Кофе по-ирландски (СИ) - Полански Алла

Половина сегодняшних посетителей «Вегаса» – сотрудники одной компании. Столы сдвинуты, накрыты непривычно по-богатому для желающих просто весело провести вечер. Оказалось, что отмечали годовщину со дня основания фирмы. Было много хвалебных тостов, девушки и молодые люди перекрикивали друг друга, стараясь выслужиться перед начальниками. Потом все успокоились и начали постепенно расходиться по клубу. Кто-то сидел в баре, кто-то танцевал, кто-то вообще ушёл в зал с бильярдом. Друг Паши – очень приятный парень, работает айтишником и, насколько я уже знала, вместе учился с ним в университете. Он довольно редко подходил к нам, постоянно меняя собеседников, при этом мне ни разу не удалось заметить, чтобы Макс хоть раз с кем-нибудь выпил.

– Пойдем, потанцуем? – Паша увидел, что я начинаю чувствовать себя чужой на этом празднике.

– Пойдём.

Этот медленный танец мы танцевали молча, смотря друг другу в глаза и пытаясь разгадать мысли. Прежде всего свои собственные.

Я думала о том, что меня бесконечно тянет к этому до страха непонятному мужчине. У меня нет над ним власти – скорее, он мог влиять на меня. Я отдавала себе отчёт, что никогда не смогу добиться от него того, что хочу. Точнее могу, но он лишь просто позволит мне думать, что всего этого добилась я… Непонятное, непостижимое для разума всегда пугает. Пугает и манит как пропасть, как бездонность океана.

Он же, казалось, читает все мои мысли по глазам, по губам. И самое ужасное, что это явно доставляло ему удовольствие.

Медленный танец длился не больше пяти минут, а мне показалось, что прошла вечность, и за эту вечность он всё про меня понял. Этот туманный мужчина снял с меня всякие условности, освободил от всех предрассудков.

Как будто получив согласие, привстала на цыпочки и потянулась губами к его губам. Он ответил, и с этого момента я вступила на незримую тропу борьбы. Борьбы с собой за своё же счастье…

Вечеринка набирала обороты, а думать было невозможно ни о чём другом, как о своём растущем желании принадлежать ему. Принадлежать полностью, целиком, без малейшего остатка. Я смотрела на него, и абсолютно всё в нём меня завораживало: лицо, губы, плечи… Никогда прежде не понимала полностью значение слова «вожделеть», так вот именно сегодня я прочувствовала это каждой клеточкой тела.

Мы сидели за столом, а мне так хотелось, чтобы он обнял меня, прижал к себе, так хотелось почувствовать себя ограждённой от всего дурного, от всего того, что мне мешало жить. Но он не спешил, он как будто испытывал меня, и тогда я решила идти ва-банк…

Терпеливо дождалась, когда люди начали расходиться по домам, а Макс предложил довезти нас до дома.

Мы сели в старенькую, видавшие виды праворукую «Хонду» и помчались так, что, казалось, мотор уже готов взмолиться о пощаде.

Я посмотрела Паше в глаза и поняла – идти ва-банк и не нужно.

В одну и ту же секунду мы потянулись друг к другу и сплелись, словно веточки во время сильного ветра. Его тепло, его сила и, одновременно с этим, смеющиеся глаза с искорками задора заставили сдать на милость победителю все последние редуты линии защиты. Я словно с ума сошла, все стёрлось из бытия. Всё, кроме его губ, глаз, рук… Макс, его старенькая, но всё ещё резвая машина… Скорость, которую я всегда так боялась… Всё ушло. Проглочено лишь одним желанием.

Поцелуи мучили, объятий казалось катастрофически мало для того, чтобы утолить моё желание, и я, как страждущий от жажды, не могла удовлетвориться лишь стаканом холодной воды: мне требовалось погрузиться в неё с головой, насладиться тем, что я в ней, а она – во мне.

Наконец не смогла больше сдерживать своё тело, села к Паше на колени и торопливо стала стягивать с него одежду. Он, как будто до последнего не веря, что я могу решиться на подобное безумство, обездвижено сидел, а потом и самому себе позволил пойти на это.

Визг тормозов, «Хонда» виртуозно паркуется где-то во дворах, Макс пулей вылетает из машины.

