Мистик Томас Свит - Козлов Евгений Александрович

“Однажды весною люди посадили в землю маленькое семечко с черной скорлупой, думая, что из него вырастет нечто неприглядное и бесполезное. Наступило теплое время, сад оброс цветами, овощами, и то семя также дало росток, всего два листочка, никто и не заметил его, все позабыли о том черном семечке. С каждым днем растение росло, впитывая влагу, и вскоре вознеслось над головами людей, будто древо. Из того семени вырос подсолнух. Смотря с высока он возгордился величием своим, приметил, что люди взирают на него подняв голову и дивятся ему, также гордился он тем, что бутон его с желтыми лепестками больше чем у любого другого цветка. Провозгласил подсолнух немедля себя царем всех цветов, и не было ему равных, ведь из скромного семечка он вознесся, и каждый входящий в сад любовался лишь им одним. Поднимал он цвет к солнцу, словно гордый человек с высоко поднятой головой. Но вот, настал последний месяц лета, у всех растений созрели плоды. И возгордился подсолнух пуще прежнего, в сердцевине бутона его созрели семена, десятки и может быть даже сотни. Осмотрелся он вокруг и решил, что ни у кого нет стольких плодов как у него, яблони и груши, и те завидуют ему, а цветы сильно постарели, начали увядать, и здесь не оказалось ему равных. Знали все, что однажды придут в неизвестный час люди и соберут плоды, у кого больше, того прославят, и так как подсолнух имел больше даров, то не сомневался он во славе своей, презирал те дерева, которые росли годами, но плодов с них собиралось столь ничтожно мало. Знали деревья, малыми побегами они пополнят запасы людские, скоро заполнятся хранилища и возблагодарят их люди. Семена в подсолнухе набухли, стали тяжелы, склонил он главу свою. С яблони некоторые плоды падали наземь, и человек мог взять их, либо оставить, ибо истлевши, покроет семя почва, напоит дождь и вырастит новое древо. Подсолнух ждал с нетерпением, когда придут люди и соберут его плоды, но вопреки силе тяготеющей, не склонил он главы златой, тянулся к солнцу, не хотел показать слабость свою. Тогда прилетели птицы небесные и поклевали все семена подсолнуха, не осталось ни одного плода, но надеялся он на то, что люди насытившись, оставят одно семечко, посадят и снова он вырастит в будущей жизни. Так потерял гордый подсолнух все дары свои. Однажды пришли люди собирать урожай, увидели, что подсолнух засох, и птицы поклевали все семена его. Но люди были милостивы, отыскали в траве одно семечко, ибо птицы всегда оставляют одно, словно надежду. Положил человек в мешочек семя с черной скорлупой, дабы следующей весной даровать гордецу еще один шанс. Возрос подсолнух снова следующим летом, осмотрелся по сторонам, и осознал он тогда, что он меньший из всех. И когда настало время собирать плоды, под тяжестью семян он склонился к земле, приклоняясь пред всеми, ибо он был последним из всех. Прилетели вновь птицы, но не увидели его, укрылся он смирением, алчущие не разграбили его, ведь казался он нищим для них”.

Притчу сей сказывал дедушка, иногда, после удачно отменно выполненного заказа, заметив, что прилежание Натаэля не связано со стремлением к обогащению или к достижению высот в мастерстве, нечто иное сковывало неистовый юношеский дух и нрав. Во всей полноте ведая о трагической судьбе мальчика, о ранней потере родителей, дедушка нисколько не удивлялся странностям царивших в поведении юноши, точнее, отсутствие в нем дурных наклонностей к тому, чему он, будучи молодым, не брезговал вопреки здравому суждению и увещеваний старших. Юному часовщику не хватало общения, круг его знакомых был узок, однако он почему-то накрепко закрывшись, будто был доволен сложившейся ситуацией и рад времяпровождению в тесной комнатке сверху донизу увешанной часами. Дедушка искренне надеялся, что внук по истечении нескольких лет образумится, рано или поздно выйдет наружу, открыв свое чистое сердце миру.

