Пернатый оберег - Алексей Яковлев

— У нашей семьи достаточно средств, чтобы оплачивать мою учебу. Спасибо, но лучше предоставьте возможность учиться на бюджетные деньги кому-нибудь из нуждающихся студентов. А с моими родителями просто смешно говорить об экономии такой мизерной суммы.

Слух о Дунином благородном поступке прошел по всем курсам и факультетам и назвал ее всяк сущий в институте студент «зажравшейся богачкой» или «подлинной родственницей Артюнянца Ю. Б.» — в зависимости от симпатии или антипатии к героине замечательного происшествия. От родителей Дуня скрыла свой подвиг, так как с открытием нового продуктового киоска, который возглавил господин Федотов, в семье только и говорили о нехватке оборотного капитала. Но потом Дуня не выдержала и проболталась матери. Ирина Степановна попервоначалу взбеленилась и чуть не отметелила дочь — расточительницу и расхитительницу семейного достояния, но, поостыв, подумав и все взвесив, пришла к выводу, что Дуня поступила правильно: имидж для молодой девушки дороже денег! Вот, ругают молодежь, а она порой ориентируется в современной жизни получше своих родителей! Но от господина Федотова пример Дуниного бескорыстия на всякий случай утаили. Тем более что Дуне теперь ссориться с отцом было особенно не с руки. Ведь позвонит она Юлии, как собиралась, та первым делом спросит:

— А как поживают бывшие разнесенские бездомные собачки? Вы уже организовали для них приют?

Оксана, с которой Дуня иногда перезванивалась, и то рассказывала, что огринписенная никандровская дочка интересуется, не пришли ли из Разнесенска долгожданные хорошие для собак известия? Поэтому соваться к Юлии, ничего не сделав для разнесенских бездомных братьев и сестер наших меньших, было не только бесполезно, но даже и опасно. Возненавидит, как лютого ворога! Еще слава богу, что бывший бездомный пес-защитник жив, здоров и благоденствует в персональной будке. К матери обращаться с просьбой о вспомоществовании бедствующим шавкам не приходилось. Она ответит что-нибудь вроде:

— Я сама уже избегалась и изгавкалась, как шавка. Кто бы мне оказал вспомоществование!

Так что о создании собачьего приюта, находясь в здравом уме и твердой памяти, нечего было и думать. Но у Дуни возникла идея. А почему бы вместо стационара не организовать для собачек амбулаторный пищевой прием где-нибудь возле стихийной свалки сразу за рынком? Дуня приласкалась и подлизалась к папе и попросила выделять ей в качестве гуманитарной помощи для собачек продукты с истекшим сроком хранения. Господин Федотов чрезвычайно пекся о репутации своего киоска, не допуская появления несвежей продукции на прилавке. Избавляться от подтухших деликатесов ему помогала супруга на основах взаимности, так как господин Федотов продолжал исполнять обязанности тягловой силы и в барахольном киоске Ирины Степановны. Поэтому папа не только охотно согласился исполнить Дунину просьбу, но и вчуже порадовался, что они с женой вырастили такую чуткую дочку, мамину-папину помощницу. Этой радостью господин Федотов поделился с супругой, но Ирина Степановна неожиданно восстала против решения мужа. Конечно, приятно, что дочка выросла во всем родителям помощницей, но и родителю тоже нужно совесть иметь! Дуня и так перегружена учебой, а ей навязывать новую обязанность?! Любящая мать такого никогда не допустит, и как ей ни тяжело, возьмет амбулаторное пищевое обслуживание бродячих хвостатых иждивенцев на себя… Ну Дуне-то, честно говоря, было по барабану, кто станет регулярно таскать шавкам еду на помойку. Главное, она теперь смело может сказать Юлии: моими стараниями собачья столовая в Разнесенске есть! Хотите — верьте на слово, хотите — проверьте! Правда, тут был один нюанс, неизвестный ни господину Федотову, ни Дуне. Ирина Степановна, отчаявшись вдолбить мужу известную всем новороссиянам непреложную истину, что бизнес руководствуется в своей деятельности одним-единственным законом: деньги — товар — деньги с наваром, вынуждена была собственными силами воплощать этот экономический закон в жизнь.

