Шерлок Холмс и уэльские тайны - Ллойд Биггл-младший

— Впрочем, он мог бы быть хорошим организатором, — предположил я.

Следующим лицом, которое привлекло моё внимание, оказался Лэнгдон Эллуорд — полная противоположность Ходсону. Он был высокий, тощий и напряжённый, как сжатая пружина. Он имел свору гончих, и благодаря ему в Уэльсе среди английских лендлордов стала популярной охота на лис. Он был непоседлив, горяч, и я мысленно вычеркнул его из числа тех, кто мог стоять во главе заговора.

Около дам увивались два джентльмена: Нолан Айвет, представительный седой господин лет за пятьдесят, и Джордж Массет, молоденький красавчик, оказывавший явное предпочтение юным девицам. Я был уверен, что эти двое к заговору не имеют никакого отношения.

Возле Эмерика Тромблея собралась группа из четырёх человек: Эрнест Ламбард, Кит Брейд, Рандольф Барг и Генри Армстед. Лица у всех были очень серьёзные — очевидно, обсуждались какие-то важные дела. К сожалению, я не мог приблизиться и послушать, о чём речь. Вся надежда была на то, что мистер Батт, который время от времени присоединялся к этому тесному кружку, сумеет извлечь полезную информацию из их разговоров.

«С точки зрения расследования этот вечер не дал ничего, — думал я. — Что же касается слёз Эмерика Тромблея, они могли быть вполне искренними — насколько бывает искренна игра хорошего актёра».

Когда нам подвели лошадей, Шерлок Холмс тихо заметил мне:

— Занятная коллекция потенциальных злодеев собралась на этом вечере, не правда ли, Портер? Не показался вам кто-нибудь из них подозрительным?

— Нет, сэр, — отвечал я. — Я не могу вообразить, почему кому-либо могло понадобиться убивать Глина Хьюса.

— Когда вы найдёте ответ на этот вопрос, наше расследование можно будет считать законченным, — проговорил Холмс серьёзно.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Мы вернулись домой после полуночи. Там нас уже несколько часов дожидался Чарльз Эванс — человек, ферма которого соседствовала с фермой Джека Парри. Он пришёл сообщить, что Рис Парри и Олбан Гриффитс уезжают в понедельник в Аберистуит, а затем собираются предпринять поездку по Уэльсу. Больше ему ничего не удалось узнать от Джека Парри. Я горячо поблагодарил Эванса за старания, но тот только пожал плечами. Я прекрасно понимал его: он был готов сделать что угодно, лишь бы помочь найти убийц своего друга.

Мы решили с Мадрином ехать завтра утром, чтобы уже быть на месте, когда они приедут в Аберистуит в понедельник, и начать за ними слежку. Мы не могли ехать с этой парочкой в одном поезде, — они легко бы нас заметили.

Утром я послал с Даффи записку Шерлоку Холмсу с просьбой прийти к нам. Узнав об отъезде Риса Парри и Олбана Гриффитса, мой патрон одобрил наш план и посоветовал ехать самым ранним поездом, в 5.45, в понедельник, так как на единственный воскресный поезд мы уже опоздали. Он велел нам поселиться в отеле «Королевский лев» и оставить для него записку на имя Хаггарта Батта у владельца табачной лавки по фамилии Мередит. Лавка находилась на Грейт-Дарк-гейт-стрит. Пообещав вскоре приехать в Аберистуит, он пожал нам руки и ушёл.

Было воскресенье, и Мадрин вместе с семьёй отправился в молельный дом, а я посетил церковь, где вместе с Хаггартом Баттом прослушал проповедь преподобного Изикела Брауна на тему псалма Давида: «Господь Пастырь мой, я ни в чём не буду нуждаться». Он пытался внушить собравшимся — разумеется, не называя имени, — что их добрый пастырь — Эмерик Тромблей и все их нужды будут удовлетворены со временем, ибо он богатый, мудрый и щедрый человек.

После обеда Мадрин с семьёй снова направился в молельный дом — на сей раз в воскресную школу, — а вечером им надлежало опять быть на общей молитве, и я подумал, что воскресенье для них такой же хлопотный день, как и все остальные.

После обеда я решил совершить прогулку. Выйдя за деревню, я поднялся на холм, сел на траву и стал смотреть на облака, холмы и долины. По дороге, которая соединяла Пентредервидд с железной дорогой, промчался всадник. Думаю, его лошадь удовлетворила бы самые строгие требования Хаггарта Батта. Было только непонятно, зачем так гнать лошадь, когда поезда нет и не предвидится.

Вечером я упомянул о всаднике, беседуя с Мадрином. Оказалось, что он тоже его видел. Это был Уэйн Веллинг.

— Как всегда, в спешке и на своей любимой лошади, — добавил Мадрин. — Он знает толк в лошадях, и ему поручено покупать их для нужд хозяйства — кроме тех, которые предназначаются лично для Эмерика Тромблея.