Чтобы не вспоминать ошибки в старости, не нужно совершать их в молодости, но дедушка рос иначе, подойдя к преклонным годам, он собрал столько падений, что и не вспомнить их точное количество. Человек он неплохой, просто имея пылкий неугомонный характер, его всё время куда-то швыряло, зачастую в неприличные места и ситуации вон выходящие. Своего внука, безусловно, старик любит, но немного по белому завидует ему, так случается, когда грешник видит чистое непорочное сердце, и начинает корить себя – почему я не такой, чувство самоуничижения доставляет тому некоторое неудобство, потому и зарождаются негативные чувства, появляется желание исправить чье-то незнание порока. Отсюда вытекает следующее желание отправить Натаэля в открытое плавание и посмотреть выстоит ли его незапятнанная репутация, его девственная душа. Однако старче сокрыл те притязания глубоко в себе, предложив молодому человеку самому выбирать дальнейший жизненный путь.

В мастерской витала гармония, порою ломались инструменты, но то были неурядицы, не приносящие особых хлопот. Жизнь текла однообразно и размерено, дедушка с сединой в волосах утопично дремал в кресле, изредка взирая на пришедших клиентов, такое положение бытия его вполне устраивало. Натаэля впрочем, также. Он творил в мыслях, никто не мог выяснить, о чем он размышляет, но мы-то знаем, какой неосязаемый предмет его затрагивает. Его развитие продвигалось, и вскоре он прикоснулся к таинственному времени. Жаль только, он чувствовал, что никогда не постигнет время до конца, если не произойдет нечто одаряемое, что сотрясет его душу, перевернет, и под воздействием неописуемого значимого порыва, он, наконец, прозрит насквозь божественную тайну. Ему необходимо было вдохнуть жизнь в искусственные мысли, всего один толчок и его сердце возобновит некогда утраченный ритм.

Повествование в очередной раз можно с легкостью окончить, но однажды в утренний час, в мастерскую наведался загадочный посетитель. Двери мастерской открыты, старик в благоприятном расположении духа принял очередное поручение с некоторой долей почтительности и трепета. В помещение приема посетителей ветром ворвалась леди в средних летах, она не спешила, просто имела столь размашистый как широкая кисть художника непрекословный темперамент, однако характер ее в общем виде довольно мягок. Явилась незнакомка не просто так, а по важному неотлагательному делу, по профилю заведения.

Иногда, Натаэль отвлекался от работы, подходил к двери и слушал речи, доносившиеся вне комнаты с часами. Порою приходили вовсе нестандартные личности с уймой взглядов и тем для разговоров, коими они так щедро желали поделиться, изливая имеющиеся мысли на добродушного старика. Некоторые не удостаивали обширного внимания, обходились несколькими фразами, не имея лишних слов. Подслушивать, безусловно, занятие плохое и лживое, ведь слушают обыкновенно, чтобы в последствии оклеветать оратора, но юноша также был участником сцены, причем непосредственно самим часовщиком, не последней фигурой в ремонте часов, к тому же дурных намерений он не питал, да и рассказывать услышанное ему было некому. В этот раз он вникал вдумчиво, его очаровал тот голос леди, в коем чувствовалась уверенность и целеустремленность. Юноша осознавал, что происходило нечто важное, немыслимо важное.

– Генриетта Лабри, так и запишите. Наслышана о том, что у вас много клиентов. Всё же надеюсь вы не станете отказывать в починке ценных мне часов. Они мне очень дороги, не представляете как. – говорила леди одетая в розоватое но не вульгарное пальто, на головке ее покоится шляпка, на плече висит сумочка, а глаза прибывают в радостном настроении духа. – Столько мастеров, знаете ли, отчего трудно было выбрать среди огромного перечня фамилий лучшего. Ваша фамилия мне сразу понравилась. Но не подумайте, выбор пал на вас не только потому. Всему виной место расположения мастерской, вполне удачное для меня. Крайне легко добраться до вас. Однако не обещаю, что буду частой гостьей, хотелось бы, чтобы часики более не ломались. А вот и они самые, взгляните. Маленькие, с тончайшим ювелирным механизмом, должно быть потому с такой грандиозной легкостью останавливаются. В них нет ни одной крупицы золота или бриллиантов, они обыкновенные. Но думаю, вы как ценитель, найдете их крайне занимательными.