История второй русской революции - Павел Милюков

Третье существенное требование партии к.-д. вытекает из второго: единство власти правительства должно быть обеспечено его силой. В противоположность декларациям членов первого правительства и его заявлениям 26 апреля партия полагала, что никакая власть не может опираться на один только моральный авторитет, на силу убеждения и на добровольное повиновение граждан. С элементами, «ставящими себе прямой целью разрушение всякого порядка и посягательство на чужие права», нельзя ограничиваться одними увещаниями. С ними «необходима настойчивая борьба, не останавливающаяся перед применением всех находящихся в распоряжении государства мер принуждения. Всякая нерешительность в этом направлении, по глубокому убеждению партии народной свободы, будет иметь неминуемым последствием развитие анархии и рост преступности. Поддерживая и питая настроение, враждебное революции, такое усиление смуты несет в себе величайшую опасность и способно погубить дело свободы».

Частным применением этого же принципа являлось четвертое требование партии — о поддержании дисциплины в армии. «Необходимы определенные и решительные меры противодействия попыткам внести дезорганизацию в ряды армии, подорвать в ней дисциплину и боевую мощь, посеять пагубную рознь между защитниками родины». Общим замечанием по отношению ко всем предыдущим было то, что «партия не считает возможным мириться с полумерами в предстоящей борьбе, от успеха которой зависят прочность и непоколебимость нового строя». Пятым требованием партии было то, чтобы ни в социальных, ни в национальных, ни в конституционных вопросах Временное правительство не предвосхищало Учредительного собрания. «Впредь до созыва» Учредительного собрания партия считала возможным лишь «содействовать проведению в жизнь всех неотложных мероприятий» с целью «установления разумной и целесообразной экономической и финансовой политики, подготовки к земельной реформе, направленной к передаче земли трудовому земледельческому населению, охраны интересов трудящихся масс, развития местного самоуправления, правильного устройства и надлежащего функционирования суда и удовлетворения других разнообразных потребностей государственного управления». Но что касается таких вопросов, как «установление основных начал государственного строя России» (республика или парламентарная монархия), «создание новых форм ее политического устройства» (унитарный или федеративный тип), «разрешение коренных проблем ее экономического бытия» (земельная собственность, отношение капитала и труда), «удовлетворение справедливых требований отдельных национальностей» (автономия или федерация) — все такие вопросы не могут быть разрешаемы властью Временного правительства и должны быть предоставлены на усмотрение Учредительного собрания как высшего выразителя народной воли». Отсюда ясно и то, какое громадное значение партия придавала Учредительному собранию и как бережно она считала необходимым обращаться и с идеей этого проявления народовластия, и с ее наилучшим осуществлением. Своим сочленам в составе правительства партия поручала «всемерно содействовать осуществлению такой программы и в таких пределах», как указанные выше. В противном случае соответственно новому приему конструкции коалиционного кабинета из представителей, официально делегированных политическими партиями и перед ними ответственных, партия предоставляла себе отозвать своих членов из состава правительства.

Отношение Совета к министрам-социалистам. В Совете рабочих и солдатских депутатов появление новых министров-социалистов, членов первого коалиционного кабинета, было встречено бурной овацией. «Не в плен к буржуазии идут они, — говорил представитель социал-рево-люционеров Гоц, — а занимать новую позицию выдвинутых вперед окопов революции». «При создавшемся положении, подтверждал В. М. Чернов, — Совет рабочих и солдатских депутатов будет в сущности решать государственные дела, а министры только исполнять». Ту же мысль подтвердил и болгарско-румынский социалист Раковский, только что выпущенный русскими войсками из румынской тюрьмы (румынское правительство обвиняло его в подкупе германскими деньгами). В нем «пробудился старый циммервальдец», и он радостно приветствовал расцвет циммервальдизма в России. «Там нас была горсточка, а тут — вся страна». И он тут же продиктовал молодым циммервальдцам тему их будущей декларации. «Не бойтесь вхождения в министерство. Всюду в других странах социалистические министры являются как бы хвостом своего правительства, а здесь я вижу другое: правительство — это хвост революции. Русский министериализм отличается от западного».

