Призраки в ночи - Владимир Алексеевич Колганов

него, если быть точнее, а от пронзительно воющей трубы, с которой он не расстанется даже в постели. Что ж, в списке претендентов теперь только саксофонист и кларнетист — как правило, это весьма уважаемые люди, вроде Коулмана Хокинса и Бэнни Гудмана…

Где-то уже после полуночи Надя возвратилась домой, причём, судя по улыбке, чем-то вполне удовлетворена — то ли местом новой работы, то ли ласками любовника. Только когда юркнула ко мне под одеяло, призналась:

— Я буду петь с ансамблем Брокмана, он теперь в фаворе, — а потом спросила: — Надеюсь, ты не против такого выбора?

Брокман… Что-то не припомню.

Эта ночь прошла примерно так же, как и прошлая, с той лишь разницей, что Наде прижималась ко мне другой стороной тела. Ну а я опять не смог ей отказать.

На следующий день, когда Надя отправилась на репетицию, залез в интернет, чтобы среди музыкантов ансамбля Брокмана подобрать надёжную кандидатуру. Оказалось, что кларнетиста там нет, что весьма прискорбно, однако сам Брокман играет на саксофоне, но зато женат, к тому же старше Нади лет на тридцать пять и лицом не слишком привлекателен. Нет, такого партнёра я бы ей не пожелал, разве что для выступления на сцене. Впрочем, есть ещё один саксофонист, холост, на юношеских фотографиях ну прямо вылитый Элвис Пресли! Но, к сожалению, Костя рано облысел — вполне возможно, что всему виной случай, который с ним произошёл в метро. Читаю на его страничке в соцсетях: «При спуске по эскалатору в моей голове что-то зазвенело, и я потерял равновесие…» Дальше всё понятно, такие потрясения без последствий не проходят — кто-то забывает, чем надо нажимать на клапаны или к какому месту прикладывать мундштук, а здесь всё ограничилось только выпадением волос. Боюсь, что Надю это не устроит.

Но что тогда нам остаётся? Только гитарист! Ещё довольно молод, холостой. И даже несмотря на то, что играет на электрогитаре, а к этому инструменту я предельно равнодушен, остановил свой выбор именно на нём. Но как привлечь внимание Нади к моему избраннику?

Нашёл оригинальный ход — сам взялся за гитару. Думаю, Наде надоест моё пиликанье, скажет: вот у нас есть гитарист, а ты ему и в подмётки не годишься! И тут я предложу ей пригласить гитариста в гости — пусть продемонстрирует своё умение играть на семиструнной гитаре, а на электрической каждый сможет.

Надя посмеялась над моим дремучим представлением о возможностях этого инструмента, припомнила Битлов, но в итоге согласилась позвать этого Антона, но только для того, чтобы он меня переубедил. И вот сидим за столом, беседуем о том, о сём, а этот Антон мне всё меньше нравится. Красивым не назовёшь, а смазливый Надежду не устроит. Особенно не понравились мне его глаза с прищуром и слащавая улыбка — сразу видно, что скрывает истинные чувства. Ну а когда взял в руки гитару, что ж, видно, не зря учился в музыкальной школе. И всё-таки я пришёл к убеждению, что надо всё переиграть и сделать ставку на саксофониста Костю. Пусть лысый, покалеченный, но, судя по текстам в интернете, честный человек — откровенно признаётся в том, о чём умалчивают другие. Жаль, конечно, что по убеждениям «элитный», то есть закоренелый, холостяк, совсем как я, но перед чарами Надежды никто не устоит. Это если он ей понравится, а тут уж многое зависит от меня — сказал, что в их ансамбле есть человек, который очень хорошо разбирается в джазе, и мне хотелось бы с ним кое о чём поспорить:

— Ты Брокмана имеешь в виду?

— Да нет, он мне не интересен. Вот Костя, ваш саксофонист, это совсем другое дело.

Одного только я не учёл — в комнате единственное место для сна это раскладной диван, который на ночь превращается в огромную тахту. В прошлый раз Антон, видимо, не обратил внимания на эту «нестыковочку» — я же представился как Надин дядя, который оказался здесь проездом из Магадана в Петербург. Впрочем, заезжий родственник может спать и на полу. Однако Костя вряд ли этому поверит, и тогда… Вот только не хватало подозрений в том, что между мной и Надей существует некая интимная связь. Я-то переживу, какие бы слухи ни возникли, но это может навредить Надиной карьере. Надо бы пригласить Костю в ресторан, но Надя воспротивилась — отели и рестораны ей до жути надоели, что называется, накушалась вдоволь, пока ездила по миру.

Костя припёрся с саксофоном — неужели меня собрался развлекать? Я признаю только джаз начала шестидесятых, а всё остальное — по боку! Но оказалось, что он не расстаётся с любимым инструментом с тех пор, как ограбили его квартиру под чистую, саксофон тоже прихватили. Хотя зачем он им?

Разговор сразу зашёл о джазе — мне интересно было узнать мнение профессионала. Однако Костя удивил:

— Джаз пришел к нам из Америки, это бесспорный факт. Но в нем было много русского.

— С чего бы это?

— Достаточно вспомнить Гершвина. Вот и Луи Армстронг в юности общался с еврейскими эмигрантами из России.

С этим не поспоришь, но еврейские и русские мелодии — тут большая разница. Костя это подтвердил, более не настаивая на русском влиянии на джаз:

— На чисто американские ритмы ложились европейские гармонии. В то время в джазе было много влияний французской, английской, еврейской песни. В США приезжали эмигранты со всего света, в том числе из Российской империи, и многие из них затем стали знаменитыми композиторами.

Опять же против фактов не попрёшь! Ну а затем разговор зашёл о становлении нынешнего российского джаза, поскольку при советской власти джаз был в загоне. Помню кафе «Синяя птица» недалеко от улицы Горького, там выступали Алексей Козлов и многие другие джазмены. Но это было скорее исключение.

— В девяностые играли в ресторанах, но джаз очень трудно было совместить с едой. Те, кто продавал котлеты, были недовольны музыкой: слишком мало людей на неё приходило. А те, кто делал музыку, говорили, что это котлеты невкусные и дорогие, вот люди и не приходят.

— Забавно! Но я слышал, джаз понемногу завоевывает популярность у широкой публики.

— Это вряд ли! — усомнился Костя. — В Штатах он возник как музыка бедных, обездоленных, а у нас это музыка для избранных. Ты посмотри, что показывают на ТВ. Либо убогий шансон, либо симфонии. Ля минор, ля мажор… Да им уже по сотне лет, все плесенью покрылись или паутиной заросли.

Тут у меня возникла мысль:

— Возможно, нам надо пройти через то же, что