Горькое лето 41-го - Николай Ефимов

КАРПОВ: Да, немцы избрали совершенно другую стратегию: бронированный кулак — танки, штурмовая авиация — пробивают брешь в обороне противника, куда устремляется лавина машин. Именно так, не втягиваясь в бои, чтобы ломать какую-то оборону. Брестскую крепость, к примеру, без раздумий они оставили в тылу и дошли до Смоленска, где столкнулись с серьезным сопротивлением. Тут же танки Гудериана повернули на юг… Такую стратегию не осваивала, такой стратегией не владела ни одна армия мира.

ОРЛОВ: Мы же планировали активной обороной прочно прикрыть развертываемое сосредоточение войск, а затем перейти в решительное наступление. Так вот, как перейти в решительное наступление — думали. Это отрабатывали. А вот как 15 дней удерживать противника, к сожалению, продумано не было… Поэтому и были смяты. Если бы войска, как говорилось, были приведены в полную боевую готовность, то столь серьезных потерь, вероятно, не было бы, хотя все равно нам бы пришлось отступать. Не только потому, что были слабее. Мы были не готовы противостоять немецкой стратегии, не находили противоядия «блицкригу».

Лишь в 1943 году появились у нас воздушные и танковые армии соответствующего состава, началось массирование артиллерии, установился штат стрелковой дивизии. На Курской дуге мы создали восемь рубежей обороны — глубиной на 300 километров, выдержали необыкновенной силы массированный удар танков и авиации противника, отразили его, а потом перешли в наступление и уже, можно сказать, не останавливались, пока не поставили победную точку в Берлине.

Вот это по идее и задумывалось в 1941 году — остановить наступающего противника, измотать его силы активной обороной, а затем перейти в наступление. Но, к сожалению, тогда это не было исполнено. И, кажется, не могло быть исполнено в полном объеме.

БОНДАРЕНКО: По-моему, мы как-то упустили из виду уже заданный вопрос об ответственности командующих приграничными округами — тех, чьи войска приняли на себя первый удар…

МЯГКОВ: Разговор об ответственности командующих приграничными округами, как и ответственности высшего командования РККА, простым быть не может… Мы знаем, что против Западного особого военного округа, где был командующим генерал армии Д. Г. Павлов, действовали сразу две танковых группы — немцы направили сюда наибольшие свои силы. На Украине удар был не такой мощности. Северо-Западный фронт тоже сумел отойти. Можно ли одних командующих противопоставлять другим?

Развединформация ведь поступала не только в Кремль, но и в штаб Западного ОВО. 4 июня 1941 года начальник разведки штаба округа сообщил Павлову, что немцы интенсифицировали военные приготовления. Стягиваются дополнительные войска, вагоны красятся белой краской, чтобы ночью солдаты могли занимать их, не натыкаясь друг на друга; на аэродромы приземляется авиация… Поступают подметные письма, что нападение будет 20, 21, 22 или 23 июня.

БОНДАРЕНКО: И что, по вашему мнению, мог сделать командующий, настроенный, как теперь известно, на недопущение провокаций?

МЯГКОВ: Вопрос сложный. Да, его ограничивали в самостоятельности, запрещали занимать оборонительные позиции непосредственно вблизи границы… Но ведь мосты через Буг были захвачены немцами практически сразу, никто их не минировал. Из-за того, что коммуникации не были должным образом охраняемы, противник получил возможность затруднить управление нашими войсками.

Известно, что и моральное состояние наших войск оказалось не на высшем уровне. Не было той дисциплины, которая позволила бы смягчить последствия трагедии первых часов войны… На генерале Павлове, конечно, лежит большая доля ответственности за тот шок, который испытали войска округа в первый же день войны. И вряд ли способствовал успеху его приказ о том, чтобы раненых оставляли на поле боя, чтобы красноармейцы в первую очередь занимались эвакуацией семей начсостава…

Кстати, в 1956 году генерал-полковник В. И. Кузнецов, бывший командующий 3-й армией Западного фронта, писал начальнику Военно-научного управления Генштаба генералу армии В. В. Курасову, что перед самой войной, за несколько дней до ее начала, Павлов приказал вывести всю артиллерию в тыл, на стрельбы. Приказ был выполнен командующим 4-й армией и частично — 10-й армией. Сам Кузнецов проводил полевые занятия перед границей, потому выполнить приказ не смог. И вот — 22 июня, 10 часов утра.

Первый и последний разговор Павлова с Кузнецовым.

— Где твоя артиллерия? — первое, что спросил Павлов.

— На позициях, стреляет!

— Да? Хоть один нашелся человек, который понимает, что нужно делать! Могу я обо всем этом докладывать в Москву?

— Да, можете.

На этом связь оборвалась.

Как объяснить этот факт? Пожалуй, каждый сделает это по-своему…

КАРПОВ: Конечно, очень бы хотелось разобраться во всех ошибках и просчетах, понять степень вины каждого — и командующих войсками округов, и руководства Наркомата обороны и Генштаба, и самого Сталина.

Когда, скажем, в начале июля 1941 года гитлеровцы дошли до Киева и генерал-полковник М. П. Кирпонос, командующий Юго-Западным фронтом, предложил сдать город, отвести войска на левый берег Днепра, Сталин это делать запретил. И, как считается, только потому, что пообещал американскому представителю: к концу года фронт будет проходить западнее Ленинграда, Москвы и Киева. А в результате — 600 тысяч человек попали в плен. Конечно, это катастрофа. Кто виноват?

МАЛАШЕНКО: И все-таки уже в 1941-м нам удалось развеять миф о непобедимости немецкой армии. Ни одно государство после такого удара, какой немцы нанесли по СССР — массированного, сосредоточенного на избранных направлениях, — не смогло бы дальше оказывать сопротивление. А мы смогли…

Дело в том, что мы имели значительные силы на востоке и в Сибири, и эти силы удалось перебросить на Запад. Немцам также не удалось сорвать мобилизацию — у них не было дальней авиации, поэтому они не могли нанести сильных ударов по нашему тылу.

БОНДАРЕНКО: И все-таки не совсем понятно, почему закаленный в боях вермахт, фактически уже сокрушивший в приграничных сражениях Красную Армию, довольно быстро потерял свой наступательный дух на полях Великой Отечественной войны? Казалось, до достижения цели — разгромить СССР, поработить славянский мир — было совсем недалеко. Почему же не получилось?

РЖЕШЕВСКИЙ: Мы прекрасно знаем, что основное содержание в войне составляет вооруженная борьба. Но главенство политики и здесь остается неизменным. Это касается внутренней и внешней политики государства, принятия политических решений, способствующих или не способствующих выполнению задач вооруженной борьбы.

В этом смысле военная стратегия напрямую связана с политикой. Найти союзников и разобщить противников, обеспечить на международной арене соотношение сил, необходимое для разгрома агрессоров, — в этом заключалась важнейшая цель внешнеполитической деятельности Советского государства в годы Великой Отечественной войны. Главная наша задача состояла в том, чтобы не допустить войны на два фронта — против Германии и Японии, способствовать созданию и укреплению антигитлеровской коалиции, союза государств и народов в борьбе с агрессорами. Эти важнейшие политические цели были достигнуты. С огромным трудом, с противоречиями, с просчетами, с неоправданными жертвами — но все же.

Действия Советского государства на международной арене во многом способствовали вооруженной борьбе с противником, открывали перспективу для успешного ее завершения объединенными усилиями государств и народов…

КАРПОВ: Хотя уже после Сталинграда, когда инициатива перешла в руки Красной Армии, в мире поняли: судьба вермахта в историческом плане предопределена, мы практически сможем разгромить его в одиночку… Как я говорил ранее, Германия затяжную войну выдержать не могла, а на территории Советского Союза немцы впервые столкнулись с по-настоящему организованным сопротивлением. Когда они потерпели поражение под Москвой, стало понятно, что и окончательное поражение Германии — вопрос времени…

РЖЕШЕВСКИЙ: Тем более что внешнеполитический курс Третьего рейха не только не обеспечивал необходимые международные условия для реализации целей военной стратегии, но медленно и неуклонно загонял ее в тупик. Действительно, в 1939-м, 1940-м и второй половине 1941 года Германия, а Япония — в первой половине 1942-го одержали ошеломляющие победы. Но обратите внимание, какие глубинные процессы развивались и крепли в это же время…

Разгромив в быстротечной кампании Польшу, вермахт неожиданно оказался перед лицом англо-французской коалиции. С разгромом Франции и подготовкой вторжения на Британские острова перед Германией и вермахтом возник призрак еще более мощной англо-американской коалиции…