Зонтик для террориста - Иори Фудзивара

Я задумался, запоминая ее номер, но она прервала мои раздумья:

— Между прочим, я не только отвечала на вопросы сыщиков, но смогла и из них кое-что вытянуть.

— Правда? И что они тебе сказали?

— Помнишь, ты говорил о маленькой девочке? Которая играет на скрипке. Маю Миядзака, дочка начальника отдела безопасности. Она получила золотую медаль на музыкальном конкурсе, который проводила какая-то газета. Хотя всего лишь первоклашка. В группе младших школьников. Говорят, она на самом деле вундеркинд.

— Да, — опять хмыкнул я.

— Подожди, еще не все. Травма у нее не тяжелая, но она вроде бы частично потеряла память. Не помнит, что было в день взрыва. Так что полиции пока не удалось ничего у нее разузнать.

Потрясающе. Чтобы выведать у полицейских такую информацию, надо обладать недюжинным мастерством. Они специалисты по тому, как расспросить человека, записать и проанализировать, что он сказал. Пусть иногда они ошибаются в своем анализе, все равно они профессионалы. Но где это видано, чтобы сам следователь выдал хотя бы часть необнародованных фактов?! Об этом даже журналистам не удалось ничего разнюхать.

— Ничего себе, — сказал я. — Я и забыл, что у тебя талант убеждать людей. Как ты смогла это выведать? Говорила, что имеешь право знать как добропорядочная гражданка своей страны? Или строила глазки молодому сыщику?

Она проигнорировала мои слова:

— Обычно сами они не осознают себя слугами народа. А разговаривая со мной, наверное, вспомнили о своей функции. Я просто болтала с ними о том, что вызывает сочувствие у добропорядочных граждан. Только подумайте, пострадали совсем маленькие дети. Шрамы от ран могут остаться у них на всю жизнь. Но девочку ранило не так сильно, и все равно жаль ее, бедняжку. И во время разговора тот следователь, что постарше, любезно все рассказал мне.

На мгновение в моем сознании промелькнула картина взрыва. Были там и дети. Я вспомнил маленькую скрипачку. Мне захотелось с ней поговорить. Но она сейчас отгорожена толстыми стенами.

— Кто из следователей рассказал тебе про девочку? — спросил я.

— Он дал мне визитку. Инспектор Синто, начальник первого отдела расследований Управления полиции. Начальник отдела — большая шишка?

— Очень даже. Поражаюсь, как тебе удалось.

На сбор информации пущены небывалые силы.

Вероятно, это связано с постом, который занимает ее дед.

— Кстати, — сказал я, — извини за неожиданную просьбу. Я бы хотел сегодня остаться у тебя. Ты мне позволишь?

Похоже, она ничуть не удивилась, ответила спокойно:

— Хочешь поскорее прочитать мамины стихи, да?

— Да.

Мне невмоготу было ждать до завтра, когда она вернется домой. Такая поэзия, как танка, иногда может открыть душу пишущего больше, чем дневниковые записи. По крайней мере, насколько я знаю.

— Хорошо, — непринужденно ответила она. — Я оставлю их в комнате. А ты приходи. Договорились?

— Да, если получится.

Даже если полиция следит за ее передвижениями, вряд ли они установят слежку за пустой квартирой.

— А что делать с ключами? Ты уверен, что сможешь открыть дверь? Или мне оставить ее открытой?

— Я не специалист по взлому дверей.

Я объяснил ей, как можно передать ключ, она ответила:

— Хорошо, я поняла, — и затем добавила: — Если ты что-нибудь найдешь в маминых стихах, сообщи мне об этом сразу, ладно?

— Разумеется, — ответил я.

— Тогда я поехала к деду. Позвони мне пораньше, — сказала она и повесила трубку.

Выйдя из будки, я наконец-то заметил двух школьниц, которые молча сверлили меня глазами, с нетерпением ожидая, когда я закончу.

— Достали эти дядьки, которые часами треплются по телефону, — понеслось мне в спину, когда я пошел в сторону станции.

После Тамагавы поезд помчался в туннель, оставляя позади начавшие сгущаться сумерки. Я погрузился в размышления. Просмотрел два вечерних выпуска газет, которые купил на станции «Мидзонокути», но статьи стали гораздо меньше. И новой информации ноль. О моем баре не говорилось ни в одной из газет. Только полное эмоций описание похорон погибших. Вероятно, эксгумация жертв, сразу погибших при взрыве, была проведена быстрее, чем вскрытие Юко. Я вышел на Сибуе, перешел на линию Иногасира. Полседьмого. Час пик. Вагон переполнен возвращающимися с работы служащими офисов. В Симокитадзаве я пересел на линию Одакю. Совсем стемнело. В Ёёги-Уэхаре вышло много народу. Мне тоже неплохо было бы смешаться с толпой. Хотя я и не похож на служащего офиса, но в общем потоке вряд ли сильно выделяюсь.

