Хвак - О`Санчес

И действительно, Хваку спалось чудесно, тем более, что на сытый желудок, и, вдобавок, с таким человеком познакомился! Воистину жизнь полна чудес и счастья!

– Хватит, хватит потягиваться! Сейчас нафы с цуцырями прибегут любопытствовать на твои завывания!

Хвак тут же вскочил и с виноватым видом взялся вытряхивать сор и пыль из грубого своего одеяла… откуда столько набилось…

– Тут это… зола… Я нечаянно…

– Не беда, на ближайшем постое отстирают. Ты сам-то хоть умывался? Нет? Тогда тебе повезло: пока наберешь сушняка для костра – опять в пыли изваляешься, опять чиститься бы пришлось. Понял намек? Стой! Дров самую малость неси, одну охапку. Руки и лицо ополоснешь там, где я ополаскивал, отнюдь не там, где мы воду черпали, понял?

– Да.

– Вперед, а я пока утреннюю трапезу сварганю.

Если Хвак и рассчитывал на обильный завтрак, под стать вчерашнему обеду, то внешне он ничем не выдал своего разочарования, ибо понимал: невежливо и неблагодарно будет даже взглядом упрекать человека, сделавшего для него столько хорошего, причем безо всякой корысти… И ящерки упитанные ему попались… жаль, что хлеб они еще вчера подъели весь, до последней крошки. Ладно, под густой отвар и без хлеба очень даже душевно… вкусные ящерки… Две и одна – три. Да вчера три – всего… шесть!..

– Чего? Отвар как отвар. То есть это… ну… вкусный! Я бы еще немножко… Можно?

Снег даже прищурился, простым и магическим зрением силясь различить в Хваковых словах ложь и насмешку… Да нет же! Простец, хотя и не дурак, что думает, то и вслух говорит!

– Можно, лей еще. Понимаешь, считанные разы в моей жизни попадались люди, кто не кривя душой хвалил бы мой отвар. То что он полезный – за это я ручаюсь, ибо лет тридцать выстраивал его состав, травинка к травинке, но вот насчет вкуса… Ты после меня третий, кто пьет и рожу не кривит. Хотя и он однажды не выдержал…

– Вкусный отвар. Такой… веселенький у него вкус. Аж вдоль спины пробирает! А второй кто?

– А… не важно, бородач один. Вот он запросто пьет, хоть уксус ему лей. Тот же самый, кто перец только в церапках любит… Но по нему даже я не в силах разобрать, когда он лжет, когда правду говорит… На всякий случай, я считаю, что он всегда врет… Сам не знаю – с чего я о нем завспоминал… Может, потому, что опять прикоснулся – благодаря тебе, между прочим – к вещам, которые вне моего осознания… Ему любой образ по плечу… Но ты – не он, за это я ручаюсь головою перед любыми богами. Уж это бы я почуял, прокляни меня демоны! Ну, чего глазами хлопаешь, как будто что-то понимаешь? Еще налить?

– Гха… Можно. Он словно как бы сытости придает… ну… отварчик сей.

– А-а, ну да, отвар густой. Утро в полную силу занялось – ты куда сейчас путь держишь?

Хваку очень-очень хотелось сказать, что нет у него никакого пути, что он с превеликой радостью разделит путь со Снегом, и что он готов сто лет хворост носить, лошадь купать и чистить, только бы дальше им вместе путешествовать, вновь и вновь беседуя об умных вещах… Он бы тогда… читать выучился и вообще… Но ведь почтенный Снег ясно ему сказал, что он отшельник, стало быть, один хочет остаться…

– Да… это… вон туда пойду!

– Туда? Я ведь тебе говорил вчера про эти «туда». Почему именно по Пригорьям?

– Ну… зернышко в ту сторону улетело.

