Крысолюд - Ludvig Normaien

выжил во многом потому, что был полезен, добывал еду. А что я тут добуду? Лишний рот. Потому выбор очевиден.

Оружие мне было не нужно, развязанные перед входом в клетушку руки были уже вооружены тем, что мне досталось от появления в этом мире — крепкие когти, которые стали сильнее после того, как я сожрал странные специи или камни, казалось, что светились в темноте. Крепкие костяные пластины на костяшках пальцев могли поспорить с некоторыми латными перчатками в плане защищённости. Зубы — хоть до конца с одной стороны и не восстановились после памятной первой встречи с ящеролюдами, но клыки были целы и мясо они могли рвать как ножи. А глаза были более приспособлены бродить по туннелям без света, чем у лесных тварей.

Хвост вот только не работал, переломленный пополам, тащась за мною странной верёвочкой, на которую так и норовили наступить. И хоть голод вновь начал терзать моё тело, драка в таких условиях давала определённые преимущества.

Пока Белоглазый с Тупым и ещё кем-то примкнувшим к ним вовсю полосовались и кусались с козлоголовыми, я ударил сбоку, оглушая ударами кулаков под рога и в челюсти, прокусывая лапы, дробя мелкие кости и превращая их шкуры в лохмотья.

Любая драка кажется бесконечной, хотя на самом деле проходит лишь малая толика времени. Так и тут — сколько прошло на самом деле времени было непонятно, когда, хрипло дыша, на ногах остались псиноголовые и я, а наши противники лежали в лужах вонючей крови, подыхая или жалобно блея, склонив головы с прижатыми ушами, признавая поражение и наше господство.

Белоглазый, облизывая окровавленную пасть, примерял роль лидера, рыча на оставшихся в нашей клетке зверолюдов, а я внимательно всматривался, пытаясь определить на ощупь, кто же из убитых был больше всего похож на животное…

Не успел я приступить к еде, как из клетки напротив до меня донеслось:

— Очередная смерть, Морр. Посмотри, господин мой, да прими жертву ежесущную и очисть осквернённое, водитель снов и ушедших, владыка Иных Мест! Во тьме обретаясь, взываю к тебе: не оставь одиноким во мраке, не покинь в часы скорби, будь мне поддержкой и утешением, приди на подмогу, протяни свою длань!..

— Эй, ты кто такой? Человек?

— Ох, щупальца Маннана, — надтреснутым старческим голосом отозвались из сумрака. — Если мне не изменяет память, то в эту клетку посадили толпу животных Хаоса, мерзких зверолюдов!

— Выбирай выражения, кто бы ты ни был! А то они могут обидеться по любому поводу и, если уж не смогут тебя сейчас достать, то заплюют издалека. Не сдохнешь, так замучаешься отмываться.

Меж прутьев клетки, откуда доносился голос, показалось человеческое лицо. Точно, старик — клочковатая борода, тёмные провалы глазных впадин, огромные залысины.

— Ох, молот Зигмара, будь я проклят! Говорящая на тилейском тварь!

— А вот сейчас уже я могу обидеться, старикан. Как думаешь, если я подговорю оставшихся козлоногих покидаться в человека дерьмом, откажутся они от такого развлечения?

— Не надо, не надо, клянусь весами Верены, я просто очень сильно удивился! Хотя, где ещё подобное можно встретить, как не на Ковчеге наггароти!

— Стой, старик. Ты кто такой и что за наггароти, и что за ковчег? Старик захихикал.

— Кто я такой? Да уже, пожалуй, никто. Раб. Как и ты, и все кто тут сидит.

— Я — не раб!

— Если не раб — то мясо.

— С чего бы?

— Потому что ты в руках наггароти. А у них просто — ты или раб, или мясо.

— Рррр, человек, не зли меня. Ты кто такой и откуда? До того, как стал рабом.

— Хейм… — он запнулся. — Хейм Фундель, из Багны, что рядом с Лабрианом.

— Что за Багна? Что за Лабриан?

— Как какой? Он один, земля Риеки, на берегу Уледзиндхата — Дымного моря, в северных землях Свободного союза племён.

— Что за Риеки? Что за море? Что за племена?

— Эй, парень — парень, стой! Тьфу, парень… Уж больно много вопросов. Ты-то сам кто? На человека явно не тянешь, хотя в такой темноте и можно спутать… И как зовут тебя? Что ты вообще знаешь об окружающем мире?

— Кто я — не знаю, а нелюбимые тобой зверолюди дали мне прозвище Голодное Брюхо. — отвечал я, пытаясь отделить копыто твари от тела. — А знаю только то, что есть зверолюды, живущие в лесах, воюющие с ящерицами и людьми. Есть крысы, что живут под землёй среди мутантов и воюют с ящерицами. Что у ящериц и зверей есть те, кто могут творить разные странные штуки, управляя насекомыми, огнём и всякое такое. И… И всё, пожалуй.

— Судя по звукам, у них были основания на то, чтобы тебя так назвать… Что же, приятно познакомиться, Голодное Брюхо. Нам будет о чём поговорить.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Дарлотрил Искатель, предводитель друкайев Чёрного Ковчега, один из посвященных Братства Малекита, принимал вернувшегося из налёта Сохирса Тёмного Тесака, предводителя налётчиков, и угощал его вином.

Сохирс пил медленно, трудно; мутное вино стекало по подобному мрамору подбородку, тяжелыми каплями шлепалось на пластины доспеха, скатывалось вниз, впитываясь в тёмную ткань. Каждая капля этого напитка могла быть отравлена, и на то были определенные причины.

— Итак, ещё раз — мы нашли потрёпанных скотов, которым ящерки устроили взбучку. Мы увидели, где они стали лагерем. Ты возглавил воинов, взяв тех, кого хотел. И при этом ты захватил всего около трёхсот голов? И при этом всего нескольких минотавров?! Позволь узнать, почему ты не захватил горгона? Где их Предводитель Зверей? Где шаманы? Подношение их, в качестве жертв на алтаре Кхейна, могло бы дать нам редкостную возможность стать немного ближе к нашему Королю, дать силы постичь новые высоты в деле постижения Сил этого мира. Ответь мне, друкай.

Дарлотрил с презрением следил за тем, как капля пота выступила на лбу Сохирса.

«Как он мог вообще достигнуть подобных высот?» — спрашивал он самого себя, дав себе зарок непременно избавиться от подобного труса в своих рядах. Не сразу. Трусами легче управлять.

— Могучий повелитель, мы совершили налёт, не потеряв ни единого воина. Разве жизнь друкаев не важна для Малекита, да воссоединимся мы вновь под его знаменами! Шаманы и горгон ещё довольно сильны. Ящерки вряд ли смогут их захватить, а мы можем подождать, пока они сделают друг друга слабее, и тогда захватим даже сланна у ящериц. К тому же, последователи Морати не ценят сильных жертв, им гораздо приятнее считать их по количеству голов…

— Мерзость… Мы вернёмся сюда только через несколько лет, и уже кто-то другой захватит