Ресторан «Березка» (сборник) - Евгений Попов

Он умер как герой. В день своей смерти он чисто вымылся в Селезневских банях, надел пионерский галстук и умер, твердо веря, что дело, которое он поздравлял и которому клялся, будет, по-видимому, жить все равно всегда и вечно, в чем не должно быть никаких сомнений ни у кого. Мир праху твоему, мальчик!..

То задницу отставит нежно,То тихо ею шевельнет.И грудь ее настоль безбрежна,Что плоть у шефа восстает.

Страшная эта история! Леденят душу подробности! Некто двадцати лет от роду напился вина с товарищем, который был его старше на пять лет, и, конечно же, принялись бранить коммунистов, что все, дескать, плохо: зачем возводят плотины, атомные станции, зачем пускают в небо космические корабли, распахали целинные земли, помогают Кубе, Китаю, Албании, Венгрии, Польше, Чехословакии, ГДР, Болгарии, Монголии, Вьетнаму, борющимся народам Зимбабве, императору Бокассе, зачем провели сплошную коллективизацию, ликвидировали кулака как класс, дескать, всех кормил, прокормил бы и Кубу с Монголией; химизацию зачем экологически вредную объявили, и вообще – зачем-де была революция 7 ноября (25 октября) 1917 года?

Товарищу, который был старше (звали его Р.С.), нет чтобы остановить распоясавшегося молодого человека, так он, напротив, подливал масла в огонь, подливая ему вина, потчевал, умывая руки, хихикал, как враг, а когда настала все же глубокая полночь и все вино кончилось, вызвался проводить молодого человека до конечной остановки троллейбуса, потому что это постыдное действие происходило в Академгородке сибирского города К., что стоит на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан. Эх, люди!..

В Академгородке... Поэтому, когда шли эти идейно ущербные собутыльники по пустынной улице вдоль домов, где ученые уже легли спать и только из редких окошек неслись позывные «Голоса Америки», «Би-би-си», «Немецкой волны» и радио «Свобода», молодой человек вдруг страшно вскрикнул, обратившись к окошкам – в своей распахнутой шубе, расстегнутой до пупа рубахе, с крестом на груди и в сапогах, будто бы он был из будущего общества «Память», крикнул мерзким от пьянства, животным от безумия, хриплым от подлой страсти голосом:

– А ну, коммунисты! Выходи на бой! Выходи на диалог! Покой нам только снится!

Но никто не принял его вызова, однако кое-где вдруг засвистали милицейские свистки, завыли милицейские и просто сирены; и испуганный Р. С. поспешил усадить младшего товарища в такси, щедро оплатив его отъезд угрюмому водителю.

Молодой человек укатил, а его старший товарищ, хорошенько подумав, вскоре после этого случая поступил в коммунисты, и недавно его выбрали в Верховный Совет СССР, где он блокируется с левой стороны вместе с другими честными коммунистами, чтобы все обновить, и тогда окончательно расцветет родная земля.

А у молодого человека прошло десять лет. Уже тридцатилетним он решил жениться на порядочной женщине, искренне желавшей ему добра, и они с Тамарой пошли в гости к ее родственнику, старшему троюродному брату, видному коммунисту и сотруднику КГБ. Сначала молодой человек был осторожен, потому что к тому времени прочитал уже много книг идейно ущербного и клеветнического содержания. Сначала он отделывался общими замечаниями, что у нас, дескать, много недостатков, но мы сами их должны все исправить, сами во многом виноваты, но потом, конечно же, опять распоясался, потому что выпили-то ведь на троих, считая Тамару, четыре бутылки; загукал, заехидничал, обозвал старшего троюродного брата, зачем он – коммунист, служит в КГБ, нарушает права человека, выслал Солженицына, посадил Синявского и Даниэля... Переколотил дорогую посуду, помочился на стену, украшенную ковром, и старший троюродный брат его совершенно справедливо выкинул на лестницу, немножко побив, отчего молодой человек, в разорванной на этот раз рубахе, снова с крестом, вновь бежал в сапогах по улице вдоль темных окошек, откуда тоже изредка неслись позывные перечисленных выше радиостанций. И, конечно же, опять завопил:

– А ну, коммунисты! Выходи на бой! Выходи на диалог! Покой нам только снится!

Глупо! И никто снова не принял его вызова, а жена на следующий день сказала, что разводится с ним, еще не зарегистрировавшись. Вскоре после этого она тоже поступила в коммунисты, но недавно стало известно, что ее оттуда выгнали, потому что она работала в гостинице «Космос», где одновременно занималась валютной проституцией. Все в жизни бывает...

