Пернатый оберег - Алексей Яковлев

Действительно, неблагодарность свойственна человеческой природе и от людей она давно уже ничего хорошего не ждет, в сердцах пожаловалась Ирина Степановна, но в нынешние времена поветрие неблагодарности распространилось и на ранее духовно здоровых братьев наших меньших! На днях в гуманитарную столовую у стихийной свалки за рынком вместе с бездомными шавочками прибежал кобелек с ошейником. Сразу видно — не из плебейского бродяче-собачьего сословия, а социальным рангом повыше. Любовь затмила разум косматого джентльмена, и он убежал от хозяина вслед за хвостатой леди. Но недолго любовная музыка играла, недолго счастливый любовник упивался восторгами взаимных нежных чувств — вскоре накатило неотвратимое похмелье. Бедняга потерялся, заблудился, оголодал и уже малость запаршивел, хотя аристократической своей стати еще полностью и не утратил. Однако псу из высшего собачьего общества, в отличие от воспетой популярным певцом другой высокопоставленной особы, трудно прожить в одиночестве. Вот он и присоседился к бродячим шавочкам. Ирина Степановна пожалела бедолагу (социальная солидарность проявляется на уровне инстинкта!) и кинула запаршивевшему меньшему брату по среднему, пусть и собачьему, классу не протухший, а вполне еще съедобный окорочок, который несла подруге — частной предпринимательнице, обслуживающей пенсионеров и прочий человеческий эконом-класс. Зубастый выходец из вышебродячего общества жадно схватил нежданный дар небес — и окорочок мгновенно исчез в его огромной пасти. Умилившаяся Ирина Степановна уже было полезла в пакет за новой подачкой классовому фавориту, как вдруг пасть снова раскрылась и неблагодарный пес выплюнул отвергнутый им окорочок к ногам благодетельницы. Разумеется, шавочки мгновенно приватизировали невиданное ими лакомство, отвергнутое высокомерным хвостатым аристократом.

— До чего докатилась Россия! — негодовала Ирина Степановна, описывая дочке этот возмутительный случай. — Нуладно, я давно уже примирилась с тем, что от людей благодарности не дождешься, но что неблагодарными станут даже собаки, я никак не предполагала!

Тут в комнату вошел господин Федотов и поинтересовался, по какому случаю стоит такой гвалт? Супруга и ему поведала о своем разочаровании. Но господин Федотов с присущей мужскому полу толстокожестью не стал вникать в глубины тонкой и ранимой женской души, а объяснил ситуацию с вульгарно-материалистических позиций:

— Чтобы выяснить, качественный ли продукт, собаку использовать рискованно. Вот владелец соседнего киоска «Хозтовары» мне рассказал, что, купив в магазине колбасу, он всегда перво-наперво дает кусочек на пробу своей кошке. Если Мурка ест смело, то и они кушают всей семьей: ведь кошка есть несвежую колбасу ни за что не станет. А коли Мурка отвернулась, сразу выбрасывают покупку на помойку, чтобы не загреметь в инфекционную больницу всей фамилией. А я не упустил случая и тут же провел мини-рекламную кампанию. Выбери, говорю, любой батон колбасы в моем ларьке, я отрежу от него малую толику, а ты отнеси на пробу своей кошке. Так и сделали. Потом я его спрашиваю: «Ну как? Понравилась моя колбаса твоей кошке?» Вгрызлась, отвечает, аж за ушами трещало! Вот так-то! Поэтому теперь он скоропортящиеся продукты покупает только в моем ларьке. Поэтому лучшие дегустаторы — это кошечки. А собака — что? Она и сама может потравиться, и хозяина в этом смысле подведет под монастырь!

— Ты у нас известный любитель кошечек! — с язвительной многозначительностью поймала мужа на слове Ирина Степановна.

Дуня поняла, что сейчас опять начнется семейная разборка. Дело в том, что господин Федотов вопреки нежеланию жены взял в свой ларек в помощь Лизе еще одну продавщицу — весьма смазливую хохлушку. Ирина Степановна категорически возражала против этой кандидатуры, уверяя, что чересчур привлекательная внешность продавщицы будет вредить бизнесу, отвлекая внимание покупателей от товара и даже вовсе отпугивая потенциальную клиентуру. Она предложила гораздо более подходящую для этой должности женщину, к тому же свою давнюю знакомую. Но тут взбеленился господин Федотов. Он кричал, что эта баба (так он неуважительно называл выдвиженку Ирины Степановны) страшней либеральной реформы и мужики будут шарахаться от его ларька в страхе и трепете, а на симпатичную хохлушку они, напротив, полетят, как мухи на мед.

— Зато женщины станут обходить твой ларек стороной, а их среди покупателей в десять раз больше, чем мужчин! — пыталась образумить мужа Ирина Степановна. — А если за прилавок встанет страшная, как ты выражаешься, баба, каждая покупательница невольно испытает прилив положительных эмоций: «Уж какая я ни на есть, а по сравнению с этой страхолюдиной все равно красотка!» — и в жажде приятных переживаний будет вновь и вновь приходить в твой ларек за покупками.

