Великая тайна Фархелема - Юрий Леляков

…Двое суток, запершись изнутри в квартире бабушки, он ждал сообщений от родителей по аппарату связи, боясь выдать хоть чем-то своё присутствие — а наутро третьих суток услышал, как полицейские опечатывали дверь снаружи, и понял, что это значит: так поступали с квартирами умерших, где, по их данным, не было никого живого… И ещё двое суток в уже опечатанной квартире он ждал, временами чувствуя, что он не один (естественно — знал, что души покойных перед отправкой в более дальние слои астрала ещё раз напоследок посещают места былой жизни), но даже не получая каких-то тревожных знаков — что должен был думать, ничего не зная о судьбе всех остальных членов семьи, и конкретной причине смерти бабушки (а настроиться ни на что не получалось); и уже ночью на пятые сутки случилось странное… То ли во сне, то ли наяву (но в каком-то не вполне ясном сознании) он вдруг понял, что, сорвав печать на двери, вырвался из квартиры, и бежит ночной улицей от преследующего его автомобиля; и, ещё не вполне понимая, что происходит, спрятался в подъезде какого-то дома, но потом поняв, что снаружи остановился полицейский фургон, зачем-то решил выйти — и тут кто-то из полицейских, перемахнув перила, с размаху навалился на него, так что он (как и тогда при ударе о ферму подъёмника) потерял сознание — а очнувшись, понял, что находится уже в полицейском отделении, где его пытаются довольно грубо допрашивать, не считаясь даже, что сознание не очень ясно, и ему трудно говорить; да eгo будто и не очень слушали — и вообще обстановку разрядило лишь… внезапное появление матери, Кинтала и Тайлара, которые сумели что-то объяснить тем полицейским; и тут он вдруг сорвался, кажется, успев даже произнести страшное проклятие — и… проснулся там же, где заснул: в уже бывшей квартире бабушки! Однако — действительно в присутствии матери, Кинтала и Тайлара, которые сразу объяснили: дверь была открыта, и они вошли, не разбудив его. А причиной смерти бабушки — была просто болезнь. И того кошмара — наяву не было… Но — дверь-то (во сне) открыл… он? И само видение было очень реалистичным — и оставило тягостный, тревожный осадок. Казалось, это не просто срыв от перенапряжения: был иной, скрытый, пока неясный смысл…

А пока — как-то само пришло решение: пользуясь сначала летним отпуском матери, а затем каникулами Кинтала (в которых студенту-инвалиду, в отличие от «физически развитых», отказано быть не могло), дать возможность Джантару провести лето в Тисаюме. Ведь бывшая квартира бабушки, куда он каждый год приезжал на лето, уже не принадлежала его семье, остаться там он не мог, но зато — наконец была возможность встречи вместе, вдевятером. О чём ещё из той квартиры по междугородной связи рискнули дать знать лишь Герму — но он сразу смог предложить и адрес в Тисаюме, где снять дом на всё лето (не уточняя, впрочем: что за дом, откуда знает)…

…И вот все шли в тягостном молчании — после случившегося уже здесь, на набережной, ни о чём не хотелось говорить… И внимание Джантара даже не очень привлекал вид городских кварталов: вначале, от самой набережной, сплошь двухэтажных, иногда с необычных форм окнами первых этажей (эллиптическими, круглыми, гантелеобразными, даже звёздчатыми, как бы повторявшими характерные форм симметрии морских животных и одноклеточных водорослей), и столь же необычной, жёлтых и коричневых тонов с блёстками, но очень гладкой на вид отделкой стен — Джантару не хотелось заводить речь даже, что это за материал… Ближе к центру города, дома постепенно становились выше, массивнее, тёмно-серых тонов: проявлялась не свойственная прежде Каймиру, но уже ставшая привычной, лоруанская официальная строгость (как-то сочетавшаяся, впрочем, со намёком на величественность старой каймирской архитектуры жреческих школ и общественных зданий. Хотя сами такие здания — густых и ярких цветов окраски, с чередованием ярусов крыш и рядов круглых каменных колонн открытых галерей, за массивными оградами в глубине широких дворов — были дальше, в старом центре Тисаюма, а это была новая часть центра, застройки начала нынешнего века)… Здесь — расстались с Донотом, который жил в одном из этих домов, и остальные пошли дальше, туда, где от трёхэтажной цилиндрической пристройки к вокзалу начинался мост в северную часть города. Оттуда Ратоне достаточно было перейти улицу — его дом располагался по ту сторону как раз напротив вокзала, но Итагаро, Талиру и Минакри — ещё ехать автобусом до самой окраины (и теперь, после случая на набережной, Джантар не мог без тревоги думать: что за окраина, сколь безопасно там жить?). Остальных, в том числе Джантара — уже ждал у перрона отдельный самодвижущийся вагон пригородных рейсов: их путь лежал на другую, старую окраину Тисаюма. Джантар, увидев его ещё издали, вдруг подумал: и этот вагон с правильными аэродинамическими формами обеих одинаково скошенных лобовых поверхностей (он мог двигаться в обе стороны) — тоже недавно показался бы прообразом техники того ненаступившего будущего. На картинах, изображавших тот, более совершенный мир — похожие вагоны будто плыли в высоте на огромных опорах, над кварталами таких же светлых и геометрически правильных зданий… Хотя и здесь, реально — как пародия, злая насмешка — путь вагона пролегал через высокий мост, перекинутый над вьющейся между его опорами узкой, в выбоинах, шоссейной дорогой, что затем постепенно приближалась к нему по высоте, лишь у самой окраинной платформы(где и предстояло выйти), сходясь с ним на одном уровне. Будто — суровая, горькая реальность, догнавшая то несбывшееся будущее…

