Личный враг императора - Владимир Свержин

– Сами видели?

– Так точно. Не корпус, одно название, исход из земель египетских. Одеты кто во что, обуты и того хуже, с лица все осунулись, пушек раз-два и обчелся, кавалерии почти нет, не маршируют вовсе, а так, бредут. А дорога-то после оттепели сперва раскисла, а потом опять подмерзла. Так что этакую колонну терзай – не хочу.

– Вот и хорошо. – Я улыбнулся доброй вести. – Вот только терзать француза мы сейчас не будем. Мы его подкармливать станем, чтоб резвее шел.

– Это отчего вдруг? – опешил нарочный и осекся: – Простите, ваше благородие, глупое спросил.

Я кивнул и повернулся к Ротбауэру, флегматично покуривающему свою неизменную трубку.

– Ну что ж, Рольф, самое время почувствовать себя воинами Великой армии. Надевайте мундиры. И вот еще что: загрузите-ка пару возов мукой и мясом.

– Вы что же это, серьезно?

Ротбауэр, буде у него такая возможность, непременно измерил бы мне пульс, температуру, а заодно и поинтересовался бы, не съел ли я на ночь чего дурного.

– Серьезно, серьезно, – кивнул я. – И вот еще что, – я смерил взглядом его, а заодно и прочих моих иноземцев, – у вас есть полчаса, чтобы привести себя в порядок. Вы должны напоминать образцовых солдат, а не разбойников с большой дороги. Мы все же отправляемся на встречу с принцем, осунувшихся небритых морд ему и вокруг хватает. Как говорят в России, встречают по одежке, а уж как провожают непрошеных гостей, вы и сами видите.

Спустя полтора часа сани, запряженные тройками свежих рысаков, вылетели с раздолбанного проселка на тракт, сопровождаемые крошечным отрядом опрятно одетых и снаряженных по форме солдат Великой армии. Шедшие в передовом охранении италийцы ринулись было к саням, груженным снедью, чтобы провести немедленную экспроприацию, но тут из-под вздернутой наземь дерюжины прямо в лица им глянул совиный глаз орудия, установленного на третьем возе.

– Еще один шаг, и на обед у вас будет горячая картечь с пороховым дымом, – пообещал соотечественникам Гастоне Маркетти. – Пошлите человека к его высочеству, сообщите, что прибыл лейтенант Пшимановский и настоятельно просит его принять.

Ледяной пронизывающий ветер заставлял солдат и офицеров кутаться в то, что удавалось добыть по дороге: крестьянские армяки, барские шубы, дырявые армейские плащи и шинели. Снег то и дело срывался с низких серых туч и, будто воюя на стороне русских, валил, силясь залепить лицо, запорошить глаза и нос. Несмотря на буйство стихии, маршал Богарне продолжал оставаться в седле, с упорством истинного полководца демонстрируя поредевшему корпусу образец несгибаемого мужества.

– Лейтенант? – увидев меня, проговорил он, сметая с бровей и ресниц налипший снег. – Вот не ожидал увидеть вас здесь!

– Отчего же? – удивленно спросил я. – Разве в исполнении обещаний есть что-то небывалое?

– Вы и так исполнили все, о чем говорили: переправа через Вопь и дорога до самого Смоленска были относительно безопасны. Если, конечно, не считать всего этого. – Он обвел рукой заметенный снегом лес, увешанные сосульками ветви деревьев и окоченевшие трупы на обочине дороги.

– Уж извините, но не в моих силах отменить морозы или остановить снег, но я доставил вам продовольствие и несколько тулупов.

Глаза маршала радостно вспыхнули, и мне даже показалось, что я услышал, как заурчало у него в животе. Но в ту же секунду он взял, да что там, схватил себя в руки и без жалости пресек естественный для всякого голодного человека порыв.

– Я весьма благодарен вам, лейтенант! Окажите любезность, передайте одежду и снедь в госпиталь, там они нужнее.

– С вашего позволения, мой принц, я все же вынужден настаивать, чтобы часть еды вы все же оставили себе.

– Я не могу, не должен этого делать.

– Напротив, обязаны. Что толку от самого могучего тела, если оно лишено головы? А с толковой головой и самое ослабленное тело имеет шанс выжить.

Богарне невольно улыбнулся моим словам.

– В конце концов, – продолжил я, – разве вам не был обещан благополучный исход из России и возвращение во Францию? Не станете же вы покушаться на мою честь, мешать осуществить данное слово?

Маршал печально кивнул.

– Стало быть, теперь вы что-то вроде моего ангела-хранителя?

– Боюсь, что в Великой армии не предусмотрена такая должность.

