Зеркальный замок - Дженни Ниммо

— Проклятая… кха! Кху! Проклятущая палочка Чарли Бона! Кха! Кху! Решил ее сжечь! — Он яростно прочистил горло. — Не желает меня слушаться, так лучше спалю — уж лучше пусть не достанется никому.

— Спокойнее! Экий у вас взрывной характер! — Танталиус захихикал. — Учитесь держать себя в руках, приятель.

— Я вам не приятель! — огрызнулся Манфред. — Кстати, будьте так любезны, решите, наконец, кто вы.

Танталиус возвел глаза к потолку и задумался.

— Хм. Сегодня я… в основном Винсент Мармор, почтальон — он всех называет приятелями, — но во мне есть и капелька Танталиуса Райта, школьного учителя. Замечательное ощущение, доложу я вам, юноша. В жизни так не веселился!

— Надеюсь, вы не забыли, зачем здесь находитесь, — процедил сквозь зубы Манфред.

— Ах, это… — мистер Мармор сощурил свои разноцветные глаза и облизнулся. — Конечно, я помню.

Между тем огонь в камине догорел, превратившись в тлеющие угли, и Манфред с удовлетворением убедился, что от волшебной палочки остался лишь серый пепел. Из приоткрытого окна налетел ветер, взметнул этот пепел и швырнул в комнату. Манфред чихнул и вытаращил глаза от изумления: облачко пепла почему-то приняло очертания мотылька, а потом уменьшилось и в воздухе запорхал настоящий мотылек — с белыми крылышками, чуть тронутыми серебром.

— Ловите его! — зарычал мистер Мармор. Манфред хлопнул в ладоши, но промазал, и белый мотылек беспрепятственно вылетел за окно.

А в это время в доме номер девять по Филберт-стрит Чарли Бон как раз собирался спать: он уже переоделся в пижаму и чистил зубы. Внезапно ему стало худо — все тело как огнем обожгло. Чарли испугался: а вдруг это грипп? Потом вспомнил, что сегодня у них дома побывала тетка Венеция, отравительница одежды, и испугался еще больше: а вдруг это яд?

Чарли схватился за край раковины, чтобы не упасть. Ему почему-то показалось, что в этот самый миг случилось что-то страшное. Но с кем? Может, кто-то из друзей попал в беду?

Чарли открыл кран с холодной водой и сунул руки под струю.

Ш-ш-ш!

От рук повалил пар — даже зеркало запотело. Кожа шипела так, точно кто-то плеснул водой на раскаленное железо.

— Ой, мамочки! — заскулил Чарли. — Что же это такое?

— В самом деле, что это такое? — загремел у него за спиной знакомый голос. На пороге ванной стояла насупленная бабушка Бон. — Чарльз, ты занимаешь ванную уже двадцать минут! Совесть у тебя есть? Другим же тоже сюда нужно!

— Я сейчас! — ответил Чарли и стиснул зубы: от рук опять повалил пар. — Бабушка, вы же видите, мне плохо! С руками что-то! Вон, пар валит!

— Это из тебя выходит твое гадкое непослушание, — назидательно сказала старуха. — Ну, хватит, освобождай ванную!

Чарли ничего не оставалось, как послушаться. Размахивая руками, с которых капала вода, он прошел к себе в комнату, распахнул окно и высунул руки наружу. Его обволокла вечерняя прохлада. Странный это был вечер! Начать с того, что город окутал белый туман — такой плотный, что заглушал шум транспорта. И еще этот туман почему-то пахнул цветами. Чарли принюхался, потом пригляделся. Надо же, дома на той стороне улицы и то не видно! А это еще что такое?

Из пелены тумана вылетел какой-то белый лоскуток и запорхал прямо к нему. Вглядевшись, мальчик понял, что это мотылек — с белыми крылышками, чуть тронутыми серебром. Подлетев поближе, мотылек бесстрашно сел на указательный палец Чарли.

— Ого! — поразился Чарли. — Какой ты красивый! И храбрый. Ну, пойдем.

Он пересадил удивительное насекомое на ночной столик. Мотылек не пытался улететь — он расправил крылышки и замер. Казалось, ему здесь очень уютно. И вдруг Чарли осознал, что руки у него больше не болят. Приступ непонятной лихорадки прошел — совершенно бесследно.

Оливия Карусел сидела на краю кровати и чистила яблоко. Вернее, пыталась почистить.

Это было уже пятое яблоко за сегодняшний день — и пятая неудача. Оливия была в отчаянии и не понимала, что происходит. Яблоко не желало чиститься! Спираль кожуры все не кончалась и не кончалась! Она свисала до полу и длиной была, наверно, не меньше метра!

У Оливии в глазах потемнело от ярости. Она отбросила ножик и швырнула яблоко в другой конец комнаты. Потом закрыла лицо руками и зарыдала.

— Что со мной такое? — всхлипывала она.

В комнату заглянула мама. Клер Карусел (или Китти Кларк — таков был ее сценический псевдоним) была настоящей кинозвездой первой величины, но это никогда не мешало ей быть внимательной и любящей мамой. Она привыкла к дочкиным «взрывам» и всегда помогала ей справиться с, этими вспышками. Но на сей раз даже маме было не по силам обуздать Оливию, которая вот уже сутки то дулась, то плакала, то впадала в ярость.

— Оливия, спасибо за цветы, они просто чудные! — сказала мама.

Оливия даже не подняла головы.

— Бедная ты моя, бедная! — Мама села рядом с ней на кровать. — Знаешь, я тоже провалилась на первой своей пробе. Все дело в том, что эта роль тебе просто не подходила. У тебя еще будет шанс попасть в кино, и не один. Не убивайся так.

— Я и не убиваюсь, — буркнула Оливия, отодвигаясь.

— А что с тобой такое?

— Мам, я сама не знаю!

— Ты просто растешь, детка.

— Да не в этом дело! — закричала Оливия. — Это что-то другое! Со мной что-то происходит, а я не понимаю что — я как будто превращаюсь… ох, не знаю. Ужасно. Не хочу, чтобы это происходило.

Миссис Карусел с трудом удержалась от того, чтобы театрально развести руками. Она пожала плечами и тихо сказала:

— Зайка, я что-то тебя не понимаю. Оливия глубоко вздохнула.

— Когда я вернулась домой, мне захотелось яблока. Ладно, беру яблоко из вазы на кухне, начинаю чистить. А оно не чистится! Беру другое — та же история. Кожура не кончается, и все тут!

— Ну, съешь яблоко вместе с кожурой, детка, — посоветовала мама. — Говорят, яблочная кожура полезна для кожи.

— Я ненавижу кожуру! Я люблю чищеные яблоки! — завопила раздосадованная Оливия. — И вообще, я про другое! Ко-жу-ра не кон-ча-ет-ся! Откуда ее столько берется? Яблоки же самые обычные!

— Да, — кивнула мама. — Они с той яблони, что в дальнем конце сада, у стены. Яблоки как яблоки. Всегда были очень вкусными. И прекрасно чистились — у меня, во всяком случае.

Оливия сдалась: ясно было, что мама ее не понимает.

— А еще эти цветы! — всхлипнула она.

— Прекрасные лилии, — убаюкивающим тоном отозвалась мама. — Кстати, где ты купила такой чудесный букет? Я думала, ты пошла в «Зоокафе», но мистер Комшарр сказал, что ты там даже не появлялась, и я заволновалась.