– Ах, то, о котором ты так невнятно мычал? Твое дело поступки творить, мое – советы давать. Лично я не готов ко всем этим мечевым и прочим убойным забавам, мне мое умиротворенное состояние дороже спрямленного пути, хотя я тоже намеревался на север. Так что – расстаемся. – Снег вздохнул и очень уж глубок был этот вздох… Как знать, быть может он был несколько глубже, чем заявленная им жажда одиночества?

Хвак покорно кивнул и тоже вздохнул во всю жирную грудь: нет, не хочет Снег, чтобы спутник был при нем…

– Я… тогда пойду?

– А котелок помыть? Шучу! Ступай, любезный Хвак, и да хранят тебя боги в грядущем твоем. Не вздумай ночевать в Пригорьях, ни в коем случае!

– Ладно. А… как отличить… ну, что они уже закончились?

– Хм… Во-первых… по постоялым дворам. А до этого – конский навоз на дорогах. Если он лежит не очень свежий – значит, Пригорья уже позади, закончились, потому как в Пригорьях все хоть сколько-нибудь живое не залеживается, включая конские яблоки, пожирается немедленно. Ты впервые туда заходишь?

– Н-не знаю, наверное.

– Жив будешь – научишься отличать, но лучше обойди.

И вдруг заупрямился Хвак мыслями и душой: нет, он прямо! Уж ежели не дано ему счастья бок о бок с Вишенкой, со Снегом, то тогда он пойдет зернышко летучее искать, вот и всё! И никакие стрекозки, и никто ему не советчик!

Хвак низко поклонился Снегу и развернулся, чтобы пойти прочь, один по дороге…

– Погоди.

Хвак, не веря своему счастью развернулся, но… напрасно он надеялся: Снег не передумал и вовсе не предлагает ему остаться в спутниках…

– Дай-ка мне полюбопытствовать на оружие твое?

Хвак безропотно вынул из петли секиру, протянул ее Снегу, а тот, не глядя, размахнулся и зашвырнул ее далеко за камни.

– Это не секира, это нафьи сопли. На, возьми мою. По крайней мере, сталь здесь добрая, а секиру я сам ковал. Бери, бери, мне она уже тяжеловата, а тебе вполне. Погоди…

Снег отвел назад руку с почти уже подаренной секирой и пальцем поманил Хвака за собой, к двум лиственным сушинам, каждая толщиною в его ногу.

– Смотри внимательно! Можешь так? – Снег выписал рукою по воздуху какую-то странную загогулину и обрушил секиру на сухое дерево, на уровне груди. Раздался негромкий треск и древесный ствол, словно бы соскочив с невысокого пня, повалился в кусты. – Какое дерево проще рубить – сухое, или живое?

– Сухое труднее, понятное дело. – Хвак ухмыльнулся простому вопросу: уж чего-чего, а топором он вдоволь помахал, дрова на каждую зиму заготавливая…

– Держи. Попробуй срубить соседнее.

– Кхы… – Хвак примерился и ударил как привык, на уровне мотни порточной: ниже обычно гниль, а выше – лишняя древесина на пне остается. Бил он без затей и вывертов, но секира насквозь разнесла твердейшую сушину, да еще едва из руки не выскочила! Очень уж острая и пробойная оказалась! Во все стороны брызнули щепки и лохмотья сухой коры.

– Да-а… Сил в тебе полно. А вот ум придется копить. Секира, дружище Хвак, это тебе не топор и тем паче не колун, это подлинное боевое оружие… А ты что умудрил? Ведь едва из руки не выпустил!

– Это… я нечаянно… Я теперь понял как надо!

– Понял??? Ну-ка, уполовинь пень, который после меня остался, посмотрим, чего ты там понял.

– Кха… – Хвак перехватил секиру в правую руку – чтобы удобнее было ко пню примериться – крутанул им, подражая Снегу, но разбег секиры уже попридержал, соразмеряя силу удара… Верх перерубленного пня слетел почти беззвучно, почти без щепок.