Ложь, которую мы произносим - Джейн Корри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вздрогнул.
– Не знал, что здесь кто-то есть.
Стол Хилари слегка прикрывала колонна. Остальные были выставлены на всеобщее обозрение. Я иногда гадал, не выбрала ли она это место намеренно.
– Работаю допоздна. – Хилари склонила голову набок, будто изучая меня. – Нам сказали, вы сегодня не придете.
При этих словах она разгладила юбку, разложенную вокруг нее на стуле. Ткань была в красно-черную клетку.
– И не собирался, – коротко ответил я.
– Вы заболели?
– Нет.
Я сел за свой компьютер. Хилари уже стояла рядом со мной. Я почувствовал цветочный аромат.
– Как поживает ваша жена? До рождения ребенка осталось совсем немного времени, не так ли?
Как уже говорил, обычно я не обсуждаю личные дела с коллегами. Но с Хилари уже отступал от этого правила.
– Сегодня она родила.
– Это замечательно!
Я включил монитор.
– На месяц раньше срока.
– С ними обоими все в порядке? – В ее голосе звучало участие.
– Да.
– А с вами – нет, правда, Том? Я же вижу.
– Я в полном порядке.
К моему смущению, это прозвучало как рыдание.
Я услышал, как она пододвинула стул ближе ко мне. В голосе Хилари была нежность. Понимание. Я опустил взгляд и уставился на ее удобные коричневые туфли на плоской подошве.
Она положила руку мне на плечо. Это удивительно успокаивало.
– Почему бы вам не рассказать мне обо всем? – спросила она.
* * *
«Мы почти на месте».
Вот что он говорит.
Я не спрашиваю, что мы будем делать, потому что не хочу показать испуг.
В любом случае он мне не скажет.
Вот так он поступает.
Это часть игры.
Меня это и пугает, и будоражит.
Гораздо лучше, чем скучать.
Гораздо лучше, чем сидеть дома.
Глава 16. Сара
Свет в палате был приглушен. Занавеси вокруг кроватей задернуты. Я слышала, как пищали и сопели другие малыши. Матери их успокаивали. Раздавались и мужские голоса. Отцам разрешалось оставаться столько, сколько им хотелось. Я видела в окно городские огни.
Том отсутствовал уже несколько часов. Он не вернется. Внутри меня спорили два голоса. «Как мы будем справляться?» Это был голос новой меня. А второй принадлежал мне прежней. Той, которая привыкла выживать. «С нами все будет хорошо».
Если бы я тогда знала, что меня ждет, возможно, прислушалась бы ко второму голосу.
Или, вернее, «голосам». К нам. В этом заключалась разница между прошлым и настоящим. Нас стало двое. Я посмотрела на Фредди, свернувшегося калачиком у меня на руках. Из уголка его розового рта капало молоко. Моя грудь все еще была обнажена – после последнего кормления мы оба заснули.
У него такие длинные ресницы! Совсем как у Тома. И как у меня. Кожа бледнее моей, но темнее, чем у отца. И что-то с его маленькими ушками… у них нет мочек. Но это совсем не важно, конечно.
– Что бы ни случилось, мы справимся. Мне уже приходилось выбираться самой. Так что у нас все будет хорошо, – сказала я Фредди и замолчала.
Кого я обманывала? Ребенку нужны оба родителя. Я сама тому подтверждение.
Фредди слегка дернулся во сне. Инстинктивно я склонилась и почувствовала, как его мягкая щека прижалась к моей. Он пах правильно. Может показаться странным, но иначе я не могла выразиться. И жадно вдохнула его аромат. Мои глаза наполнились слезами.
– Вижу, у вас слезы, – засуетилась рядом медсестра. Эта мне нравилась. Она помогла приложить Фредди к груди, хотя, по ее словам, он уже «знал дорогу». – Совершенно нормально. А где же ваш милый муж?
– Ушел.
– Наверное, ему нужно было прогуляться.
– Нет, – сказала я. – Он нас бросил.
Она взглянула на меня с неуверенностью.
– У некоторых мужчин бывает легкий шок, когда они впервые становятся папами, особенно если малыш рождается так рано, как ваш. И все же с ним все в порядке, так ведь?
– У нас годы ушли, чтобы родить его, – всхлипнула я. – А теперь у Фредди буду только я.
Медсестра сжала мою руку.
– Удивительно, насколько мы способны преодолевать жизненные препятствия. Вообще-то я зашла сказать, что с вами хочет повидаться ваша подруга Оливия. Немного поздновато для посетителей, но я могу ненадолго отступить от правил, если хотите.
Оливия? Наверное, Том все рассказал ей и Хьюго.
По моему лицу покатились горячие слезы как раз в тот момент, когда вошла Оливия, одетая в невероятно узкие джинсы и отлично скроенный бежевый жакет из замши. В руках она держала маленькую коробочку, перевитую голубыми лентами, и открытку.
– Сара, – сказала она, присаживаясь на край моей кровати. – Мне так жаль. Том зашел к нам. И рассказал о том, что ты была в тюрьме, и, ну, спросил, не отвезу ли я тебя домой после выписки.
– Он сказал, что уходит от нас?
Оливия колебалась.
– Он сказал, что ему нужно время подумать.
У меня сердце упало.
– На языке мужчин это значит «да», – ошеломленно прошептала я.
– Не обязательно…
Затем Оливия заметила Фредди. И словно внезапно вспомнила, по какой причине я здесь.
– Ох, – выдохнула она. – Ну разве он не совершенство? Я и забыла, какие крошечные бывают младенцы. Могу я его подержать?
Я и ответить не успела, а Оливия, с ее врожденной уверенностью в себе, уже брала Фредди на руки.
Он начал кричать.
– Хочешь к маме? – Она осторожно положила его обратно. – И совершенно правильно. – Затем повернулась ко мне. – Почему ты мне не говорила, что сидела в тюрьме?
– Тсс, – сказала я. Поставленный голос Оливии был не вполне тихим.
– Я думала, мы друзья! Я много разного о себе рассказывала.
– Это совсем другое, – заметила я. – Мне казалось, тебя это шокирует.
Оливия пожала плечами:
– Мой дядя сидел за мошенничество. Мы все об этом знали, но, когда он вышел, родители велели нам притворяться, будто он работал за границей. – Она подалась вперед с явным любопытством. – Каково там было?
С чего же мне начать?
– Ужасно. – Я содрогнулась. – Большинство женщин либо ненавидели меня, либо хотели завести отношения.
Глаза Оливии расширились.
– А тюремные надзиратели были еще хуже. У них имелись свои любимицы, поэтому когда кто-то из них делал что-то не то, никто просто внимания не обращал. – От соседней кровати донеслось удивленное оханье, но я не могла остановиться. – Когда я высказала одной женщине за попытку влезть без очереди, она набросилась на меня с кулаками. Я защищалась, но навредила ей, и один из офицеров встал на ее сторону. Меня посадили в карцер на шесть недель.
Возможно, на мне сказались тяжелые роды и анестезия, но