Россия - преступный мир - Исса Костоев

Нам совершенно не за что было зацепиться — никаких вещественных доказательств, заслуживающих внимания, никаких случайно, чудом выживших жертв. Места преступлений были совершенно чисты. Это значило, что преступник имеет представление о методах работы следственных органов и умеет не оставлять следов. Но жертвы его были в ужасном состоянии. Я видел фотографии убитых детей, женщин. Этот кошмар показывал, что маньяк знаком и с анатомией.

Тот же Стороженко насиловал, грабил и убивал — но взрослых женщин. И было понятно, почему убивал — чтобы скрыть следы и избежать наказания. Но здесь… Вырезанные матки, отрезанные груди, отрезанные у мальчиков кончики языка. Убитые женщины были, как правило, бродяжками, дешевыми проститутками, которые за стакан водки, к примеру, могли бы оказать убийце любую услугу. Но фотографии убитых, повторяю, были просто ужасны. Значит, не «услуги» требовались ему. Раны, которые он наносил своим жертвам, не только предполагали убийства, но как бы утверждали власть убийцы над своей жертвой, давали ему почувствовать вкус своей силы. Такой, понимаете ли, своеобразный наркотик для импотента. Ну а после смерти жертвы — выколотые глаза, отрезанные гениталии.

Тут мне представлялась явная психическая ненормальность. Чтобы как-то разобраться в этом вопросе, выписал себе редчайшие издания из Ленинки по сексуальной психопатии и серийным сексуальным убийствам, стал внимательно изучать.

Иногда возле мест преступления мы обнаруживали следы костра. Нельзя было исключить и того, что наш маньяк являлся вдобавок ко всему еще и людоедом.

Изучая все вокруг убийцы, привлекая для создания его криминологического портрета ведущих специалистов страны, мы наконец смогли составить некое его описание.

«Мужчина в возрасте от 25 до 55 лет. Высокий, мускулистый, кровь группы АВ. Размер обуви 44 или больше. Носит темные очки, аккуратно одет. Ходит с «дипломатом» или какой-то другой сумкой, в которой носит остро заточенные ножи. Страдает нарушениями психики, выражающимися в форме половых извращений (онанизм, педофилия, некрофилия, гомосексуализм, садизм). Может также страдать от импотенции. Знаком с анатомией человека. Наиболее вероятное место контакта с жертвой — остановки пригородных поездов, железнодорожные станции и остановки автобусов. Его род работы предполагает свободу передвижений».

Кроме того, мы потребовали и изучили все уголовные дела об аналогичных преступлениях на всей территории нашей страны за последние 20 лет. Заодно предстояло проверить и всех лиц, исчезнувших в Ростове или области за последнее десятилетие.

А число убитых между тем продолжало увеличиваться.

Я хотел понять мышление и мотивы этого убийцы и продолжал штудировать монументальные труды отечественных и зарубежных психиатров и сексологов. Но ни одна из книг не давала ответ на вопрос — почему? Что заставляет маньяка преследовать детей и женщин? Зачем он потрошит их безжизненные тела? И опять-таки: как могут вполне нормальные и воспитанные дети уходить с преступником в безлюдные места, иной раз за несколько километров?

Поднимая массу материалов, мы сталкивались со случаями, когда некоторые подозреваемые после активной обработки местных пинкертонов оговаривали себя. Имел место случай, когда один гражданин, работая под серийного убийцу, свел счеты со своим недоброжелателем. Через сито нашего следствия проходили тысячи людей. Проверили 4 тысячи психически неполноценных людей, 680 сексуальных преступников, 580 ранее обвинявшихся в сексуальных преступлениях… Но убийца не был пойман, шло время, и мы вынуждены были продлевать следствие еще на 6 месяцев, еще и еще.

Выпустили специальный информационный бюллетень под названием «Лесополоса». Вся поступающая информация и сведения о проверенных лицах сосредоточивалась в штабе следственно-оперативной группы. По каждому преступлению сексуального характера в отношении женщин члены группы немедленно подключались к следственной деятельности местных коллег и работали до их раскрытия.

Наступило некоторое затишье. Убийца как сквозь землю провалился. Но я не верил, что он уже утолил свою безумную страсть и вволю напился крови. Нет! Он наверняка где-то здесь, где-то рядом. Он обосновался рядом с Ростовом или Шахтами и ездит на электричках и автобусах. И мне надо было понять его, залезть ему под черепную коробку, постичь непостижимую логику этого изувера.