Была половина седьмого, когда мы сошли с поезда в Аберистуите. Следующий поезд прибывал в 11.45. Мы сняли номер в отеле «Королевский лев» и отправились погулять по городу, чтобы убить время. Оставив записку для Холмса в табачной лавке, мы повернули за угол и столкнулись нос к носу с Бентоном Тромблеем.

На нём был новый костюм, хотя и явно купленный в магазине готового платья, а не сшитый на заказ; он подстригся и даже поправился, словно только и делал последнюю неделю, что отъедался на банкетах. Короче, перед нами был довольный жизнью человек, а не прежний бедный клерк.

Узнав, что мы только что приехали, он пригласил нас на свою завтрашнюю лекцию в университет. Как и в прошлый понедельник, он снабдил нас пригласительными билетами с буквой «О» и своими инициалами внутри буквы. Мы пообещали прийти. Всё равно наши подопечные, Олбан Гриффитс и Рис Парри, не пропустят эту лекцию.

С поезда в 11.45 не сошёл никто из интересующих нас лиц. Следующий поезд был в 14.00. Мы решили пока посмотреть на знаменитую набережную, которой приезжали полюбоваться туристы и отдыхающие, — ведь Аберистуит был одним из самых популярных морских курортов.

В путеводителе, который я прихватил с собой, отправляясь в Уэльс, говорилось, что набережная, начинаясь на юге, там, где река Истуит впадает в залив Кардиган, проходит мимо здания университета, возле которого построен прогулочный мол с павильоном, и заканчивается эспланадой Королевы Виктории. Немного к югу находятся развалины замка двенадцатого века, в котором Карл I устроил монетный двор и который был разрушен Кромвелем. На севере набережная граничила с высоким холмом Конститьюшн-Хилл; на вершину холма вела канатная дорога.

Мы не спеша шли по набережной. Был час отлива. Некоторые из отдыхающих в купальных костюмах забрались на огромные камни, выступившие из воды. Другие прогуливались по пляжу в роскошных нарядах, словно собрались на бал или в оперу. Женщины раскрыли над головами цветные зонтики. И за всё это время до моего слуха не донеслось ни одного слова, произнесённого по-валлийски.

Внезапно я почувствовал какую-то тревогу. С тех пор как я работаю вместе с Холмсом, я научился инстинктивно чувствовать за собой слежку. Я незаметно осмотрелся. Маленький, неряшливого вида субъект в фетровой шляпе и помятом костюме, словно он спал в нём не раздеваясь, пытался следовать за нами по пятам.

— Послушайте, Дафидд, — сказал я, — подождите меня вон в том кафе, мне надо отправить телеграмму. Я скоро вернусь.

Мадрин кивнул и пошёл к стоявшим перед кафе столикам. Я же повернул и, догнав большую группу туристов, смешался с ней. Человек в помятом костюме заметался, потеряв меня из виду, потом пожал плечами и направился к одному из особняков на набережной.

Я двинулся за ним — отчасти из чистого любопытства, отчасти потому, что не люблю, когда профаны в нашем деле путаются под ногами. Особняк оказался пансионом для отдыхающих. Человек вошёл в него, и я последовал за ним. Я поднялся вместе с ним на третий этаж. Он открыл ключом дверь под номером 18 и скрылся за ней, так ни разу и не оглянувшись. Я быстро осмотрелся: слева от меня была дверь под номером 17, справа — под номером 19.

Я спустился на первый этаж и разыскал хозяйку пансиона. Она не хотела сдавать мне 19-й номер, потому что я не собирался у неё столоваться — ведь этот человек тотчас бы меня узнал, — а ей хотелось получить плату не только за номер, но и за питание. Наконец мы столковались — я дал ей деньги вперёд за неделю и оставил номер за собой. В книге для приезжих я зарегистрировался как Эдвард Гэтуорд из Лондона.

Мадрин пришёл в ужас, когда узнал, какую сумму мне пришлось выложить. Не знаю, успокоил я его или нет, сказав, что Шерлок Холмс смотрит сквозь пальцы на всякие траты, если благодаря им открываются новые возможности расследования.

Рис Парри и Олбан Гриффитс сошли с поезда, когда часы на фасаде вокзала показывали без пятнадцати шесть. В руках у них были небольшие чемоданчики; оба, не заходя никуда, сразу же зашагали на набережную. Как заправские туристы, постояли минут пятнадцать, опираясь на парапет, точно не могли оторвать глаз от морского простора. Мы с Мадрином наблюдали за ними издали.

Субъект в помятом костюме вдруг тоже вынырнул откуда-то и остановился шагах в двадцати от Гриффитса и Парри. И всё время, пока они стояли, делая вид, будто любуются панорамой, он медленно подбирался к ним. Как только они пошли по набережной, человечек двинулся за ними. Мы с Мадрином сделали то же самое.