История военно-окружной системы в России. 1862–1918 - Николай Ковалевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько лучше обстояли дела с полевой артиллерией, которая к концу 1869 г. почти вся была перевооружена бронзовыми, медными и стальными нарезными 9– и 4-фунтовыми пушками, заряжаемыми с казенной части[192]. Отмечая активную работу русских ученых-артиллеристов, Д.А. Милютин с удовлетворением отмечал, что «Пруссия и Бельгия заказывают для себя орудия на заводе Круппа, по нашим русским чертежам»[193]. Благодаря усилиям конструкторов и металлургов отечественное пушечное производство освоило выпуск для войск бронзовых нарезных орудий улучшенного качества. Вместе с тем ввиду недостаточных мощностей русской сталелитейной промышленности заказы на стальные пушки по преимуществу выполнялись в Германии. Эту проблему предстояло решить. Во всей артиллерии активно шла работа по замене деревянных лафетов орудий железными. Проблемой оставалось ускорение перевооружения крепостной и береговой артиллерии орудиями большого калибра.
До конца 1860-х гг. мало изменилась система обучения войск. Это было связано как с живучими традициями плац-парадной муштры, так и со все еще невысоким качеством «солдатской массы», в основном состоявшей из недавних крепостных крестьян. Д. А. Милютин отмечал, что и сам Александр II, «радуясь успехам войск в настоящем тактическом образовании, в то же время, однако ж, требовал и строгого соблюдения стройности и равнения на церемониальном марше… Одно какое-нибудь замечание государя за недостаточно «чистое равнение» парализовало все старания придать обучению войск новый характер»[194].
Упор на строевую подтянутость и «единообразие действий», что, как правило, находилось в центре внимания при инспектировании войск округов, мало отвечал серьезным изменениям в вооружении войск и в военном деле. В Воинском уставе о строевой пехотной службе (часть II), принятом в 1867 г., основное внимание по-прежнему уделялось движениям в сомкнутом строю колонн и каре, единообразию действий при перестроениях и стрельбе, обеспечиваемому строгим выполнением установленных команд и сигналов. В небольшом разделе, посвященном рассыпному строю, не разъяснялись его суть и предназначение, вытекавшие из требований уже не рукопашного, а огневого боя. Не раскрывались и особенности действий цепями под огнем противника, зато подчеркивалось: «Находясь в цепи, как каждый солдат, так и каждый офицер должен следить за тем, что делается у противника, и в то же время – за командами своего начальника и за сигналами»[195]. В Воинском уставе о строевой кавалерийской службе (часть II), принятом в 1869 г., атака в рассыпном строю предусматривалась лишь «для преследования разбитого неприятеля и для атаки неприятельских пушек»[196].
Несколько больше внимания действиям в рассыпном строю и цепях было уделено в Воинском уставе о строевой пехотной службе (часть I) 1869 г. В нем указывалось, что основная цель рассыпного строя заключается в том, «чтобы доставить людям удобство для огнестрельного действия»[197]. Подчеркивалось: «В рассыпном строю все зависит от личной сметливости людей; поэтому и при обучении ему следует более предоставлять людей самим себе, не увлекаясь мелочными требованиями»[198]. Устав содержал краткие общие рекомендации по обучению действиям в цепи и в ее звеньях, которых, конечно, было недостаточно. Вообще в практике повседневной учебы в военных округах обучение рассыпному строю обычно считалось обязательным лишь для стрелковых батальонов, составлявшие же основу дивизий линейные батальоны по-прежнему, как правило, готовились к штыковому бою сомкнутым строем. Соответственно этому совершенно разным был и уровень стрелковой подготовки солдат стрелковых и линейных батальонов.
Недостаточное внимание в военных округах обучению действиям в огневом бою объяснялось и ссылками многих генералов «старой школы» на то, что именно штыковой бой со времен Петра I, П.А. Румянцева и А.В. Суворова является традиционно сильной стороной русского солдата. Присоединяясь к подобному мнению, военный ученый Р.А. Фадеев писал: «Каждому свой талант. Русский солдат – рукопашный боец, а не стрелок»[199]. Под влиянием такого рутинного взгляда тактико-огневая подготовка во многих дивизиях и округах была запущена.