Я даже встретился с самым натуральным сексуальным психопатом, который был приговорен к высшей мере и сидел в ожидании приведения приговора в исполнение в Новочеркасской тюрьме.

Он сидел и вздрагивал от каждого шороха в коридоре; а вдруг идут за ним? Поэтому, когда охрана сообщила Анатолию Слизко, что к нему пришел посетитель, известный московский психиатр, тот даже обрадовался — хоть и небольшая, а все-таки отсрочка в исполнении приговора.

Разыграть роль врача мне в ту пору было не так уж трудно, поскольку я прочитал, изучил горы специальной литературы и разбираются в предмете достаточно свободно. В данном случае Сливко интересовал меня, как яркий случай совершенно непонятного сдвига.

Спокойный, мягкий по характеру, домосед и прекрасный семьянин, он вдобавок был учителем и детским экскурсоводом. Ученики любили и уважали своего педагога. Ему даже было присвоено звание «Заслуженный учитель РСФСР».

У Сливко была только одна слабость. Он дружил с мальчиками лет десяти и сообщал им по секрету, что собирается снимать фильм и приглашает принять в нем участие своего маленького друга. По сценарию фашисты вешали мальчика-партизана. Дети, к которым обращался Сливко, чувствовали себя польщенными и с пониманием относились к его требованию никому не говорить об их участии в будущем фильме, чтобы не было обидно товарищам, которым не так повезло…

Заслуженный учитель вешал мальчиков по-настоящему. Страстный фотолюбитель, он снимал все происходящее на пленку. Когда жертвы теряли сознание, целовал их в губы. Потом аккуратно расчленял тела: ноги — от туловища, ступни — от голеней…

Пока Сливко не разоблачили, никому и в голову не приходило его подозревать.

Я задавал ему вопросы, кое-что записывал, а на прощание оставил зеленую школьную тетрадку с таблицей умножения на обложке и попросят все подробно описать.

Приговоренный был благодарен за временную отсрочку и за возможность отвлечься от мыслей о неминуемой казни.

Аккуратным учительским почерком он заполнял страницы тетради, анализируя в назидание потомкам глубины своей несчастной души.

Во второй раз я приехал через два дня, потому что узнал: через несколько часов Сливко должны были расстрелять.

В заветной тетрадке осталась запись о том, как в возрасте двадцати трех лет Сливко оказался свидетелем дорожного происшествия, в котором погиб мальчик лет десяти. В большой луже крови и догорающего бензина лежало неподвижное тело в пионерской форме: белый верх, темный низ, красный галстук на груди. Это зрелище одновременно и завораживало Сливко, и пугало. Он долгое время спустя представлял себе снова и снова жутко-чарующую сцену.

Чтобы избавиться от навязчивого «сладкого кошмара», Анатолий женился, но брак разочаровал его. В семье родился сын, и некоторое время это сдерживало Сливко. Но потом, по его собственным словам, он сдался и стал «рабом собственной фантазии». Жертвами маньяка были десятилетние мальчики. А особенно притягательными в его глазах — их красные галстуки и черные блестящие туфли, как на ребенке, погибшем в катастрофе.

Размышляя о своем характере, Сливко проклинал себя за то, что пал так низко. Особенно его мучило, что он начал связывать «фантазии» с собственным сыном. Одновременно указывал, что никогда не пил, не курил, не ругался и очень любил природу.

Встреча со Сливко кое-что открыла мне. Я понял, что при всей извращенности тот, кого мы ищем, с виду выглядит как самый обычный человек. Не исключено, что у него есть семья, дети.

А еще есть вторая, никому не видимая жизнь.

Но наш убийца был сложнее, чем Сливко, который выбирают себе в жертву один тип — мальчиков в пионерских костюмах. Ростовский людоед убивают всех без разбора — и мальчиков, и девочек, и женщин, что же касается фетишизма, присущего «заслуженному учителю», то у нашего он мог быть в виде отсеченных половых органов, а иногда и языка.

Шел 1989 год. Он принес еще четыре трупа, которые четко идентифицировались с делом «Лесополоса».

По словам Сливко, тот всегда испытывал тягу прийти на место преступления.

И возвращался, когда сделанные им фотографии теряли силу, словно вдруг выцветали. Острота ощущений стиралась, и тогда лишь реальное место события могло оживить память.

В лесах, по свидетельству все того же Сливко, витает романтика убийства, некая экзальтированная страсть, недоступная обычным людям.