Искушение - Стефания Эш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вангелис еще сильнее сжал ее талию.
— Ты уже кончаешь? — спросила она, чувствуя, как его пенис достигает своих максимальных размеров. — Я тоже скоро!
В этот момент Анна почувствовала, как на нее накатывается волна оргазма. Его сила была всеохватывающая. Он прошел через каждую частичку ее тела, все усиливаясь и усиливаясь, так как волны накатывались одна на одну. Анна чувствовала себя как легкая лодчонка, которую мощная волна подняла высоко над пирсом. Она боялась, что вот-вот разобьется на вершине этой волны и это будет иметь самые печальные последствия.
Анна слышала, что позади нее Вангелис тоже начинал терять контроль над происходящим. Его зубы были плотно сжаты, лицо выражало лишь охвативший его экстаз. Как будто разрушительный оргазм Анны передался ему. Он не хотел отпускать ее. Как было бы хорошо, если бы страсть, возникшая между ними, соединила их тела навсегда!
— Анна! — простонал он.
Темные стены пещеры многократно повторили: «Анна! Анна! Анна!»
— Не останавливайся! — взмолилась она. — Не останавливайся!
После их яростно-безумного соития — а иначе это никак нельзя было назвать, — когда они опустились на камни пещеры, Вангелис, словно одеяло, обернулся вокруг Анны и шептал ей нежности на ухо, как это делал Джастин, когда она была с ним в первый раз, и чего потом он никогда уже не повторял. Но Анне не нужны были сейчас никакие ласки. Во всяком случае, от Вангелиса. Она перекатилась на другой бок и укусила кулак, чтобы не разреветься. Что она наделала? Вангелис снова придвинулся к ней, теперь они лежали, как две ложки в упаковке, и он продолжал бормотать ей какие-то нежности.
— Анна, — деревянным голосом сказал он вдруг, — я, кажется, влюбился в тебя.
Это было уже слишком. И так после оргазма ей постоянно мерещилось смеющееся лицо Джастина, напоминавшее о прежних временах и заставлявшее ее чувствовать себя виноватой.
Анна резко села и освободилась от объятий Вангелиса, но не грубо, а так, чтобы он подумал, что она замерзла и хочет выбраться на солнечный свет.
— Пошли, — нарочито бодрым голосом позвала она. — Пора возвращаться на виллу. Ужин уже скоро.
— Подождут. — Вангелис догнал ее, обнял сзади и поцеловал в шею.
Анна закрыла глаза и постаралась не разреветься.
— Вангелис, — медленно сказала она, — перестань. Я обещала Миранде помочь разобраться с каталогами и описями после ужина.
— Да она после ужина будет трахаться с доктором Силлери.
— Я обещала.
Он неохотно отпустил ее, и они зашагали к выходу из пещеры, а потом по дороге, ведущей на виллу. Вангелис все время находил повод взять ее за руку, а она тут же находила повод высвободить ее. Один раз Анна даже сделала вид, что споткнулась и выставила руки вперед, чтобы не упасть.
— Думаешь, они догадаются, что мы занимались любовью? — с надеждой спросил Вангелис.
Она никак не отреагировала на эти слова, а он, к ее облегчению, не переспрашивал.
Когда они подошли к дому, Анна едва сдержала глубокий вздох облегчения.
— Увидимся за ужином, — бросила она и исчезла у себя в комнате, прежде чем он успел опомниться.
Закрыв за собой дверь, она упала на кровать и, зарывшись лицом в подушку, разрыдалась.
Глава 17
— Послушайте, вы, мелкий глупец, — шипел доктор Силлери на усталого полицейского инспектора, — это вам не примитивная кража фотоаппарата у какого-нибудь туриста. Речь идет о похищении исторической ценности, которая, возможно, станет археологической находкой века!
Младший коллега инспектора, владевший английским получше своего начальника, добросовестно перевел заявление доктора, включая и то, что его босс маленький и глупый. Этот момент он перевел особенно тщательно.
— Мы делаем все возможное, — сухо ответил инспектор, выслушав перевод.
— Что значит «все возможное»? — взорвался доктор Силлери. — Вы даже не закрыли аэропорт! Не блокировали дороги! Вы должны проверять багаж любого, кто выезжает из страны! Упорно искать, дом за домом! Останавливать и проверять машины! Если я сообщу в газеты, что полиция Крита хлопала ушами, пока у них из-под носа уводили национальное достояние, будет грандиозный скандал. Международный скандал! Вы должны поставить в известность Интерпол, кретин недоделанный…
— Уильям, — Миранда успокаивающе взяла его под руку. — Может, мы выйдем и ты остынешь, пока они не посадили тебя в камеру.
— Не указывай мне, женщина. — Доктор Силлери освободился от ее руки. — Лучше помоги втолковать этому болвану, насколько серьезна ситуация.
— Уильям, нам нужно поговорить, — настаивала Миранда.
— Ради Бога, только не сейчас. Вам, женщинам, вечно надо поговорить. О чем нам говорить? Мы же спим с тобой всего пару дней!
Эта фраза не осталась без внимания переводчика, и, когда он растолковал ее смысл присутствующим, многие из них пренебрежительно вздернули брови.
— Считай, что я этого не слышала, — прошипела Миранда, чуть покраснев. — Но я настаиваю, чтобы ты немедленно вышел со мной на улицу. Я не желаю смотреть, как ты корчишь из себя идиота.
Она крепче сжала его локоть и подтолкнула к выходу.
— Тебе не слишком понравится то, что я скажу, но ты будешь рад, что я увела тебя отсюда и не дала поднять на ноги Интерпол.
— О чем это ты?
— Иди за мной.
Она вывела его на городскую площадь и усадила на скамейку, стоявшую в тени оливкового дерева. Потом глубоко вздохнула и заговорила:
— Уильям, никакой античной вазы не было…
Силлери озадаченно нахмурился.
— Ей не было двух тысяч лет. Ее сделали две недели назад.
По его глазам она видела, что до него не доходит смысл сказанного.
— Это подделка, Уильям. Мастерски сделанная, но подделка, копия. Я приобрела ее в мастерской в деревне, отбила кусочек и натерла землей. Я не предполагала, что ты так легко купишься на нее, — задумчиво добавила она.
— Но… но… — Силлери не знал, что сказать.
— Как я понимаю, я положила ее в нужном месте. Это тебя и сбило с толку. Я хотела рассказать тебе об этой шутке еще на раскопе, когда мы первый раз занимались любовью, но ты был таким счастливым…
— Я был просто в раю.
— И я не посмела тебя расстроить.
— Ты знаешь, что сломала мне жизнь?
— Не говори так.
— Это так и есть. Но почему? Зачем ты это сделала?
— Почему? — медленно переспросила Миранда. — Да потому, что до этого ты сломал мою жизнь.
— О чем ты говоришь?