Грядущая раса - Эдвард Бульвер-Литтон

Таэ не отвечалъ мне сразу. Онъ, повидимому, испытывалъ безпокойство и какъ будто подъискивалъ слова, чтобы сообщить мне непрiятное известiе. Наконецъ, онъ сказалъ: "никто изъ Врилья не боится смерти: - а ты?"

"Ужасъ смерти свойственъ всей моей расе. Мы можемъ побороть его подъ влiянiемъ чувства долга, чести, или любви. Мы можемъ умереть за правду, за родину, за техъ, которые намъ дороже себя. Но если смерть действительно угрожаетъ мне, то где же здесь те причины, которыя могли-бы победить этотъ естественный ужасъ человека, при наступленiи того роковаго момента, когда тело отделяется отъ души".

Таэ посмотрелъ на меня съ изумленiемъ: но глаза его светились нежностью, когда онъ отвечалъ: - "я передамъ твои слова моему отцу. Я буду молить его - пощадить твою жизнь ".

"Значитъ, онъ уже решилъ уничтожить ее?"

"Въ этомъ виновато безумiе моей сестры", произнесъ Таэ съ некоторымъ раздраженiемъ. "Она говорила съ нимъ сегодня утромъ; после этого онъ позвалъ меня, какъ старшаго изъ детей, которымъ поручено истребленiе всего, что грозитъ общественному благу, и сказалъ: - "Таэ, возьми твой жезлъ вриля и найди дорогаго тебе чужестранца. Смерть его должна быть легкая и быстрая".

"И ты!" воскликнулъ и, отпрянувъ съ ужасомъ отъ ребенка, "и ты предательски заманилъ меня на прогулку, съ целью убiйства? Я не въ силахъ поверить этому. Я не считаю тебя способнымъ на такое ужасное пребтупленiе".

"Истребить то, что вредитъ обществу, - не преступленiе. Вотъ было-бы престуллелiемъ - убить какое нибудь безвредное насекомое".

"Если ты этимъ хочешь сказать, что я угрожаю обществу, потому что твоя сестра оказываетъ мне такого-же рода предпочтенiе, какъ ребенокъ, увлекающей его игрушке, - то еще нетъ надобности изъ за этого убивать меня. Дай мне возможность возвратиться къ моему народу темъ-же путемъ, по которому я спустился къ вамъ; ты можешь теперь-же пособить мне въ этомъ. тебе стоитъ только подняться на твоихъ крыльяхъ въ разщелину и укрепить къ выступу скалы конецъ той самой веревки, которую ты здесь нашелъ и которая вероятно у васъ сохранилась. Сделай только это; пособи мне добраться до того места, откуда я спустился; и вы более не увидите меня, какъ будто я никогда не существовалъ".

"Разщелина по которой ты спустился? Взгляни на верхъ; мы какъ разъ стоимъ подъ темъ самымъ местомъ, где она была. Что-же ты видишь? Одну сплошную скалу. Она была уничтожена по распоряженiю Афъ-Лина, какъ только онъ узналъ отъ тебя о природе покинутаго тобою мiра. Ты помнишь, когда Зи воспретила мне всякiе разспросы о тебе самомъ и о твоемъ племени? Въ тотъ-же день Афъ-Линъ сказалъ мне: "между родиной чужестранца и нами не должно быть никакого сообщенiя, иначе все то горе и зло, которыми полна эта страна, проникнутъ къ намъ. Возьми съ собою другихъ детей и громите вашими жезлами сводъ пещеры, пока осколки камня не заполнятъ малейшей трещины".

При последнихъ словахъ, произнесенныхъ ребенкомъ, я бросиль отчаянный взглядъ на сводъ пещеры. Предо мною подымались громадныя гранитныя массы, носившiя еще следы расколовъ; отъ основанiя до верху - одинъ сплошной каменный сводъ, безъ признаковъ малейшей щели или отверстiя.

"Последняя надежда пропала", прошепталъ я, опускаясь на землю, "и я более не увижу солнца". Я закрылъ лицо руками и сталъ молиться Тому, чье присутствiе я такъ часто забывалъ среди Его творенiй. Теперь я сознавалъ Его и въ недрахъ земли. Наконецъ, я поднялъ голову... молитва успокоила меня... и я сказалъ ребенку: - "Если тебе велено убить меня, я готовъ... рази!"

Таэ тихо покачалъ головою. "Нетъ", сказалъ онъ, "решенiе моего отца не безповоротно. Я буду говоритъ съ нимъ и, можетъ быть, мне удастся тебя спасти. Мне странно видеть, что ты боишься смерти; мы думали, что это только инстинктъ низшихъ созданiй, которыя лишены сознанiя о другой жизни. Самый маленькiй ребенокъ между нами не знаетъ такого страха. Скажи мне, мой дорогой Тишъ, продолжалъ онъ, после минутнаго молчанiя, - будетъ-ли для тебя легче переходъ отъ этой жизни въ другую, если я буду сопутствовать тебе? Если это такъ, то я спрошу отца - разрешается-ли мне следовать за тобою. Когда я выросту, мне предстоитъ вместе съ другими эмигрировать въ новую неизвестную страну, я готовъ теперь-же уйти съ тобой въ неизвестныя страны другого мiра. Всеблагой присутствуетъ и тамъ. Где Его нетъ?".

"Дитя", сказалъ я, увидевъ по его лицу, что онъ говоритъ серьезно, "убивая меня, ты делаешь преступленiе; я сделаю не меньшее, если скажу, "убей себя". Всеблагой даетъ намъ жизнь и Самъ отнимаетъ ее, когда приходитъ время. Теперь вернемся назадъ. Если отецъ твой останется при своемъ решенiи, постарайся заранее предупредить меня, чтобы я могъ приготовиться къ смерти".