– Так и есть. Что ж, весьма благодарен вам за щедрые дары, прошу вас, присоединяйтесь, я с интересом послушаю ваши новые предзнаменования, прежние сбылись с удручающей точностью.

Я повернул коня и пристроился рядом с принцем.

– Итак, мой дорогой «месье Ленорман», что ждет нас впереди?

– Как говорят в России, у меня есть две новости, хорошая и плохая. Впрочем, хорошую я уже вам сообщал: вы останетесь живы. Плохая: из всего корпуса из России уйдет менее трех тысяч человек. Из них вам удастся собрать чуть больше тысячи, которые сохранят хотя бы условную боеспособность. Генералы будут командовать взводами и старшие офицеры занимать место в строю с ружьем в руках вместо выбывших солдат. Такова правда, она неприятна, но, зная ее, вы можете предпринимать зависящие от вас шаги. Впрочем, пока что от вас зависит немногое.

– Что же?

– Спасение тех, кто вам поверил. И вынесение горького, но столь необходимого урока из этой ужасной кампании.

Принц Эжен промолчал, вновь смахнул налипающий на лицо снег. Мы остановились на обочине, несколько адъютантов и десяток отощавших драгун королевы на изможденных конях составляли личный эскорт вице-короля Италии. Богарне смотрел, не отрываясь, на проходящие мимо остатки или же, вернее сказать, тени полков.

Устало поднимая головы, солдаты нестройно и все же явно от души приветствовали своего повелителя, и тот в величественном молчании приветствовал их, давая увидеть всем и каждому, что их генерал здесь, с ними, и не оставит их в столь трудный час.

– А что, лейтенант, – наконец прервал он молчание, – вы, как я понимаю, обшарили всю округу в поисках продовольствия?

– Так и есть, – не покривив душой, подтвердил я.

– Не доводилось ли вам слышать о местонахождении известного душегуба и разбойника, именующего себя князем Трубецким?

Я чуть было не возмутился, что это еще за «именующего»?! Но в зрелом размышлении был вынужден согласиться с подобной формулировкой.

– Как же, наслышан. У поляков, как известно, к сему принцу отдельный счет.

– Да, так и есть, – настраиваясь слушать, кивнул вице-король. – История с похищенной шляхтинкой… И что же слышно о нем?

– Могу сказать одно: он здесь где-то поблизости и как обычно атакует, когда его не ждут.

– Все верно. Внезапен и безжалостен подобно нильскому крокодилу. Слышали, нынче он пожег деревню? Тамошний староста согласился за вознаграждение собрать провиант для французской армии, он спозаранку атаковал поселение, истребил отряд фуражиров, а заодно и крестьян, имевшихся на тот час в своих домах. Собственных же соотечественников! Воистину кровавое чудовище!

Чтобы скрыть удивление, я жестко прищурил глаза и сжал зубы. Кто бы ни был сей разбойник, каков подлец – прикрываться моей пусть и недоброй, но все же славой для своих мерзких делишек! Уж каким бы кровожадным нильским крокодилом я ни был, а все же предавать смерти и без того жизнью забитых крестьян, вся вина которых состояла в том, что, оказавшись на пути движения армии, они не хотели умирать, – гнусное злодейство! Да и, если подумать здраво, к чему бы, к чему убивать крестьян?! Разве что, – эта мысль обожгла меня, будто струя кипятка, – разве что крестьяне знали того, кто совершил налет. Возможно, это был кто-то из местных. Возможно, из помещиков и, быть может, даже из русских офицеров. Отставных или отставших от армии, но определенно из знающих службу…

– Ваше высочество, – наконец совладав с обуревавшим меня негодованием, проговорил я, – откуда стало известно, что этот налет, это отвратительное преступление совершил князь Трубецкой, а не казаки Платова или же партизаны того же Дениса Давыдова?

– И вам тоже представляется несообразным княжеский титул и столь гнусные действия?

– Как может быть иначе?!

– У нас в прежние времена, в лесах Вандеи, вполне себе подобное случалось. Он, поверьте, это он. Даже если бы имелись сомнения, князь как обычно пощадил одного из фуражиров и прислал его с приветом моему отчиму. Тому повезло столкнуться с нашим передовым разъездом.

– Ваше высочество, – я выдержал паузу, как подобает при серьезных ответственных предложениях, от которых подчас зависит и сама жизнь, – я был бы весьма благодарен вам, когда б вы дали мне документ, превращающий мой сводный отряд в ваш личный корволант для поисков и уничтожения сего преступника, попирающего законы как мира, так и войны.

– Вы что же, лейтенант, ищете смерти? – резко оборвал меня Богарне.

– Никак нет. Но Александра, та девушка… – я запнулся, не зная, как охарактеризовать любимую.