Подпольный Баку - Мамед Ордубади

Выступавшие ораторы говорили, что политическая стачка является самым действенным оружием рабочих в борьбе против эксплуатации.

С утра к Волчьим Воротам были стянуты казачьи части. На солнце блестели офицерские погоны. Сюда прибыл даже генерал Алиханов-Аварский, командующий бакинским гарнизоном.

Митинг длился около двух часов.

С той стороны, где стояли отряды казаков, то и дело доносились сигналы горна.

- Надо расходиться! - сказал Василий друзьям.

- Почему? - спросила Женя.

- Я был солдатом и научился понимать язык военной трубы. Поэтому и говорю: пора расходиться!

- А ты что скажешь? - обратился Мамед к Павлу. - Пора нам сматывать удочки или еще рано?

Павел смерил Мамеда насмешливым взглядом.

- Я вижу ты, как и Василий, сдрейфил при звуках казачьих рожков.

Мамед беззлобно рассмеялся:

- Я еще не сказал тебе моего мнения. Как ты можешь судить, боюсь я или нет?

- Чего уж тут не понять?! Ты, Мамед, в последние дни ходишь с Василием, а ведь недаром говорят: с кем поведешься - от того и наберешься.

Василий сердито покосился на Павла.

- Эх, голова твоя садовая! Я боюсь не звуков казачьих труб, а команды, которая при помощи их отдается. Этот сигнал означает: "Готовьсь!" Понятно вам? Мой совет - поскорее расходиться. Нечего зря лезть на рожон. Наших сегодня маловато. Или сами не видите? Вмешалась Женя.

- Если все будут рассуждать как Василий и уйдут, кто же останется на митинге?

- Как кто?... Истинные революционеры, такие, как Павел и ты, - ответил насмешливо Василий. Девушка нахмурилась.

- Тебе хорошо известно, чего я стою как революционерка, дорогой дружок. Поэтому оставь свои насмешки для других. Я встала на этот путь не потому, что этого захотел ты или еще кто-нибудь. Не вижу смысла в твоей иронии. Многие твои убеждения могут найти поддержку разве только у твоего дружка Павла.

Павел промолчал, не желая подливать масла в огонь. Его молчание Женя истолковала по-своему: "Да, Павел на стороне Василия!" Ей стало обидно.

- Пошли, Аскер, - сказала она, беря друга под руку. - Мы останемся на митинге и будем слушать, что говорят наши товарищи.

Когда они отошли, Айрапет недовольно сказал Василию:

- Не понимаю, зачем ты обижаешь Женю? Я не первый раз наблюдаю, как ты стремишься поддеть ее. Какое же, однако, ты имеешь на это право? Да еще в такой день! Тысячи людей пришли сюда, объединенные стремлением поколебать царский трон и власть богачей, а ты насмехаешься над нашим товарищем, который посвятил себя революционной борьбе. Разве ты не знаешь, как трудно живется Жене? Вчера она не могла выйти на улицу, так как туфли у нее вконец развалились. Ты не хуже нас знаешь: Женя живет впроголодь, как и ее старики. Тебе известно, что мы купили вскладчину чувяки, в которых она сегодня пришла, - каждый раздобыл тридцать копеек. И, зная все это, ты норовишь при случае уязвить ее.

Василий разломал папиросу, которую держал в руке, и со злостью швырнул ее на землю.

- Зря вы купили ей чувяки! - резко сказал он.

Айрапет побледнел от гнева.

- Почему это зря?! Память у тебя коротка, Василий. Или забыл?... Когда Сергей Васильевич не был болен, работал и считался первым мастером на заводе, когда в его доме были горячая еда и хлеб, мы частенько навещали его и утоляли голод за его столом. И уж, конечно, ты знаешь, когда старик был здоров, он по возможности ни в чем не отказывал дочери, которую любит больше жизни. Можем ли мы забыть добро, которым пользовались в доме этой девушки?! Разве это по-товарищески?! Мать Жени Анна Дмитриевна всегда относилась к нам как к родным сыновьям. Имеем ли мы право не помнить и не ценить это?! Эх, Вася, Вася, странный ты человек! Что особенного сделали мы, купив Жене чувяки?

- Допустили большую оплошность, - зло ответил Василий. - Теперь она опять начнет ходить на Солдатский базар к своим подружкам-горничным, гулять с ними под ручку да щелкать семечки.

Павел молча слушал спор друзей. Мысли у него были заняты Женей. Но чем он мог помочь ей в ее бедственном положении? Он был не в состоянии прийти на помощь и Сергею Васильевичу. В его кармане не было ни гроша. И он знал: так будет и завтра, и послезавтра, и через неделю.

