Запомни, ты моя - Любовь Попова

соглашаемся и садимся на широкий диван. А я обдумываю слова Дианы, которую действительно очень хорошо понимаю. Я тоже не могу без Никиты. Но ради малыша я готова отказаться от своей зависимости, чтобы жить в безопасности и больше не оглядываться в страхе. Не бояться подвоха.

Но даже чувствуя себя спокойно и хорошо, нельзя быть уверенной в завтрашнем дне. Нельзя не осознавать, к чему может привести оскорбление депутата Самсонова. Но кажется, Вика об этом забыла.

— В смысле? — требует она ответа у директора отеля, который озвучил требования Никиты. — Это вообще законно?

— Алена беременна, она уходит в декрет.

— С тридцатой недели! А сейчас даже двадцатая не наступила! Марат!

— Тогда я просто уволюсь, — говорю еле слышно, чувствуя, как во мне закипает гнев и хорошо, что сейчас этого наглого ублюдка нет рядом.

— Если ты напишешь заявление, мне придется уволить Вику. Не знаю, что вы обе натворили, но Никита был очень зол, когда дозвонился до меня ночью.

Глава 24. Алена

— Давай уволимся вместе? — настойчиво предлагает Вика, пока мы с ней пьем в ресторане кофе. — Отыщем другую работу, можем даже махнуть в другой город или страну.

Она все говорила и говорила, активно предлагала всевозможные варианты. Но стоит ей только раз глянуть на меня своими огромными глазами, ее грудь поднимается в глубоком вздохе и снова опускается. Она все поняла по моему лицу.

Конечно, можно упереться рогом, рвануть, задрав подбородок, куда угодно. Найти другую работу, куда меня не возьмут, потому что беременна, а ее возьмут на должность гораздо ниже той, что в настоящее время. Это уже не говоря о том, что я не хочу уезжать из своей квартиры, не хочу прекращать занятия танцами, не хочу менять соседей, к которым так привыкла. Но и Никите попустительствовать не хочу. Он уверен, что абсолютно безнаказан, так пора ему доказать, что это не так. И пусть ничего сравнительно крупного я делать не буду, но вот мелкую пакость, какими мы баловались в детстве, сделать можно.

— И что? Мы это просто так и оставим? — психует Вика, опрокидывая чашку с кофе. К нам тут же подлетает официант, но пятно на белой скатерти уже не вывести. И это наводит меня на мысль.

— Ну, раз у меня теперь так много свободного времени, то я могу приступить к написанию книги, — эта идея не покидает меня уже пару недель. — И…

— И… — поднимает брови Вика, чуть надвинувшись.

— И сделать жизнь Никиты невыносимой.

— Как?

Я рассказываю ей короткий план военных действий. И нет, я не хочу требовать от него вернуть меня. Но кому-то придется скоро плакать.

Для начала я выясняю, где Никита тренируется, и довольно просто устраиваюсь туда на стажировку.

Для этого документы не нужны, но форму выдают. Ну а всем известно, что такие орлы, как Никита, вряд ли смогут приметить невзрачную горничную клуба.

Надо сказать, что месть того стоила. Когда Никита на презентации нового торгового центра появился с ярко-красными волосами, я просто ухохатывалась. Думала, что бы еще такого же безобидного придумать?

Смотря на Никиту, который с широкой улыбкой разъясняет, что так над ним пошутили друзья, я не могла не заметить постного лица Нади.

В предыдущие разы перед камерами она выглядела куда ярче и веселее. Но задумываться над этим желания нет и, сделав скриншот с экрана, где мой любимый во вчерашней записи слушает аплодисменты, я отправляюсь в душ.

Сегодня важный день и возможно я смогу написать хоть строчку.

Странно, но я не испытываю страха перед прошлым, может быть, мне даже приспичит о нем поведать. Без подробностей, в общих, не слишком радужных красках. Рассказать о тех людях, что мне помогали, и которые вредили, поведать, что не всегда ярлыки определяют человека. Объяснить, что человек — это сумма его поступков, а не мнений, сложившихся окружающими.

Полная энтузиазма, я захожу в ванную, включаю воду, и сразу принимаюсь намыливать тело. В голову тут же лезут образы голой задницы Никиты, которой вчера залюбовавшись, я чуть не провалила все задание, когда меняла его шампунь на красный тоник.

Внутри тела независимо от разума тут же вспыхивает бесстыдное желание. Даже сейчас я его чувствую. Оно берет в клещи каждую клеточку, делает грудь чувствительной к малейшим прикосновениям мочалки, которой я вожу, намыливая кожу, часто дыша и воображая, что рядом Никита. Что он дотрагивается до меня своим дыханием, заключает в объятия, чтобы сказать на ушко что-нибудь до чрезвычайности похабное. Чтобы продемонстрировать, насколько велика его жажда. Это все до того густо обволакивает меня похотью, что пальцы сами рвутся между ног. До появления Никиты у меня и мысли не было об оргазмах, но с его теперь это стало почти нуждой. Еженедельный ритуал, при котором мысли о любимом сочетаются с голодом плоти, превращая меня в текущую дрянь. Задыхающуюся, глотая воду, что стекает по телу, пока все пять чувств не достигнут пика, а изо рта не вырвется запретное:

— Никита.

Постепенно прихожу в себя и рукой нащупываю свой шампунь. И только спустя минуту принюхиваюсь и отчетливо осознаю, что это не мой.

— Что за черт…

— Всего лишь я… — слышу знакомый голос и замираю. Серьезно? Понял, что это я и решил свести счеты. — Твой Никита.

Невозмутимо домываюсь и, не обращая внимания на наглую улыбку петушка, укутываюсь в полотенце, которое он мне подает.

— Это мог быть кто угодно, — говорю я, когда иду на кухню, чтобы сделать себе горячий шоколад. Этот красноармеец за мной. На себя в зеркало даже смотреть не хочу.

— Мог быть кто угодно, но была ты. Ты что, действительно думала, я тебя не замечу? И… сделай мне кофе.

— Вот еще! — поворачиваюсь, пока он сидит за барной стойкой. — И ты меня не заметил! Ты был с Камилем и не обратил на меня никакого внимания!

— Зато по камерам хорошо видно твою пухлую задницу.

— Серьезно? Пухлую? — шиплю я и указываю на дверь.

— Ты отомстил? Молодец. Теперь выметайся. И ключи