Игнатий Лойола. Учитель духовности - Штефан Кихле

Опасна чрезмерная аскеза, причиной которой часто является ложные представления о Боге. Как если бы Бог был немилосердным судьей, постоянно угрожающим наказанием человеку, или мстителем, требующим удовлетворения, или мелочным недоброжелателем, ничего не позволяющим человеку. Ложная аскеза может вызвать у человека негативные психические или физические последствия или сформировать нездоровые моральные установки. Игнатию хорошо известно об этой опасности, не в последнюю очередь из собственного болезненного опыта. Среди первых иезуитов чрезмерное аскетическое рвение также приводит к аналогичным злоупотреблениям. Игнатий ясно предупреждает об этом, иногда даже запрещая определенные аскетические практики. Например, он пишет герцогу Франсиско Борджа, – позднее ставшему генералом Общества Иисуса, – который был склонен к злоупотреблениям во время поста:

«Поэтому я, хотя прежде я весьма хвалил и некоторое время даже радовался посту со столь великим отречением и отказом от обычных кушаний, в будущем не могу более хвалить его, когда я вижу, что желудок при таком посте и таком отречении не может естественным образом совершать свое дело, и даже не в состоянии переваривать обыкновенные сорта мяса и некоторые другие продукты, которые должным образом поддерживают человеческое тело. Я скорее склонен искать все возможные способы, какими можно укрепить его [тело] …Ибо мы должны желать и любить тело постольку, поскольку оно послушно и помогает душе и располагает ее посредством этой помощи к послушанию и вящему служению славе нашего Творца и Господа» (WA I, 248).

Нельзя не в коем случае вредить телу, ибо оно – средство, которое Бог сотворил ради достижения цели – служения Богу! Полезна только мудрая и умеренная аскеза.

В португальской Коимбре студенты имели склонность к аскетическим злоупотреблениям. Игнатий пишет им весьма резкое письмо, получившее название «письма о совершенстве» (WA, I, 138–149). В первой части письма Игнатий настоятельно требует, чтобы студенты ордена ревностно относились к молитве и учебе. Во второй части он также настойчиво предостерегает их от чрезмерного рвения: «Иногда происходит так, что некто, желая распять ветхого человека, на деле распинает нового, и из-за слабости не может упражняться в добродетелях». Во всем необходима умеренность. Умеренность человек находит благодаря мудрости, то есть способности правильно различать духов. В третьей части Игнатий утверждает, что, вероятно, коимбрским студентам не достает мудрости: «И если мудрость у вас – редкий гость и появляется не часто, то вы должны заменить ее послушанием, чей совет должен быть для вас непреложным». В том случае, если молодые, чрезмерно ревностные схоластики еще недостаточно искушены в мудрости, то они должны довериться своим более опытным предстоятелям. Сегодня в этом случае можно порекомендовать хорошего духовного сопровождения, который мог бы помочь найти правильную меру в молитве.

Тот же, кто освободился, – что, конечно, возможно лишь до известной степени, – от неупорядоченных влечений этого мира, может теперь обратиться ко второму аспекту игнатианской духовности, который на первый взгляд противоположен первому: радости о мире (Weltfreudigkeit). Он заново обращается к миру, с благодарностью пользуясь его дарами, находя в них Бога. Он может использовать все вещи в качестве средств для достижения своих целей. В мире для него нет ни одной вещи, которая была настолько дурна, чтобы он не мог разглядеть в ней Творения Божьего. Христиане, которые прошли школу игнатианской духовности, часто излучают удивительный дух обращенности к миру. Они не замыкаются пугливо в церковном гетто, а вступают в открытый диалог с миром. Если они обладают властью или большим имуществом, то они без страха используют его для Бога и блага людей. Они активно содействуют развитию науки и техники, средств массовой информации и художественного творчества ради прогресса человечества. Тот, чье сердце не испытывает зависимости от мира сего, может чувствовать в чудесах природы или в достижениях человеческого духа следы и действие Бога. «Вещи мира» вызывают в нем желание прославить Творца. Они служат ему средствами установления Царства Божия, более мирного, прекрасного и справедливого мира.

