Бунтарь Иисус : Жизнь и миссия в контексте двух эпох - Маркус Борг

Такие представления о Боге, отделенном от вселенной, обычно называют сверхъестественным теизмом. Эта форма теизма кажется многим христианам вполне ортодоксальной, потому что она для всех привычна. Библия обычно говорит о Бore как о личности. Например, все мы прекрасно знаем первые строчки Молитвы Господней: «Отче наш, Который на небесах». Но когда мы делаем из этого концепцию Бога, когда думаем, что именно таково значение слова «Бог», мы получаем неверные и неадекватные представления. В молитве отражена лишь половина библейских представлений о Боге. В ней говорится лишь о трансцендентности Бога, о том, что он вне мира.

Библия также говорит, что Бог присутствует во всякое время и на всяком месте. Яснее всего это выражают слова, приписываемые апостолу Павлу: Бог есть тот, в ком «мы живем и движемся и существуем» (Деян 17:2s).[49]Обратите внимание на то, о чем говорят эти выражения: мы живем в Боге, мы движемся в Нем, в Нем наше бытие. Бог находится не где-то там, но прямо здесь, вокруг нас, Его Дух, через которого все получает бытие, наполняет все. Некоторым христианам эти слова nокажутся странными, но они справедливы. Многие из нас в детстве слышали, что Бог везде, что Он вездесущ. Если пользоваться специальными терминами, можно говорить об имманентности Бога, то есть о Его пребывании здесь. Бог пребывает во всем, все пребывает в Боге. Для Библии и ортодоксального богословия на протяжении веков Бог одновременно и трансцендентен, и имманентен, Он больше вселенной и в то же время присутствует во вселенной.

Сегодня все чаще такие представления о Боге называют панентеизмом. Это слово составлено из греческих корней, которые отражают его смысл: pan — значит «все»; theism происходит от греческого theos — Бог; частица en в середине слова значит «в». Панентеизм утверждает, что все пребывает в Боге, а одновременно — что Бог больше всего мира. Хотя этот термин появился всего лишь около двух столетий назад, его смысл столь же древний, как и смысл сверхъестественного теизма.

Но в последние века многие христиане стали думать исключительно о трансцендентности Бога. Это объясняется влиянием идей эпохи Просвещения. До этого большинство христиан имело представление о присутствии Бога в мире, одновременно понимая, что Бог больше мира. Мир был пронизан присутствием Бога. Но Просвещение изменило представления о вселенной — теперь мир закрытая система из материи и энергии, где действуют естественные законы. В результате Просвещение изгнало Бога из вселенной, природа была лишена присутствия Бога, из мира было устранено измерение священного. И потому представления об имманентности Бога, о том, что он «везде», ушли из сознания людей. На смену панентеизму пришел сверхъестественный теизм.

Неважно, пользуемся ли мы термином «панентеизм» или нет. Но главное, как мы думаем о Боге: исключительно как о трансцендентном существе (сверхъестественный теизм) или же как о трансцендентном и имманентном одновременно (панентеизм). Многие люди сегодня знают одну лишь первую концепцию сверхъестественного теизма, и это часто порождает скептическое отношение к Богу. Когда кто-нибудь говорит мне: «Я не верю в Бога», — я обычно отвечаю: «Расскажи, в какого именно Бога ты не веришь». И затем почти всегда я слышу описание Бога в рамках сверхъестественного теизма. Представление о том, что под «Богом» подразумевается существо, отделенное от вселенной, «вне» ее и «не здесь», — это важнейший корень атеизма, агностицизма и скептицизма нашего времени.

Кроме того, у этих форм теизма есть еще одно важное отличие. С точки зрения сторонников сверхъестественного теизма, Бога невозможно познать на опыте, за исключением моментов сверхъестественного вмешательства. Поэтому в Бога можно только верить, но его нельзя познать. Мы познаем Бога лишь после смерти, а в этой жизни нам остается только вера. Однако согласно панентеизму Бог пребывает здесь, окружает нас, несмотря на то, что Бог все превосходит. И в рамках этой концепции можно говорить об опыте познания Бога.

