Песнь шаира или хроники Ахдада - Руслан Шабельник

- Горе тебе, проклятая, - отвечал мужской голос, и он был подобен разлаженному ребабу. - Клянусь доблестью черных (а не думай, что наше мужество подобно мужеству белых), если ты еще раз заведешь этот разговор, я перестану возиться с тобой и не накрою твоего тела своим телом. Разве не знаешь ты, что я болен, что силы уходят из меня, где обещанное лекарство, которое должно вернуть соки жизни в измученное болезнью тело! Или ты играешь со мной шутки себе в удовольствие, о вонючая сука, о подлейшая из белых!

- О любимый, о свет моего глаза, клянусь всем, что свято, лекарство есть и это так же верно, как то, что я в эту ночь стою перед тобой, ожидая расположения. Голова лекаря Дубана, которая помогла мне отыскать тебя, сказала следующее, а я в точности передаю ее слова: "Печень невинного юноши королевской крови, убитого и зажаренного в полнолуние, приготовленная лучшим в городе поваром, только она прогонит, описываемые тобой язвы и излечит тело от болезни". - И это так же верно, как и то, что сегодня полнолуние и с мгновения на мгновение в эту дверь постучится лучший в городе повар по имени Пайам, и принесет заказанное.

"Дубан? Колдунья разговаривала с головой врача Дубана? - подумал Абу-ль-Хасан. - Но как же так? Приближенным известно, что голова Дубана находится в сокровищнице султана, и многим известно, что никто не сможет войти в сокровищницу, если его не ввел сам султан. Ужели колдунья вхожа к Шамс ад-Дину? Ужели..." - взгляд визиря коснулся лица Шамс ад-Дина Мухаммада. Коснулся и бежал в испуге. Сейчас лицо султана Ахдада Шамс ад-Дина Мухаммада, было чернее ночи.

- Лучше ему поторопиться, - произнес мужской голос, - в противном случае, я потеряю терпение! Язвы, страшная болезнь, насланная Гассаном Абдуррахманом, точит мое тело!

При последних словах, Шамс ад-Дин Мухаммад выхватил корзины из рук Абу-ль-Хасана и ударил ими об пол. Крышка слетела, и оружие высыпалось на ковры. Схватив саблю, Шамс ад-Дин Мухаммад распахнул ногой двери и шагнул в комнату.

Абу-ль-Хасан, выбрав оружие и себе, поспешил за господином.

37.

Окончание рассказа о визире Абу-ль-Хасане и о превратностях судьбы

Первое, что увидел Абу-ль-Хасан, войдя в комнату, вслед за султаном, был огромный черный человек. Полураздетый, он лежал на полу, на обрезках тростника. И одна губа его была, как одеяло, другая - как башмак, и губы его подбирали песок на камнях. И тело все было в струпьях и язвах. И настолько ужасен был вид его, что Абу-ль-Хасан сначала принял черного за дэва, что вылез из гор, дабы занять человеческое жилище.

Рядом с ужасным черным, склонив голову в почтительном поклоне, стояла... Заприма. Любимая наложница султана. Та самая Зарима, из-за которой Абу-ль-Хасан едва не закончил жизненный путь раньше отмерянного.

Увидев султана Шамс ад-Дина с оружием в руке, по облику которого было видно, что разум его улетел, и он перестал сознавать себя, Зарима закричала, и всплеснула руками, и попыталась закрыть собой черного возлюбленного, ибо Шамс ад-Дин Мухаммад направился к нему.

Но гнев мужчины сильнее любви женщины, Шамс ад-Дин оказался на месте раньше и, занеся саблю, ударил ею великана по шее и отрубил ему голову.

Увидев это, царевна тут же закричала страшным криком, а затем зашипела, словно змея.

Из коридора позади уже доносился топот слуг.

Не дожидаясь развязки, Абу-ль-Хасан закричал страшным голосом, так сильно, как позволяло ему желание жить:

- Во имя Аллаха милостивого и справедливого... Спасите!!!

Между тем, с царевной творились странные вещи. Тело ее удлинялось, руки втягивались, на коже, гладкой персиковой коже Заримы начали проступать темные чешуйки.

- Ты убил моего любимого, - говорила царевна, и слова ее походили на шипение. - Ты умрешь-ш-ш.

- Спасите! Спасите! - слова заготовленной фразы начисто покинули голову визиря.

- Сейчас-с-с-с.

Не дожидаясь окончания, Шамс ад-Дин шагнул к царевне, которая все больше напоминала змею, и, замахнувшись, рубанул по удлиняющейся морде. Змея шарахнулась от султана, из страшной раны полилась кровь.

Крики в коридоре усилились и умножились. Абу-ль-Хасан обхватил саблю потными руками, приготовившись сражаться или умереть, хотя одно другому отнюдь не мешало. Змея билась и шипела - страшная рана причиняла ей боль. Крики приблизились, и в помещение вбежали... верные мамлюки, во главе с черным, но таким родным Джавадом. С дождавшегося своего часа шамшера на пол капала рубиновая кровь.

Увидев это, а видимо боль еще не окончательно затмила разум, змея, бывшая царевной, изогнулась и стремительно скрылась в дыре, проделанной в противоположной стене комнаты. Дыра оказалась слишком мала, чтобы туда протиснулся взрослый мужчина, да еще в латах, но как раз достаточная для гибкого змеиного тела.

- Мы еще встретимс-с-с-ся, - донеслось из глубины, или это только показалось Абу-ль-Хасану, или его ушей достиг шепот султана:

- Мы еще встретимся.

ЧАСТЬ 2.

Вступление к части 2, которое мы снова едва не назвали "Корова", но Царь Царей уберег нас и в этот раз, и ересь, разъедающая ум и душу - на все воля Аллаха - прошла стороной.

Во вступлении говорится о путниках, что волею судеб и того, кто вершит судьбами, собрались в некоторой пещере, что находится на далеком острове. Также повествуется о причине их неудобств и смятения чувств, но ни слова не говорится о том, что собрало столь разных людей на далеком острове.

Камень, закрывающий вход, отошел в сторону, и сердца сидящих были сжаты клещами страха. На все воля Аллаха - в этот раз камень был откинут только для того, чтобы, вместе с толикой света, впустить очередного узника, человека - как все здесь сидящие, волею Аллаха, в ожидании приговора судьбы.

Камень стал на место, и тиски страха ослабили неутомимую хватку, как раз настолько, чтобы позволить биться им - сердцам, до следующего раза. Раза, когда камень вновь отойдет в сторону, знаменуя окончание жизни одного из присутствующих.

Новоприбывший, брошенный сильной рукой в пещеру, невольно сбил собой несколько стоящих на пути узников. Пытаясь придать телу подобающее вертикальное положение, новоприбывший отдавил еще несколько ног и, возможно, рук старожилов. Однако, вместо ожидаемых слов упрека, в ответ услышал следующую речь:

- Приветствуем тебя в этом узилище страха и ожидания (а что может быть страшнее ожидания), о брат по несчастью. Я сказал: "брат", - ибо мы все здесь братья, несмотря на разность в возрасте и положении. Возраст и положение остались там, за этими каменными стенами, которые, вместе с небольшой толикой воздуха и света, впускают лишь страх, задерживая все остальные эмоции и чувства, но самое главное, задерживая надежду. Надежду - отдушину отчаявшихся и обреченных, к коим, без сомнения, имеют честь принадлежать здесь присутствующие, а теперь и ты, брат, ибо также присутствуешь в этом месте.