Однако герои дня с грустью принимали свою победу. Церетели и Скобелев одинаково говорили о своих колебаниях, о безысходности положения, которое заставило сделать их неизбежный выбор между вступлением в правительство и гибелью революции, о неподготовленности масс, о необходимости идти об руку с частью «буржуазии», конечно, не с Милюковым, уход которого подчеркнул разницу новой платформы от прежней. Собрание горячо приветствовало ораторов-министров и всеми голосами против 20 приняло резолюцию, которая признавала правительственную декларацию «соответствующей воле демократии, задачам закрепления завоеваний революции и дальнейшего ее развития», выражала правительству «полное доверие», призывала демократию «оказать этому правительству деятельную поддержку, обеспечивающую ему всю полноту власти», и устанавливала принцип ответственности министров-социалистов «впредь до создания всероссийского органа Советов» перед петроградским Советом.

Теми же бурными аплодисментами был принят, однако, только что накануне приехавший из Америки Троцкий, «старый вождь первой революции», который резко осуждал вступление социалистов в министерство, утверждая, что теперь «двоевластие» не уничтожится, а «лишь перенесется в министерство» и что настоящее единовластие, которое «спасет» Россию, наступит только тогда, когда будет сделан «следующий шаг — передача власти в руки рабочих и солдатских депутатов». Тогда наступит «новая эпоха — эпоха крови и железа, но уже в борьбе не наций против наций, а класса страдающего, угнетенного против классов господствующих». «Русская революция станет прологом революции мировой». Для полноты картины рядом с героем завтрашнего дня выступил при смехе аудитории и претендент на героя послезавтрашнего дня анархист Блейхман, который заявил, что «смеется лучше тот, кто смеется последним». Он иронически приветствовал «социалистов в кавычках», требовал «последовательности» от большевиков и выражал уверенность, что в конце концов и они станут на путь анархии.

Цикл грядущих превращений русской революции здесь наметился, как в зеркале. На этой покатой плоскости коалиционное правительство оказалось действительно «первым шагом». Прежде чем совершился «второй» — к господству Советов, коалиция должна была пройти через тройной кризис, в котором противоречие между утопизмом слов и неизбежным реализмом дел министров-социалистов вскрылось полностью и до конца.

III. Социалисты защищают буржуазную революцию от социалистической (6 мая — 7 июля)

Состав кабинета. Двойственность задачи коалиции. Социалисты численно не преобладали в первом коалиционном правительстве. Состав его определялся следующим образом:

министр-председатель и министр внутренних дел — кн. Г. Е. Львов;

военный и морской министр — А. Ф. Керенский;

министр иностранных дел — М. И. Терещенко;

министр путей сообщения — Н. В. Некрасов;

министр земледелия — В. М. Чернов;

министр почт и телеграфов — И. Г. Церетели;

министр труда — М. И. Скобелев;

министр продовольствия — А. В. Пешехонов;

министр юстиции — П. Н. Переверзев;

министр торговли и промышленности — А. И. Коновалов;

министр финансов — А. И. Шингарев;

министр народного просвещения — А. А. Мануйлов;

министр государственного призрения — кн. Д. И. Шаховской;

обер-прокурор Синода — В. Н. Львов;

государственный контролер — И. В. Годнев.

Таким образом, в кабинете было 6 социалистов и 9 несоциалистов. Но из последних только небольшая группа трех министров к.-д. (не считая Н. В. Некрасова) вместе с А. И. Коноваловым держалась дружно. Два «правых» министра часто поддерживали социалистов, но даже в тех случаях, когда они примыкали к группе четырех несоциалистов и вотировали 6 против шести, решающее значение играли Терещенко и Некрасов, линия которых клонилась влево и увлекала туда же министра-председателя. Это было хоть «буржуазное» правительство, но такое, которое действительно вполне заслуживало полного «доверия» и «поддержки» умеренных социалистических групп, к которым принадлежало большинство в Совете рабочих и солдатских депутатов. Беда была лишь в том, что чем эта поддержка становилась тверже и основательнее, тем более само большинство Совета теряло поддержку в массах и таяло.