Несмотря на такие веские аргументы, господин Федотов от своих заблуждений не отказывался и чересчур привлекательную хохлушку не увольнял. Это наводило Ирину Степановну на тревожные подозрения и заставляло вспоминать не только стародавнюю народную поговорку: «Седина в бороду — бес в ребро», но и более созвучную нашему времени и тоже народную примету: «У старого мужа тяжел кошелек — разлучница юная рядом прыг-скок».

Дуня материнских опасений не разделяла: патриотические убеждения, а отсюда излишняя щепетильность отца в вопросах бизнеса все равно не позволят ему серьезно преуспеть и разбогатеть. Следовательно, никакие юные разлучницы семейному счастью ее мамы не смогут угрожать по определению. Со спокойной душой в этом смысле, но совсем неспокойной в некоторых других отношениях Дуня решила вплотную заняться обустройством собственного счастливого будущего.

Для начала следовало бы окончательно прояснить отношения с Геннадием. Собственно, для Дуни они уже довольно давно стали прозрачны, как стеклышко. Геннадий защитил ее от злобного Додика, правда, не совсем бескорыстно, а в обмен на любовь. Но любовь эта все же была не без радости, следовательно, и неизбежная разлука навевает тихую печаль. Но эта печаль лишь подчеркивает неизбежность расставания, каковую неизбежность должен бы в первую очередь осознать сам Геннадий, если он действительно Дуню любит. Ведь любить — это значит жертвовать собой ради любимого существа. Некий провинциальный художник продал свой дом, ради того чтобы поднести миллион алых роз прекрасной примадонне. Человек не побоялся стать бомжом, чтобы только угодить своей кратковременной, на одну ночь, возлюбленной! А Дуня таких жертв от Геннадия не требует, тем более что его московская квартира приватизирована на трех владельцев и Геннадиевы мама и брат ни под каким видом не согласятся на ее продажу. Нет, Дуня просто хотела, чтобы Геннадий остался ее хорошим другом и сохранял в тайне от нескромных любопытных ушей их прошлые близкие отношения. Ведь Дуня не только студентка-отличница — умная, симпатичная, но и девушка поведения приличного, только-только, как лебедь белая, встала на крыло, и мешать ее свободному полету, повиснув гирей на крыльях ее русоперых, мужчине не пристало. Если, конечно, он настоящий мужчина. К сожалению, ЕГЭ на звание настоящего мужчины Геннадий сдал на троечку, не удержался от нетактичных вопросов типа: «Я что, гастарбайтер сделал свое дело, гастарбайтер может проваливать на все четыре стороны?» Хотя какой Геннадий гастарбайтер, если прописан в столице, чего Дуне еще добиваться и добиваться… И вообще такие нетактичные намеки-попреки столь же нелепы и недостойны настоящего мужчины, как если бы влюбленный провинциальный художник, ставший бомжом, перенеся по пути много бед, пешком кое-как добрел бы от своей Тмутаракани до Москвы и предъявил прекрасной примадонне счет за давно уже сгнивший на помойке миллион алых роз. Но, что следует считать обстоятельством, вину Геннадия смягчающим, перед кем не надо он свой язык не распускал. Бродячие шавочки тоже были приведены в более-менее приглядное состояние, по крайней мере с голоду на бегу не околевали… Теперь можно было, дождавшись очередного приезда Юлии в Малинскую, воспользоваться ее любезным разрешением и смело ей звонить, докладывать о выполнении, хоть и частичном, обещания обустроить бродячих собачек. Хотите — поверьте на слово или лично проверьте, но бездомные разнесенские шавочки ежедневно получают высококалорийное питание и уже до того заелись, что даже выплевывают такие аппетитные окорочки, какие братья старшие, пенсионеры и прочий человеческий эконом-класс, за счастье почитает отведать, как только им позволяют их финансовые возможности, и с большой пользой для своего здоровья.

Юлия Дуню быстро вспомнила, но не стала интересоваться ее успехами в учебе и личной жизни — чего Дуня от нее и не ждала, потому и не обиделась, — а сразу спросила, как поживают бездомные разнесенские братья и сестры наши меньшие, и персонально осведомилась о собаке-защитнице. Дуня была не такая дура, чтобы по телефону все выложить. Описала положение шавочек в общих чертах и дала понять, что проблемы, возникшие на пути их полного обустройства, лучше обсудить при личной встрече. Юлия тотчас же пригласила ее приехать в никандровское поместье на гринписовский совет. Когда Дуня предстала перед всевидящим оком у въезда в никандровские владения, сердце ее замерло: как-то ее встретит охрана, не дадут ли ей поворот от этих огромных псевдокремлевских ворот? Но все сложилось даже более чем хорошо. Дежурил у въезда опять все тот же кавалерственный подполковник запаса Космических войск Сергей Кузьмич. Даже спустя столь долгое время он Дуню узнал, поприветствовал и любезно осведомился о здоровье гостьи, ее успехах в институтских делах, а также отпустил галантный комплимент по поводу ее очаровательного внешнего вида. И Дуня опять подумала, что правду говорят, будто Космические войска — интеллектуальная элита Российской армии.