Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало - Олег Айрапетов

1 августа Лондоном было сделано соответствующее заявление и в отношении Бельгии. Тональность его была весьма серьезной: британское правительство недвусмысленно давало понять Берлину, что не останется в стороне в случае вторжения в королевство. М. фон Лихновский добавил к донесению слова о своем убеждении в том, что люди в Англии по возможности все-таки предпочли бы мир, но вопрос бельгийского нейтралитета резко осложняет ситуацию. «Мое впечатление, – написал на донесении кайзер, – что г-н Грей – фальшивый пес, который боится своей собственной дешевой и фальшивой политики, но который не выйдет открыто против нас, предпочитая, чтобы мы заставили его сделать это»222. В воскресенье 2 августа М. фон Лихновский вновь предупредил Министерство иностранных дел, что в случае нарушения бельгийского нейтралитета Германией и начала войны с ней взрыв общественного негодования в Англии будет таким, что ее правительство не сможет остаться нейтральным223. Но и это предупреждение осталось без последствий.

2 августа 1914 г. премьер-министр Великобритании лорд Г Асквит после разговора с лордом-канцлером Р. Холдейном и министром иностранных дел Э. Греем пришел к мысли о неизбежности войны против стремления Германии к мировому господству (не просто к победе над Францией и Россией, во всяком случае по мысли Холдейна и Грея) и необходимости мобилизации. Британское правительство в целом имело представление о «плане Шлиффена», и сомнений о том, что немцы планируют вторгнуться в Бельгию, а возможно, и в Голландию, у них не было. В тот же день Лондон впервые известил Париж о своем возможном вступлении в войну на стороне Франции и России224. Схожее по сути предупреждение было сделано Г. Асквитом и германскому послу. Премьер-министр открыто заявил, что германо-французская война будет весьма непопулярной в английском общественном мнении и что на нейтралитет Лондона окажут значительное влияние два фактора: 1) возможное нарушение нейтралитета Бельгии, гарантом которого является среди прочих держав и Великобритания; 2) возможные атаки германского флота на северо-западное побережье Франции, ответственность за безопасность которого взяла на себя Англия в обмен на предоставленную Парижу возможность усилить свой Средиземноморский флот225.

Великобритания, как казалось ее правительству, была достаточно хорошо подготовлена к действиям, во всяком случае в соответствии с довоенными представлениями о них и имеющимися планами. Быстрая мобилизация ее вооруженных сил не вызывала проблем: ежегодные маневры английского флота закончились только 26 июля, и ввиду тревожного положения было принято предложение У. Черчилля не демобилизовывать флот. Готовность армии была высокой. Требовался повод, но его не мог дать Люксембург, не сопротивлявшийся вторжению, что нарушало положение о вооруженной защите его нейтралитета226. Вечером 2 августа король Альберт ответил категорическим отказом на требования Германии – Бельгия решила сопротивляться.

В шесть часов утра 4 августа германский посол в Брюсселе сообщил правительству этой страны о том, что Германия вынуждена будет принять меры для обеспечения своей безопасности. В восемь часов утра немецкие солдаты начали переходить бельгийско-германскую границу, а в полдень Альберт I обратился к странам – гарантам нейтралитета своей страны с просьбой о военной помощи227. Вторжение германской армии в Бельгию дало Лондону необходимый повод. 3 августа в Берлин ушел ультиматум о немедленном прекращении нарушения нейтралитета королевства. В полночь 4 августа Великобритания объявила войну Германии228. Это известие было принято в России с восторгом. «Лучшим образом с внешней стороны для нас кампания не могла начаться», – так отреагировал на это известие Николай II229.

За примером Берлина вскоре последовала и Вена. 24 июля (6 августа) Австро-Венгрия объявила войну России. Повод для нее оказался сформулирован не менее оригинально, чем у союзницы. По мнению австрийского МИДа, именно Россия начала войну с Германией: «Ввиду угрожающего положения, занятого Россией в конфликте между Австро-Венгерской монархией и Сербией, и при наличии того обстоятельства, что вследствие этого конфликта Россия, как это следует из сообщения берлинского кабинета, сочла необходимым открыть военные действия против Германии, и что последняя, таким образом, находится в состоянии войны с вышеназванной державой, Австро-Венгрия равным образом считает себя с настоящего момента в состоянии войны с Россией»230. Следует отметить, что аресты русских подданных в Австро-Венгрии (значительное их количество безмятежно отдыхали на курортах) начались со дня объявления войны России Германией, то есть до формального разрыва Вены с Петербургом, и одновременно австрийские власти предприняли значительные усилия по ограничению выезда русских за пределы Дунайской монархии, чтобы иметь возможность интернировать их позднее231.