В молитвенной жизни эта радость о мире ведет к развитию особой игнатианской чувственности. Молящийся общается с миром посредством чувств и через мир он общается с Богом. В размышлениях над Священным Писанием человек мысленно представляет себе библейские сцены. Перед его внутренним взором разворачивается библейская история. Он как бы «инсценирует» заново (например, ДУ 47). Посредством этого метода история оказывает влияние на глубинные слои души молящегося, возбуждая в нем его собственные жизненные переживания. Согласно Игнатию в вечернем размышлении необходимо пользоваться всеми пятью чувствами (ДУ 121, 122). Упражняющийся созерцает сцену, он прислушивается к голосам действующих в ней лиц, обоняет запахи, ощущает вкус яств. Игнатий даже пишет, что он должен «обнимать и целовать места», о которых говорится в тексте. Здесь Игнатий показывает особый путь к Богу. Человек сначала вызывает в памяти переживания телесных, «внешних» чувств. Посредством этих воспоминаний Игнатий переходит к «внутренним чувствам», которые человек «представляет себе» в своем воображении, переживая при этом некое чувственное ощущение. Молящийся с помощью внутреннего и, тем не менее, глубоко чувственного переживания, – ведь в сценах из жизни Иисуса он находит свою собственную жизнь! – постигает действие Божье в собственной жизни. «Приложение чувств» – это основа мистики чувств св. Игнатия.

Кроме размышлений над Священным Писанием чувства могут получить применение и в других образах молитвы. Например, в молитве завершения дня молящийся может вспомнить о сильных чувственных ощущениях дня и еще раз «почувствовать и вкусить» (ДУ 2) их. Так вкусная еда или глубокие музыкальные переживания могут вызвать у нас желание прославить Бога. Телесная боль вызовет в нем жалобу и заставит обратиться за помощью к Богу. Он будет благодарить Бога за особое чувство природы. Человек, переживший эротическую любовь и удовольствие, найдет в них Бога. Тот, кто за свои заслуги удостоился почестей от людей, почувствует в сердце необходимость воздать за них хвалу Богу и благодарить Его за то, что Он позволил ему совершить. Все больше и больше молящийся будет находить Бога не только в молитвенных упражнениях, но и в самих происходящих с ним событиях. Он начнет обретать Бога во всех вещах.

В переживаниях такого рода опять-таки необходимо, чтобы человек не имел «неупорядоченной» зависимости от радостных чувственных переживаний, чтобы они не были для него самоцелью, единственным источником его удовлетворения и самосознания. Человек должен свободно принимать их, как дары Божьи, радоваться им и отпускать их вновь. Постоянное и искреннее благодарение помогает поместить все в правильную перспективу. Также необходимо относиться и к болезненным чувственным переживаниям. Их также необходимо принимать из руки Божьей. Человек может вновь предать их в руку Божью, уповая на то, что Его спасительная и искупительная власть в конечном итоге окажутся сильнее земной боли.

Умная любовь

Это выражение – по-латыни discreta caritas – прекрасно передает сущность игнатианского отношения к миру. Умная любовь смотрит на реальность с уважением. Она воспринимает мир таким, каков он есть, а не таким, каким он должен или мог бы быть. Любящий взгляд пытается увидеть прекрасное, но он не отворачивается и от злого и безобразного. Мудрость у Игнатия – это дар различения духов. Тот, кто с мудростью взирает на мир, тот всегда сохраняет необходимую по отношению к нему дистанцию и свободу, и он работает в нем и ради него со страстью и полной самоотдачей. Вначале он оставляет время, достаточное для трезвого и честного, глубокого и благодарного восприятия, и только потом дает взвешенную и дифференцированную оценку. В молитве он может различить «духов», исходящих от мира, чтобы затем принять правильное решение, как ему необходимо поступить. И в современном многообразном и сложном мире он найдет решение, угодное Богу.

До Игнатия молитвенная и общинная жизнь в католических орденах была повсеместно определена детальными правилами. Игнатий видел, что его собратья существуют в чрезвычайно разнообразном мире, где обычаи разнятся в зависимости от места. Он сохраняет строгий распорядок дня для молодых студентов ордена, который необходим для упражнения в молитве и послушании. Однако в отношении зрелых иезуитов он отказывается от всякой внешней регламентации, полностью доверяя их чувству ответственности. В Конституциях он пишет: