Ведьма княгини - Симона Вилар

Свенельд пожал плечами, усмехнулся.

– Другой бы спорил – я не стану. Когда это ты на меня положиться не могла, а, Ольга? Однако и мне надо знать, кого ты видишь во мне: только помощника… или еще кого?

Теперь глаза его уже не лучились лукавым весельем. Княгиня слышала его напряженное неровное дыхание. Но заговорила совсем не о том, о чем думал варяг:

– Ты вон возвысился моими стараниями, Свенельд, ты богат стал и могуч. Теперь и мне скоро указывать начнешь. Погоди! – взмахнула она широким рукавом, резко подняв руку и не давая ему слова вставить. – Я вот спросить хотела: неужели не жалко тебе, что ты древлянского посадничества лишился? А водица чародейская? Разве не жаль, что не ведать тебе теперь ее, не пить ее живительную силу? Я ведь по себе знаю: кто однажды изведал силу чародейской воды, уже не может без нее, ощущая себя слабым и потерянным, став как все, чувствуя приближающуюся старость. Неужели ты согласен от всего этого отказаться? И разве некогда данная присяга Игорю не вынуждает тебя не о любви и власти думать, а месть совершить прежде, чем сможешь далее замыслы свои выкраивать?

– Я ни от чего не отказывался, – вскинул голову Свенельд, скрестил на груди сильные руки в богатых золоченых обручьях. Смотрел на княгиню из-под ровно подрезанной над бровями челки. – Но ты знаешь наше северное изречение: «Только раб мстит сразу, а трус – никогда». И разве мы не решили уже, как поступим, когда втроем с Малфридой у меня в тереме договаривались? Поэтому ты знаешь, что я на все согласен. Другое дело, мне надо знать: что я получу от тебя? Именно от тебя, Ольга?

– Я не стану пока с тобой ни о чем таком говорить, Свенельд. Ибо тебе сейчас не меня обхаживать надо, а жену, которая не только мне служит, но и о тебе заботится.

Взгляд Свенельда при этих словах затуманился. Подумалось ему вдруг: а не придумала ли Малфрида все те страхи? Кощей… Силы нежити. Приходилось ему с ними сталкиваться. И ништо, осилил. Ну не за женин же подол ему теперь прятаться? Да и сама Малфрида вроде интерес к нему потеряла, как заметил Свенельд в последнее время. При встречах едва глянет, сама все больше с княгиней общается, а то с волхвами, с Костой тем же все уединяется да шепчется, ворожат все что-то. Конечно, после того что они с послами древлянскими сотворили, надобно ворожить, утихомиривать слухи, чтобы весть о том не разлетелась до поры до времени. Да только Коста от той ворожбы просто тает – исхудал совсем, волосы словно еще больше поседели, глаза ввалились. Как будто ведьма силы из него тянет. Вон Асмунд сказывал, что уже дважды брал из тайных закромов для Косты живую и мертвую воду, чтобы новые силы волхву дать. Зато жена Свенельда, наоборот, хорошеет: поправилась, румянец во всю щеку, глаза горят, ходит стремительно и порывисто, смеется звонко. Но отчего-то краса ее больше не волновала Свенельда, против того, избегать жену начал.

– Малфрида… – задумчиво произнес Свенельд, как будто в этом ее ведьмовском имени таилось нечто неприятное для него. Надо же, а ведь некогда именно он придумал для древлянки Малфутки это звучное варяжское имя[70]. Даже хмыкнул при этом воспоминании, откинул ладонью челку с глаз, тряхнул головой как-то залихватски. – Ну что ж, скажу тебе, Ольга, что все, что было между мной и Малфридой, осталось в прошлом. На людях она все еще женой моей слывет, но мы с ней оба ныне знаем – не пара мы. И оба чувствуем, как отдаляемся друг от друга. Когда нашел ее в древлянских лесах, все по-иному было, а теперь… И она то знает. Ибо носит под сердцем ребенка не от меня.

Ольга только чуть крепче сцепила пальцы. Вон оно как. И ей отчасти стало жаль Свенельда. Ну не Малфриду же княгине жалеть, не чародейку эту, которая некогда чуть не увела у нее мужа любимого Игоря. Вон и Свенельду женой стала, как будто в Киеве нет баб краше этой длинноногой смуглянки древлянской. Но вот любви его так и не смогла заполучить, глупа слишком, чтобы такого удержать. А вот она, Ольга, знает свою власть над варягом, знает, что он сам дает ей эту власть, в надежде получить взамен желаемое. И все же Ольга понимала, что согласись она дать хоть обещание Свенельду, хоть намек на будущее сближение, ведьма Малфрида ей этого не простит, что бы тут ни толковал ей Свенельд.

– И тебе безразлично, воевода, что теряешь могущественную жену-чародейку?

Что-то в ее тоне задело варяга. Но виду не подал, даже подмигнул лукаво.

– Пока не прогоню ее – никуда от меня Малфрида не денется. Моя она.