Чтение австрийской ноты об объявлении войны России графом Ф. Сапари было прервано С. Д. Сазоновым, напомнившим австро-венгерскому послу, что как раз Германия объявила войну России, но тот ответил: «Ах, господин министр! Войдите же в мое положение: мне так приказали!»232. 26 июля (8 августа) Николай II подписал манифест о начале войны России с новым противником233. «Ныне Австро-Венгрия, первая зачинщица мировой смуты, обнажившая посреди глубокого мира меч против слабейшей Сербии, – говорилось в нем, – сбросила с себя личину и объявила войну не раз спасавшей ее России. Силы неприятеля умножаются: против России и всего славянства ополчились обе могущественные немецкие державы. Но с удвоенной силой растет навстречу им справедливый гнев мирных народов и с несокрушимою твердостью встает перед врагом на брань Россия, верная славным преданиям своего прошлого»234. В тот же день австрийское посольство (92 человека) во главе с Ф. Сапари отбыло на родину через Финляндию и Швецию235.

Как начиналась война – реакция общества

Долгий мир в Европе подходил к концу, для политиков и высших военных чинов война пришла неожиданно. Сотни старших офицеров мобилизация застала в Ессентуках и Минеральных Водах, откуда они с трудом выбирались к своим частям1. В гарнизонах тем более не ждали ничего подобного, жизнь там текла спокойно и размеренно2. «Как всегда бывает накануне большой войны, – совершенно правильно отметил в своих воспоминаниях М. Д. Бонч-Бруевич, – в близкую возможность ее никто не верил… полк стоял в лагере, но ослепительно белые палатки, и разбитые солдатами цветники, и аккуратно посыпанные песочком дорожки только усиливали ощущение безмятежно мирной жизни, владевшее каждым из нас»3.

Также не ожидали войны и представители общественности. «Никто не подозревал в то же время, – вспоминал А. А. Кизеветтер, – что мир находился накануне величайшей из войн. Правда, Балканы кипели, как накаленный котел, из которого горячий пар валит клубами. Но как-то никому не думалось, что это прелюдия к всесветному пожару. И объявление войны налетело, как внезапный смерч»4. В этом смерче было много символичного. В Петербурге поначалу афиши о всеобщей мобилизации были красными: «Маленькие плакаты кровавым пятном алели на стенах. Потом спохватились. Все остальные пошли белые»5. Узнавший об объявлении войны в Риге великий князь Кирилл Владимирович отметил: «Среди всеобщего веселья известие (о том, что Германия объявила войну России. – А. О.) произвело эффект разорвавшейся бомбы. Должен признать, что эта война явилась крайней неожиданностью, даже более, чем японская война»6.

Семинарист А. М. Василевский, будущий маршал Советского Союза, встретил июль – август 1914 г. на каникулах в Кинешме. Он также отмечал: «Во всяком случае, объявление войны явилось для нас полной неожиданностью. И, уж конечно, никто не предполагал, что она затянется надолго»7. Английского путешественника С. Грэхема объявление войны застало в далекой деревне на Алтае. Его описание реакции местного населения на приказ о мобилизации напоминает бессмертные страницы шолоховского «Тихого Дона»: «Молодой человек проскакал по улице на прекрасном коне, за его спиной по ветру развевался большой красный флаг; скача, он выкрикивал новость для всех и каждого: Война! Война!»8. Далее произошло то, что, очевидно, так удивило британца: «Люди ничего не знали о проблемах Европы, им даже не было сказано, против кого Царь начал войну. Они оседлали своих коней и с готовностью поскакали, так и не спросив о причине призыва»9. Генерал Ю. Н. Данилов дал точное описание поведения русского крестьянина в войну: «…терпеливые и инертные по свойствам своей природы, они шли на призыв, куда звало их начальство. Шли и умирали, пока не настали великие потрясения»10.