Мы одни… а где именно – уже не важно…

Я никогда не встречала таких мужчин. Каждое его движение знакомило меня с новой краской в неземной палитре чувств, и всё то, что я испытывала раньше, казалось лишь бледными оттенками этих новых, неведомых прежде цветов.

Мы долго не могли сказать друг другу ни слова. Фразы заменяли поцелуи, и это было выше любых, самых красивых слов самого красивого языка.

***

2 АПРЕЛЯ

Впервые в жизни я проснулась позже одиннадцати и совершенно не хотела вставать. Мне даже не нужен был кофе, и а сигареты почти что забыты. Душу разрывало два совершенно противоположных чувства: счастье и страх. Счастье – от бесстыдных воспоминаний. Страх – от того, что моё вчерашнее безумство, возможно, будет расценено, как легкомыслие. Это ещё если очень мягко сказать. А если не очень мягко… то я сильно рисковала больше никогда не увидеть Пашу.

Лежу под одеялом, и чем больше об этом думаю, тем больше дрожу уже даже не от страха, а от дикого ужаса.

Боже! Ну зачем я так? Ну почему дала волю чувствам? Почему именно вчера? Макс… бедный Макс… Такой стресс ему устроили… Наверняка будет теперь Пашу отговаривать со мной какие-то отношения строить…

И вообще – почему он не звонит? А может, и не позвонит больше? Может, стёр прямо вчера ночью мой номер из контактов? Что же я наделала-то… Нет, сама не буду звонить… ни за что не буду. Умру, а звонить сама не стану. Ну куда это годится, если ещё после всего этого сама и позвоню? Буду ждать…

Всё-таки заставила себя встать, позавтракать и даже прибрать в картире. Потом долго ходила, а точнее даже не ходила – металась по комнате совершенно без какой-либо цели. Потом Бог сжалился надо мной и сделал так, чтобы именно сегодня и именно в момент, когда я была уже совсем близка к тому, чтобы всё-таки позвонить Паше самой, мне позвонил сын. Данька плакал и в двадцать пятый раз попросил всё-таки завести дома кошку.

До этого он уже не раз говорил об этом, но мне удавалось ловко съезжать с темы. Кошек я терпеть не могу, а собаку Данька почему-то не хочет, так что этот день его детской мечте суждено было осуществиться. Он позвонил в правильное время, и я была готова заняться чем угодно, лишь бы выкинуть из головы раздирающие душу и сердце мысли.

Быстро оделась, забрала у мамы Данилу, и мы направились на «Птичий рынок». Долго бродили, рассматривая зверушек, но ещё в самом начале рынка Данька заприметил одного подрощенного чёрного котёнка. Он спал в аквариуме со своими братьями и сёстрами. Судя по табличке, все эти милые кошечки были русскими голубыми, а на мой вопрос «Почему все голубые, а этот чёрный», мне дали просто потрясающий ответ: «В любом стаде есть своя паршивая овца».

Несмотря на все мои увещевания, «паршивая овца» нашла своего хозяина.

Накупили разного корма, лотков, игрушек и направились показывать «овце» её новый дом. На удивление, котёнок ничуть не смутился сменой обстановки, обновил когтями диван, сделал лужицу в коридоре и мирно улёгся спать в «домике». На этом Данька успокоился, и мы пошли гулять.

С трудом простояла с сыном на детской площадке пару часов, пока он делил поровну между горкой, качелями и песочницей свою неуёмную энергию, а потом позвонила мама и позвала нас к ней на ужин. Я с радостью согласилась – сил готовить самой просто не было.

Съев всё до последней крошки, Данька ушёл в комнату смотреть мультфильмы, но вскоре затих, заснув прямо перед телевизором.

Домой я ушла одна. Десять минут пешим ходом сократились до трёх – тоска в сердце стала настолько физически ощущаемой, что ноги сами перешли на бег. Вся надежда была только на то, что дома можно будет выплакать свою беду в чёрную шкурку «русской голубой».

Но я ещё и представить себе не могла, что желание выплакаться будет исполнено даже с избытком. Открыв дверь и не включая свет, рванула на кухню, к домику «овцы», пошарила там рукой – пусто. Включила свет, осмотрела все углы, заглянула под диван, стол и вообще подо всё, где мог бы спрятаться маленький котёнок, однако его нигде не было!