Когда мне было почти двадцать пять лет и я преподавал в колледже, мой старший коллега описывал это плоское богословие, порожденное Просвещением, такими словами: «Оттуда ушла вся pneuma». Такая характеристика была основана на множественном значении греческого слова pneuma: это и «воздух», и «ветер», и «дыхание», и «Дух».[50]Оттуда ушел весь воздух, ушел Дух. Я мог его понять, хотя мне казалось, что его отзыв просто убийствен. Для меня современное богословие было источником радости и подлинной свободы, оно давало мне понимание и бросало вызов.

Тем не менее в этой характеристике много истины. Современное богословие, в том числе современное изучение Библии и жизни Иисуса, чаще всего закрыто для мысли, что Бога можно познать на опыте и что именно такой опыт в целом составляет основу Библии.[51]

Религиозные учения всего мира богаты разнообразными повествованиями, описывающими опыт присутствия Бога или опыт священного (я буду пользоваться обоими этими терминами как равноценными синонимами). Историки религии, антропологи, социологи, психологи и исследователи мистицизма занимаются изучением этих повествований. Сто лет тому назад вышла классическая книга «Многообразие религиозного опыта», автор которой, американский психолог и философ Уильям Джемс, говорит об этом опыте как о самом удивительном и необычном явлении среди всех известных нам психологических феноменов.

Джемс называет это опытом «невидимого» и «большего». Абрахам Хешель, один из двух самых известных иудейских богословов XX века, писал о состоянии «радикального изумления», в котором мы воспринимаем священное, превосходящее все известные нам категории реальности. Мартин Бубер, второй крупнейший иудейский богослов, писал о встрече с «Ты», превосходящей разделение на субъект и объект, которое свойственно обычным переживаниям. Психолог Абрахам Маслоу называл такие моменты «пиковым переживанием», а немецкий специалист по истории религии Рудольф Отто писал о стоящих за этим опытом переживаниях «нуминозного», о mysterium tremendum et fascinans — об ужасающей тайне, которая наполняет нас трепетом, но одновременно привлекает и притягивает к себе. Хьюстон Смит, один из самых известных живущих ныне исследователей религии, писал, что опыт священного в мировых религиях приводит человечество «практически к единодушному убеждению» в том, что реальность — «то, что существует» — содержит в себе не одно-единственное измерение. Кроме видимого мира, знакомого нам по обычному опыту, есть нечто неизмеримо «большее» — то, что мы называем «священным».[52]

Если воспользоваться более широким термином Уильяма Джемса, опыт священного можно назвать опытом «большего». Существуют два главных типа таких переживаний: при первом священное воспринимается как личность или существо, обитающее на другом уровне реальности; при втором — как присутствие, наполняющее всю реальность, включая, разумеется, наш мир.

У христиан переживания первого типа — это опыт соприкосновения с Богом, Иисусом, ангелами, Марией или святыми. Сюда же относятся видения и слуховые ощущения. В состоянии видения человек как бы проникает взглядом в иную реальность; если это слуховые феномены, он слышит голос из иной реальности. Самый известный библейский пример такого переживания сочетает в себе зрительные и слуховые ощущения: Павел по дороге в Дамаск увидел свет и услышал обращенные к нему слова Иисуса (Деян 9:3–6; см. также Деян 22; 26).

При втором типе переживаний человек ощущает, что священное наполняет этот мир. Мы видим то же, что и обычно: пейзаж, комнату, человека, все, что находится перед нами. В отличие от видений, здесь нет явлений существ из иной реальности, хотя мы часто видим обычные вещи иным взглядом: все становится удивительным, все сияет славой. Если воспользоваться библейским выражением, можно сказать, что в такие моменты мы видим «наполненный славой Божьей» и преображенный мир, видим свет Бога, сияние присутствия священного, которое наполняет собой все. То, что перед нами, сияет, как будто все излучает свет. В такие моменты речь и обыденное восприятие знакомой реальности исчезают и широко раскрытыми глазами мы смотрим на «существующее» во всей его «таковости». Иногда зрительный аспект не задействован. В этом случае мы просто ощущаем, что священное присутствие наполняет собой все.

Опыт первого типа порождает язык сверхъестественного теизма, описывающий священное как личность. Опыт второго типа (будь то зрительные переживания или ощущение присутствия) порождает язык панентеизма, это «большее», которое имманентно миру. Одни люди воспринимают священное как личность (или как несколько личностей), другие же — как более чем личностную, трансперсональную реальность.