Просроченные продукты втайне от недотепистого супруга она не выбрасывала на помойку, а за умеренную, но вполне достойную цену продавала знакомой хозяйке другого продуктового киоска, не столь щепетильной, как господин Федотов. И киоск именно этой ИЧП славился своими гуманитарными ценами и пользовался гораздо большей популярностью среди пенсионеров и прочего эконом-класса, чем аристократический пищеторг господина Федотова. Но в то же время Дуня могла с чистой совестью доложить Юлии, что собачий общепит на помойке существует и функционирует как часы! И это было действительно так! Самую тухлую тухлятину, какую не покупали даже пенсионеры, добрая ИЧП безвозмездно отдавала Ирине Степановне, а та ежедневно в определенное время относила дары благодетельницы на стихийную свалку за рынком. А бродячие шавочки, хотя и не носили на лапах часы «Ролекс», никогда не опаздывали, а загодя до урочного часа занимали места в гуманитарной столовой, и никаких жалоб на качество благотворительных продуктов с их стороны не поступало, а одни только благодарности в виде виляния хвостами, облизывания и умильного заглядывания в лицо и кастрюлю благотворительницы. Единственное негативное исключение только подтверждало общее позитивное правило, но о нем будет сказано ниже.

Благотворительная деятельность Ирины Степановны в сочетании с пока еще не возросшим, но уже возрастающим благосостоянием семейства Федотовых-Артюнянц повлияла в положительном смысле и на самосознание самой благотворительницы, побуждая ее занимать твердую гражданскую позицию при оценке явлений быстротекущей жизни. К примеру, однажды они с Дуней смотрели по телевизору интереснейшую передачу, что-то вроде «Модного приговора на Поле чудес», но на время рекламы переключились на другой канал и случайно попали на «говорящие головы». Одна мужская голова в очках нервно высказывалась в адрес российской бизнес-элиты. Будто эта элита, проживая в Лондоне, Каннах и Ницце, получает со своих российских заводов, шахт, рудников и пароходов приличные доходы, а токсичные отходы этих производств любезно оставляет дорогим бывшим соотечественникам-россиянам, которые на нищенской зарплате и без всяких токсичных отходов дышат на ладан. Другая мужская голова с упитанной физиономией лица разоблачала голову очкастую в желании отнять у лондонградцев, канноградцев и ниццеградцев их неприкосновенную частную собственность и разделить ее на всех. А мы уже это проходили и ничего хорошего не находили, кроме уже упомянутых заводов, шахт, рудников и пароходов, возведенных и построенных в годы «разделения на всех» и потому ничейных, следовательно, на полном законном основании переданных нынешним эффективным частным собственникам. И эти эффективные частные собственники, которых господин очкастый оппонент облыжно называет лондоно— и прочих городов градцами, а они, может, вовсе проживают на Багамских островах, уже многие годы благодетельствуют россиянам, предоставляя им рабочие места на своих заводах, шахтах и так далее вплоть до пароходов. А теперь, когда к прежним благам прибавилась модернизация, а к ней еще и инновация, жизнь становится все лучше и лучше, россияне делаются все богаче и богаче, в том числе и те, которые дышат на ладан.

При таком счастье жаловаться на жизнь могут только неблагодарные маргинальные субъекты. Ирина Степановна такую дребедень раньше и слушать бы не стала, сразу переключившись на интересный канал, а тут задержалась аж на все время рекламного перерыва. И даже выразила свою гражданскую позицию, поддержав господина с упитанной физиономией лица.

Действительно, неблагодарность свойственна человеческой природе и от людей она давно уже ничего хорошего не ждет, в сердцах пожаловалась Ирина Степановна, но в нынешние времена поветрие неблагодарности распространилось и на ранее духовно здоровых братьев наших меньших! На днях в гуманитарную столовую у стихийной свалки за рынком вместе с бездомными шавочками прибежал кобелек с ошейником. Сразу видно — не из плебейского бродяче-собачьего сословия, а социальным рангом повыше. Любовь затмила разум косматого джентльмена, и он убежал от хозяина вслед за хвостатой леди. Но недолго любовная музыка играла, недолго счастливый любовник упивался восторгами взаимных нежных чувств — вскоре накатило неотвратимое похмелье. Бедняга потерялся, заблудился, оголодал и уже малость запаршивел, хотя аристократической своей стати еще полностью и не утратил. Однако псу из высшего собачьего общества, в отличие от воспетой популярным певцом другой высокопоставленной особы, трудно прожить в одиночестве. Вот он и присоседился к бродячим шавочкам. Ирина Степановна пожалела бедолагу (социальная солидарность проявляется на уровне инстинкта!) и кинула запаршивевшему меньшему брату по среднему, пусть и собачьему, классу не протухший, а вполне еще съедобный окорочок, который несла подруге — частной предпринимательнице, обслуживающей пенсионеров и прочий человеческий эконом-класс. Зубастый выходец из вышебродячего общества жадно схватил нежданный дар небес — и окорочок мгновенно исчез в его огромной пасти. Умилившаяся Ирина Степановна уже было полезла в пакет за новой подачкой классовому фавориту, как вдруг пасть снова раскрылась и неблагодарный пес выплюнул отвергнутый им окорочок к ногам благодетельницы. Разумеется, шавочки мгновенно приватизировали невиданное ими лакомство, отвергнутое высокомерным хвостатым аристократом.