его фразу: — А ты, значит, любишь