С учетом опыта Крымской войны 1853–1856 гг. больше внимания стало уделяться обучению пехоты саперному делу и инженерным работам, хотя большая часть офицеров и солдат не проявляла особого рвения в овладении «землекопным искусством». В значительной мере «смотровой характер» носила подготовка артиллеристов. Инспектировавший в 1866 г. артиллерию Варшавского военного округа генерал от артиллерии И.С. Лутковский зафиксировал, что у большинства проверявшихся батарей процент попаданий при стрельбе с расстояний до 500 метров в большую мишень не превышал 40 %, а в малую – 20 %г. Несколько лучшие результаты стрельб при тех же нормативных условиях показали батареи в Московском округе. Следует заметить, что как в данном, так и в других случаях инспекторских проверок артиллерийских частей и подразделений стрельба (называемая «пальбой») производилась в основном с близких расстояний, что, естественно, было удобнее для наблюдения инспектирующих лиц. Но, оглядываясь на инспекционные нормативы, с таких же расстояний артиллеристы учились вести огонь и во время повседневных учебных стрельб.
Важное место в военных преобразованиях занимала проблема комплектования войск округов офицерскими кадрами. Существенные сдвиги в ее решении произошли благодаря реформе военно-учебных заведений, в основном завершенной к концу 1860-х гг. Кроме развития высших военно-учебных заведений (академий), на базе упраздненных (кроме Пажеского и Финляндского) кадетских корпусов были созданы военные училища (три пехотных, кавалерийское, артиллерийское и инженерное) и военные гимназии (в качестве приготовительных для военных училищ), а в округах устроены юнкерские училища. Последние были образованы с целью дать возможность для получения первого офицерского чина для унтер-офицеров, а также рядовых из числа вольноопределяющихся.
Если в военных училищах подготовка будущего офицера производилась в объеме полка, то в юнкерских училищах – в объеме роты. Согласно Положению об юнкерских училищах 1868 г., они непосредственно подчинялись командующим войсками военных округов и лишь в учебном отношении состояли под надзором Главного управления военно-учебных заведений. Училища имели 2-летний срок обучения, отличались строгими порядками в отношении дисциплины и практической направленностью учебы. Наибольшее внимание отводилось тактике (на старшем курсе – 162 часа в год), целый месяц выделялся на практические занятия в поле[200]. Обучавшиеся в юнкерских училищах продолжали числиться в своих частях, куда и возвращались по окончании курса.
Наряду с военными училищами юнкерские стали вторым важным источником пополнения войск достаточно квалифицированными офицерскими кадрами. К 1871 г. насчитывалось 15 юнкерских училищ: пехотные – Петербургское, Московское, Варшавское, Виленское, Рижское, Гельсингфорсское, Чугуевское, Одесское, Казанское и Тифлисское, кавалерийские – Тверское (для кавалерии Виленского, Варшавского и Московского округов) и Елисаветградское[201] (для кавалерии Одесского, Киевского и Харьковского округов), смешанные (пехотно-кавалерийские) – Оренбургское и Ставропольское казачье (последнее – для урядников Кубанского и Терского казачьих войск и юнкеров Кавказской кавалерийской дивизии), а также Новочеркасское казачье юнкерское училище (для урядников Донского и Астраханского казачьих войск).
К этому времени во всех юнкерских училищах насчитывалось 2885 человек[202], причем число юнкерских училищ и количество штатных мест в них непрерывно росли. Это же относилось и к военным прогимназиям – новым учебным заведениям, предназначенным для подготовки к поступлению в юнкерские училища детей офицеров и классных чиновников. К 1871 г. насчитывалось 10 прогимназий со штатом в 3000 воспитанников[203].
Д.А. Милютин считал, что «поднятие нравственного и умственного уровня в массе офицеров мы должны ожидать именно от юнкерских училищ»[204]. Эти училища, писал он, «давали, что могли, – строевых офицеров исправных, надежных для службы, достаточно подготовленных к исполнению своих обязанностей»[205]. Многие из экзаменационных комиссий (они создавались командующими войсками военных округов из лиц, не принадлежавших к военно-учебному ведомству) выражали мнение, что система подготовки офицеров в юнкерских училищах себя оправдывала. Благодаря созданию юнкерских училищ острота вопроса об укомплектовании войск офицерами в мирное время была снижена.