И еще десять лет минуло. Тут молодому человеку стукнуло как раз сорок лет. Он, конечно же, опять где-то напился, шлялся по городу со вздыбленными редкими волосами и наконец оказался в каком-то неизвестном месте на горе, снова перед каким-то необъятным на этот раз домом с темными окошками, откуда тоже тихонько слышались радиоголоса чужих стран.

И бывший молодой человек вновь тогда вскричал в своих сапогах, с крестом и в рубахе, вскричал прежнее:

– А ну, коммунисты! Выходи на бой! Выходи на диалог! Покой нам только снится!

Мгновенно зажглись окна многомиллионного здания, прекратились звуки «Голоса Америки», «Би-би-си», «Немецкой волны», радио «Свобода» и даже «Радио и телевидения Франции».

И в наступившей мертвой тишине прямо в глаза парню смотрели миллионы пар глаз различных коммунистов, которые, коммунисты эти, были одеты в рубашки с галстуками, пиджаки, а женщины – в красивые, но строгие платья, жакеты.

– Что ж, мы принимаем вызов! Выходим на бой! Выходим на диалог! Действительно, покой нам только снится, и мы теперь ищем новые, более демократические методы работы с населением. А что ты сам можешь сказать? Чем попытаешься оправдать собственное существование? Ведь ты только пьянствовал, хулиганил, читал и нес антисоветчину, вместо того чтобы доходчиво и корректно указать нам на наши ошибки, связанные с детской болезнью роста, ведущей к левизне, правизне, центризму и дисгармонии. Ведь мы первыми идем по неизведанному пути и сами не скрываем, что чем больше пройдено дорог, тем больше сделано ошибок. Ответь! Но ответь так же четко и ясно, как мы, каясь, спрашиваем тебя!..

Миллионы глаз сверлили его. Казалось, что взгляд этот был похож на военный прожектор или на гиперболоид, изобретенный инженером Гариным, персонажем Алексея Н. Толстого. Казалось, еще секунда и молодой человек будет испепелен этими горькими, но справедливыми мерами коммунистов.

Он зашатался, судорожно глотнув воздуху, отступил, щурясь от невыносимого идеологического света коммунистических идей. Звенели колокола по всей Руси. Оркестры играли «Интернационал» на слова Э.Потье в переводе А.Коца и «Гимн Советского Союза» на слова С.Михалкова и Г.Эль-Регистана. С угрожающим ревом взмывали в небо бомбардировщики и истребители, расчехлялись ракетные установки с атомным боезарядом. Казалось, вся Земля напряглась и в знак сочувствия нелегкому делу коммунистов готова выплеснуть наверх свою огненную магму, и лучше погибнуть самой, чем допустить поражение идей светлого будущего.

Молодой человек закрыл ладонями глаза, и наваждение кончилось. Ему вновь было двадцать лет. Он вновь стоял у подъезда обшарпанного пятиэтажного «хрущевского» дома без лифта в Академгородке сибирского города К., что стоит на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан... Вновь прижимал к груди 2 бутылки по 0,75 л молдавского сладкого вина «Лидия»...

А сверху, с балкона 5-го этажа пятиэтажного «хрущевского» дома без лифта, уже делал ему зазывные знаки, кривлялся его старше на пять лет товарищ Р.С., пока еще не ставший коммунистом и не выбранный в Верховный Совет СССР, где он блокируется с левой стороны вместе с другими честными коммунистами, некоторые из которых, в том числе и Р.С., уже даже вышли из партии по политическим причинам, чтобы все обновить, и тогда окончательно расцветет родная земля.

И он хрипит: «Никитин, душка!Свези ты нас, где можно спать.Где есть перина и подушка,Бидэ, надежная кровать...»

Ему казалось, что наступил конец всему. Официально он еще был артистом, но на кой черт ему нужна была эта запись в трудовой книжке, когда он узнал, что дирекция решила устроить ему прощальный бенефис в связи с уходом на пенсию.

Он шел по новым улицам большого сибирского города К., стоящего на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, и вспоминал всю свою долгую и нелегкую жизнь, отданную коммунистам.

Первые годы революции он, сын адвоката, закончивший театральную студию, вначале не понял, что произошло в стране. Борьба против разрухи, построение коммунизма в отдельно взятой стране не интересовали его. Он очутился в окружении личностей, фабриковавших слова и мысли и преподносящих все это рабочим, крестьянам, только что бросившим винтовку и взявшим соху и молоток.

Недавним бойцам, жадно потянувшимся к знаниям и культуре, преподносил он чепуху под видом «нового искусства», сметающего с пути все старое, сам того не сознавая, какую опасную глупость он делает.