– Нет, Свенельд. Теперь Малфрида моя. Разве не понял этого? Все в Киеве о том говорят. Слышал, нарекли ее ведьмой княгини. Да и самой Малфриде лучше со мной: я ее оградила от всех, дала возможность спокойно жить и чародейству своему предаваться. А ей свои силы испытать так же любо, как мне, скажем, на охоте оленя подстрелить, проверив, на что я годна, каковы мои умение и ловкость. Именно я Малфриду обхаживаю и холю, все ей позволяю, в палатах княжеских поселила, она ест на серебре. Какой бабе такое не любо? Чтобы и власть, и почет, и богатство, и свобода, какую пожелает. За это Малфрида верна мне, моя она. А еще за помощь я обещала ей…

Тут Ольга осеклась. Надо же, едва не сболтнула при Свенельде о Малуше. Нет, такого дара она ему не преподнесет, не укажет, чем приманила ведьму. В ее руках должна быть чародейка, не у Свенельда, который много хочет и сможет отдалить от Ольги Малфриду, если сам сообщит, где Малуша живет.

Ольга искала, что же сказать Свенельду, видела, что он смотрит пытливо. И быстро выпалила:

– А за помощь ведьмы я пообещала ей отказаться от тебя!

Несколько минут Свенельд молчал, смотрел на княгиню, едва ли не рот открыв. И вдруг выдохнул:

– Вот сука!..

Ольга гневно вскинула брови, губы поджала, сдерживая гнев, чтобы не кликнуть стражу, рынд[71] своих верных – вытолкать дерзкого взашей. Но сдержалась. Да к тому же уже через миг поняла, что не к ней слово бранное относится.

Свенельд вдруг заметался по горнице, глаза горят. И все жену поносил: мол, что ему эта Малфрида и все чародейство ее, что все ее приказы и влияние, раз она за его спиной свои наузы[72] вяжет. Ишь что удумала, судьбой мужа располагать по своему усмотрению. Он ее из чащ древлянских привез, он возвысил ее, а она теперь сама решила подчинить его Долю[73], сама решает, с кем ему быть, кого любить. Да когда такое было, чтобы жена мужем верховодила? Чтобы какая-то чародейка древлянская решала участь первого из воевод Руси!

Ольга ждала, пока он выговорится. И слушать его ей было и смешно и… сладко. Вон ей рассказывали некогда, как ее муж Игорь к каждому слову Малфриды этой прислушивался, а Свенельд ради Ольги даже прогнать ее готов. И когда Свенельд стал уже о том открыто поговаривать, Ольга остановила его:

– Али подзабыл, что тебя спасает Малфрида?

Но он только отмахнулся.

– Спасает. Гм. Я, что ли, сам ни на что не годен?

Ольга поправила разметавшиеся складки вуали на плечах. Усмехнулась.

– А вот пойдешь со мной на древлян, там и поглядим, что ты за сокол.

Свенельд был задет насмешкой в ее голосе. Неужели она думает, что он в чем-то уступает этой беременной бабе… чародейке брюхатой… которая сейчас и ворожить даже толком не может?

– Я-то пойду, Ольга, – произнес. – Я не из робких. А вот ты, Ольга? Ты вон Малфриду приблизила, но сама же боишься ее. А я… мы… мы ведь многое можем. Вместе. И Русь в наших руках будет послушной и единой. Как ты того и хочешь.

– А про сына моего что ты скажешь? Про Святослава?

Варяг удивленно вскинул брови. Меньше всего он думал об этом мальце. Святослав, сын Игоря и Ольги, наследник рода их… А выйди за него Ольга, разве Свенельд захочет, чтобы этот капризный глуздырь однажды стал князем Руси да мужу своей матери приказывал? Этого только Ольга желает, а он, Свенельд… Уж он постарается избавиться от такого наследника. И родит ли от Свенельда Ольга или нет, но он скорее захочет видеть своими наследниками сыновей, Мстислава или Люта, родную кровь свою, а не своевольного сына Игоря. Но и сына Ольги, которая на все ради Святослава пойдет.

Ольга не дождалась ответа, но он был и не нужен ей.

– Ты все понимаешь, Свенельд. Да я скорее пообещаю Малу за него пойти… его это присмирит и успокоит… на время. А тебе я такого даже сказать не могу, не хочу обманом и напрасными надеждами отвлекать. Но мы с тобой всегда будем рядом, всегда будем опираться друг на дружку. Ибо иначе мы станем врагами – а этого и тебе и мне не нужно. Вместе же мы многое сможем. А там, глядишь…

Она ничего больше не добавила, сама еще ничего не знала, но вдруг смутилась и торопливо пошла прочь. Свенельд один остался стоять у открытого окна. Глядел на широкое приволье за окном, на мир, в котором он никогда не станет править. Ибо он не встанет против той, которую любит. И она это знает. Знает, что она ему как глоток воды в зной. Вот и пользуется этим.