На обратномъ пути въ городъ разговоръ нашъ часто прерывался. Мы не въ состоянiи были понимать другъ друга; идя рядомъ съ этимъ прелестнымъ ребенкомъ съ его мягкимъ голосомъ и чуднымъ лицомъ, я все-таки не могъ подавить въ себе впечатленiя, что я направляюсь къ месту казни съ своимъ палачемъ.

XXVIII.

Среди ночи, или техъ часовъ, которые посвящены отдыху у Врилья, въ то время, какъ я только что сталъ забываться во сне, меня разбудило прикосновенiе чьей то руки къ моему плечу; я проснулся, и увиделъ Зи, стоявшую около моей кровати.

"Тише", прошептала она, "никто не долженъ слышать насъ. Неужели ты думаешь, что я перестала заботиться о твоей безопасности, потому что ты не отвечалъ на мою любовь? Я видела Таэ. Онъ не имелъ успеха у своего отца, который ранее (какъ всегда онъ делаетъ въ затруднительныхъ случаяхъ) совещался съ тремя членами ученой коллегiи и, по ихъ совету, приговорилъ тебя къ смерти съ наступленiемъ дня. Я спасу тебя. Вставай и одевайся".

Она указала да столъ около кровати, где лежало то платье, которое было на мне при спуске въ подземный мiръ и которое я потомъ заменилъ более живописнымъ костюмомъ Врилья. Пока я одевался, полный невыразимаго удивленiя, она стояла на балконе. Когда я присоединился къ ней, она взяла меня за руку и сказала тихимъ голосомъ: "Видишь, какъ благодаря искусству Врилья, сiяетъ обитаемый ими мiръ. Завтра онъ будетъ полонъ одного мрака для меня". Потомъ, недожидаясь моего ответа, она повела меня изъ моей комнаты въ корридоръ, откуда мы спустились въ выходной залъ. Мы шли по опустелымъ улицамъ и скоро достигли той большой дороги, которая извивалась у подножiя горъ. Здесь, где не существуетъ ни дня, ни ночи, эти тихiе часы полны особой торжественности: въ этомъ громадномъ пространстве, освещенномъ искусствомъ человека, не было заметно малейшаго признака человеческой жизни. Какъ ни тихо ступали мы, звукъ нашихъ шаговъ непрiятно поражалъ мой слухъ: онъ былъ дисгармонiей съ окружающей насъ тишиной. Я решилъ въ своемъ уме, что Зи хочетъ содействовать къ моему возвращенiю на поверхность земли и что мы идемъ къ тому месту, откуда я къ нимъ спускался. Молчанiе ея действовало заразительно и на меня. Въ полной тишине мы подошли къ месту бывшей разщелины въ скале. Она была возобновлена, хотя уже представляла теперь другой видъ; въ громадномъ каменномъ своде, подъ которымъ я недавно стоялъ съ Таэ, было пробито новое отверстiе, обугленныя бока котораго местами еще дымились и сверкали искрами. Но зренiю моему была доступна только небольшая часть этой громадной, зiявшей мракомъ, пустоты, и я не могъ себе представить, какимъ способомъ я могу совершить этотъ ужасный подъемъ.

Зи угадала мои мысли. "Не бойся", сказала она съ тихой улыбкой, "твое возвращенiе обезпечено. Съ самаго наступленiя тихихъ часовъ, когда все погрузилось въ сонъ, я начала эту работу: будь уверенъ, что я не оставила ее, пока не былъ открытъ тебе свободный путь въ верхнiй мiръ. Я еще пробуду съ тобой несколько времени. Мы не разстанемся, пока ты не скажешь: "иди, ты мне не нужна более".

Я былъ тронутъ до глубины сердца этими словами. "О! если-бъ мы были съ тобой одного племени", воскликнулъ я, "никогда не сказалъ-бы я: "ты мне не нужна более!"

"Я благословляю тебя за эти слова и я буду помнить ихъ, когда мы разстанемся", сказала съ нежностью Гай.

Въ то время какъ мы обменивались этими словами, Зи стояла отвернувшись отъ меня, и голова ея была опущена на грудь. Теперь она остановилась предо мной, выпрямившись во весь ростъ. Она зажгла прикосновенiемъ жезла вриля дiадему съ опалами, бывшую на ея голове, и она сiяла теперь, какъ звездная корона. Не только ея лицо и фигура, но и все пространство вокругъ нея были освещены блестящими лучами, исходившими отъ этой дiадемы.

"Теперь", сказала она, "обойми меня... въ первый и въ последнiй разъ. Вотъ такъ; держись за меня крепко и не бойся".

При этихъ словахъ, громадныя крылья раскрылись, грудь ея расширилась, и, крепко обнявъ ее, я сталъ подыматься въ этой ужасной пропасти. Ровно, спокойно, окруженная яснымъ сiянiемъ, - подобно ангелу, уносившему изъ могилы въ своихъ объятiяхъ человеческую душу, летела Гай, наконецъ, до меня стали доносится слабые звуки человеческихъ голосовъ и человеческаго труда. Мы остановились въ одной изъ галлерей рудника; вдали, въ наполнявшемъ ее мраке, слабо мерцали лампы рудокоповъ. Тутъ я опустилъ мои руки. Гай нежно поцеловала меня въ лобъ и сказала, въ то время, какъ слезы выступили у нея на глазахъ: - "прощай навсегда. Ты не захотелъ, чтобы я последовала въ твой мiръ; тебе нельзя было остаться въ моемъ. Къ тому времени, какъ проснется нашъ домъ, эти скалы сомкнутся опять; я более не открою ихъ... можетъ такъ оне и останутся... на множество вековъ. Думай иногда обо мне. Когда кончится эта краткая жизнь, я буду ждать встречи съ тобой".