12. Перекрёсток судеб

— Пойдём? — донёсся сзади голос Лартаяу.

— Ho… где ты? Откуда? Каким образом? — в недоумении обернулся Джантар: голос прозвучал не со стороны калитки… Но Лартаяу стоял во дворе у изгороди, отгибая руками ветви, будто и в самом деле протиснулся сквозь неё.

— Здесь проход, — объяснил он. — Снаружи почти не видно, но пройти можно. Правда, не знаю, рискнёшь ли попробовать…

— Ты же прошёл… — без особой уверенности согласился Джантар.

— Так пойдём, — Лартаяу скрылся в переплетении веток, сквозь которое под углом к самой изгороди куда-то вёл узкий проход. Решившись, Джантар последовал за ним в полумрак этого прохода, отводя упругие ветки с гладкими жёсткими листьями — но сделал неверное движение, ветка резко хлестнула по лицу, в глазах вспыхнули искры, и он почувствовал, что теряет равновесие. Правда, и падать было некуда — со всех сторон были ветки — да и головокружение быстро прошло, и он выбрался из прохода будто в коридор между двумя стенами высоких пирамидальных папоротников, перевитых лианами разных видов, где лишь по малозаметным проёмам угадывались калитки. Улочка была так узка, что казалось возможным, раскинув руки, коснуться деревьев с обеих сторон.

— Ну и проход, — вырвалось у Джантара. — Зачем было идти здесь?

— Так дорога короче, — объяснил Лартаяу. — Да, если ещё не знаешь: переулки тут называются просто по номерам. Это мы вышли — во Второй, а дальше из него сразу попадаем в Четвёртый. И не надо обходить целый квартал вдоль шоссе, — Лартаяу провёл в воздухе широкую петлеобразную кривую, показывая, как пришлось бы идти. — А так сначала прямо, потом налево…

Миновав перекрёсток с таким же переулком (Лартаяу сказал, что это — Третий), они сразу свернули в Четвёртый, что начинался здесь же, образуя биссектрису прямого угла между их короткими тупиковыми продолжениями. Здесь изгородь состояла уже их других видов папоротника — но как и прежде, сквозь густые зеленовато-бурые эллипсоиды крон, ещё гуще перевитые лианами, ничего нельзя было разглядеть… Сам Четвёртый переулок скоро стал казаться ведущим также в тупик — но Лартаяу уверенно шёл вперёд, не сворачивая ни в одну из калиток. Джантар не мог понять, куда они идут — пока у самого тупика вдруг не открылся поворот направо, но Лартаяу свернул налево, в калитку прямо в створе видимо, уже Пятого переулка, примыкающего здесь к Четвёртому.

Посреди двора, напротив калитки — начиналась широкая лестница к двери на втором этаже дома, под самой крышей, увенчанной четырёхгранным шпилем с параболически вогнутыми гранями и рёбрами (что сразу удивило Джантара, ожидавшего увидеть привычный полусферический купол). Необычны были и узкие «ленточные» окна второго этажа, также под самой крышей… А во дворе — на скамейке, и у круглого каменного столика на массивной колонне — их уже ждали остальные. Итагаро, Донот и Фиар, разложив на столике листы бумаги, рассматривали их и что-то обсуждали — но, едва Лартаяу со стуком закрыл калитку, все обернулись в их сторону, и Итагаро стал складывать бумаги.

— Все в сборе, пойдём наверх, — предложил Герм.

— А там будет удобно? — спросила Фиар. — Нет, комната большая — но девяти стульев там нет…