Со станции я позвонил снова. Почему, не знаю. Какой смысл лишний раз убедиться в том, что никого нет. Токо сказала, что заупокойная служба начнется в семь. По идее, она давным-давно ушла из дому. Занимаюсь какой-то ерундой, грустно улыбнулся я и собрался уже повесить трубку. Но в это мгновение кто-то подошел к телефону. Я молчал. На другом конце провода тоже хранили молчание. Это была не Токо. Она бы как-то отреагировала. И не полиция. На нынешнем этапе им бы и в голову не пришло играть в такие игры. По проводам тянулась неестественная тишина. Неуютное отсутствие каких бы то ни было звуков. Молчание, во время которого слышно только биение собственного сердца. Прошло несколько секунд. Или несколько десятков секунд? Невозможно понять, как долго это продолжалось на самом деле. Внезапно трубку бросили. Я пошел, ускоряя шаг. Так же как и вчера, я сделал круг, оглядывая окрестности. А потом побежал. На пути к дому Токо мне не попалось на глаза ничего странного, ничего подозрительного. Чтобы добраться до ее дома, мне потребовалось около десяти минут. Я запыхался. Но все равно на одном дыхании добежал до третьего этажа. В коридоре никого не было. Судя по запаху, в какой-то из квартир жарили тэмпуру.[61]

Стараясь не шуметь, я подошел к квартире Токо и встал перед дверью. Внизу к двери был приделан здоровый почтовый ящик. Из него торчала вечерняя газета. Я вытащил ее и просунул руку за огромную висящую дверцу ящика. Но мои пальцы ничего не нащупали. Я попросил Токо приклеить запасной ключ скотчем к дверце ящика изнутри. Я положил газету обратно и подумал немного. Покрутил ручку двери. Она легко открылась. Заглянул в большую комнату. Занавески задернуты. Повернул выключатель у двери, зажегся свет. В прихожей обуви не было. Отсюда не видно места, где вчера вечером я сидел. Я разулся и зашел в комнату. Там стоял стеклянный стол, на который я вчера ставил стакан. На нем должна лежать рукопись со стихами Юко. Так мне пообещала Токо. Но на столе ничего не было. За исключением одной вещи. Ключа с кусками оборванного скотча. Я открыл дверь, ведущую в другую комнату. Спальня Токо. Кровать, аккуратно застеленная бежевым покрывалом. Трюмо, типичный атрибут девичьих комнат, кое-какая мебель. И больше ничего. Я заглянул еще в одну комнату. В японском стиле. Похоже, ею не пользовались, в ней даже никакой мебели не было. Я посмотрел в туалете и в ванной. Никого. Погасил свет и проверил балкон. И здесь никого. Я взял со стола ключ и вышел из квартиры. Вставил ключ в замок, повернул со щелчком и запер дверь. Понятно одно. Кто-то опередил меня: сделал то, о чем я говорил Токо, именно так, как я и собирался.

12

Я шагал в направлении, противоположном потоку толпы, движущейся из квартала офисов в центре города. Кроме меня, никто не шел по обрамленной рядами колонн проезжей части. Специальный проход для местных обитателей специального жилого квартала.

Девятый час. Я дал два обещания позвонить. Асаи еще рановато. Токо я звонил с Восточного выхода, но она не подходила. Я принимал участие в похоронах один-единственный раз, когда умер мой дядя. Но насколько я помню, улизнуть с церемонии — дело непростое.

Тацу слушал радио в картонном доме. Тело его покачивалось в такт музыке. Если не ошибаюсь, в это время он обычно сидит в своей берлоге. Основные передвижения начинаются поздно ночью, когда все выходят на поиски пропитания.

Я подошел поближе, он поднял руку и улыбнулся мне.

— Как дела?

— Хуже некуда, — ответил я. — А дедушка Гэн так и не вернулся?

— Нет, не вернулся.

Тацу помахал бутылкой виски, которую я дал ему вчера.

— Ну что, по одной?

Я кивнул и зашел к нему. Положил рядом с собой пластиковый пакет с покупками из магазина в подземке. Пританцовывая в такт музыке, Тацу ловко налил виски. Я отпил глоток и спросил:

— Что это за музыка?

— Рэп. «Degable Planets».[62]

Я прислушался. Трио, два парня и девушка, что-то пело скороговоркой. Скорее даже не пели, а наговаривали. Непонятный для меня мир. И слов совсем не разобрать. Но у меня не возникало впечатления, будто я слушаю жужжание пчел, которое обычно вызывала у меня музыка, называемая рэпом. Скорее она напоминала декламацию стихов.