- Если бы Женя узнала, каким образом куплены эти чувяки, - сказал он, - она бы не приняла их от нас. Аскер сказал ей, будто это его подарок в благодарность за уроки, которые он брал у нее. Мы, как говорится, прибегли ко лжи во имя спасения. А тебя, Василий, я снова настоятельно прошу: не задевай Женю, она наш товарищ, достойный огромного уважения. Заруби это себе на носу.

Василий недовольно поморщился.

- К чему ты все это говоришь! Разве мы все не друзья, не товарищи?

- Разумеется, друзья,

- Если это так, если люди часто видят нас вместе, если мы идем в одном строю, значит, темное пятно на одном из нас способно запятнать всех. Можем ли мы оставаться безучастными, когда один из наших товарищей недостойно ведет себя, водит дружбу с безнравственными горничными и служанками?!

Изумление и гнев отразились на лице Мамеда.

- Не обижайся на меня, Василий, - сказал он, - но сейчас ты кажешься мне просто сомнительной личностью!

- Как же мне не казаться тебе сомнительной личностью?... Ведь отец мой - генерал, мать - дворянка, а сам я - царский офицер, окончивший кадетский корпус. Разве не так?

Иронический выпад Василия нимало не смутил Мамеда. Мамед продолжал сверлить приятеля суровым взглядом:

- Я так же, как и ты, вырос в простой, бедняцкой семье, однако не все в наших взглядах с тобой совпадает. Мы боремся с царскими генералами, их женами-дворянками и их сынками-офицерами не потому, что они ходят в дорогой одежде и носят дворянские звания. Наша борьба имеет идейную, классовую основу. Ты не очень-то заносись оттого, что ты не генеральский сынок, мать твоя не дворянка, а сам ты не воспитанник кадетского корпуса. Твое отношение к Жене похоже на то, как господа относятся к нам, к простому народу. Понял? Как господа! Какая разница между тобой и служанкой в господском доме, с которой Женя дружит? Кто ты сам-то? Такой же подневольный слуга богачей, как и эта служанка. Предупреждаю тебя, Василий, измени свое отношение к людям, вообще - к жизни, иначе рано или поздно партия тебя за ушко да на солнышко.

Сказав это, Мамед повернулся и пошел разыскивать Женю в Аскера.

- Постой! - крикнул вслед Василий, и в голосе его послышалось раскаяние. - Мамед, подожди! Я полностью согласен с тобой. Сглупил я. Отсюда мы все вместе пойдем на митинг к горе Степана Разина.

Казачий офицер на лошади несколько раз подъезжал к толпе рабочих, восклицая:

- Кончай разговоры!... Расходись!...

Но никто не обращал внимания на эти окрики. Митинг продолжался.

Рабочие начали расходиться только к полудню.

На ветру затрепетало большое алое полотнище. Все, кто был на митинге, устремились к нему. Василий, Павел, Мамед к Айрапет увидели, что флаг держит Женя.

Василий, не выдержав, воскликнул:

- Да здравствует наша Женя!

Мамед обернулся к нему:

- Ну, теперь ты понимаешь, что за удивительный человек наша Женя?!

Василий ничего не ответил. Глаза его, устремленные на девушку, светились гордостью и восхищением.

Митинг у Волчьих Ворот прошел сравнительно мирно. Казаки арестовали только троих рабочих.

Из Петербурга в Баку приехал помощник министра внутренних дел генерал-лейтенант фон-Валь, дабы на месте изучить причины рабочих волнений, не на шутку встревоживших имперскую столицу.

На следующий день по распоряжению фон-Валя в доме генерала Алиханова-Аварского должно было состояться важное совещание с участием губернатора, полицеймейстера, начальника жандармского управления, главного инспектора промышленных предприятий города Баку и некоторых других сановных лиц. После совещания Алиханов давал ужин в честь столичного гостя, на который были приглашены крупные бакинские нефтепромышленники, заводчики и фабриканты.

Уже более недели Женя жила в доме генерала Алиханова, помогая своей подруге Серафиме, любимой горничной жены генерала Алиханова Заринтач-ханум. Хозяйка дома благосклонно относилась к Жене, так как работящая, энергичная девушка была хорошей помощницей и при этом не требовала никакого вознаграждения. Приветливое лицо Жени, воспитанность снискали доброе расположение к ней спокойной, уравновешенной Заринтач-ханум.

Генеральша распорядилась, чтобы вечером во время приема Женя помогала Серафиме.

Совещание началось в просторном зале, окна которого выходили к морю. Вечер был тихий и душный, как многие июльские вечера в Баку.

Столичный гость, привыкший к прохладе севера, чувствовал себя не совсем хорошо. Мысли в его голове путались.

Утирая платком потное лицо, он обратился к главному инспектору промышленных предприятий Баку: