Каменные скрижали - Войцех Жукровский

Иштван делал пометки в блокноте для отчета и информации в прессу.

Француз скептически посматривал на него, зная, что согласно доброму английскому обычаю готовое коммюнике им вручат перед окончанием сессии и нужно будет лишь слегка его изменить в зависимости от того, для какой страны и газеты оно будет предназначено, но это уже лишь косметика.

Когда объявили перерыв, Нагар взял Тереи за рукав. — Думаю, ты достаточно опытен, чтобы знать, как дальше будут развиваться события, лучше посидим на воздухе, — искушал он. — Поболтаем, покурим.

Они подтащили шезлонги под дерево; толстый узловатый ствол, казалось, не рос из земли, а застыл, стекая сверху, связки воздушных корней свисали с толстых ветвей. Казалось, венгр и француз находились в недостроенной клетке.

Издалека доносился голос очередного оратора, усиленный динамиком. Затеяли перебранку сидевшие в густой листве попугаи. Белые, похожие на обглоданные кости мамонта, огромные толстые ветви тонули в глубокой тени.

По улице катилась двухколесная тонга[14], лениво тащились седые буйволы, между их задами на толстом дышле спал индиец, похожий на узел грязного белья.

Жара усиливалась, воздух дрожал, как стекловидный студень. — Можно подумать, что в этой стране ничего не происходит, — говорил Нагар, показывая на окружающий их пейзаж — пустые поля и группы деревьев с белыми стволами, почти черной куполообразной листвой, размытой дрожанием горячего воздуха, — но с момента моего приезда, а я здесь уже девятый год, произошли огромные изменения… Ты удивишься, но я люблю Индию. Прекрасная страна. Деньги здесь значат гораздо больше, чем в Европе, я все могу достать за сантимы… Где я найду таких преданных слуг, таких любовников, — он заговорщически подмигнул. Нагар не скрывал своих слабостей и часто показывался в обществе хрупких юношей с завитыми, щедро умащенными маслом волосами. — Где меня будут принимать с таким королевским великолепием? Я на «ты» с властителями целых департаментов, а они так же богаты, как монархи. А какая здесь прекрасная охота! И все же я пожелал бы этой стране, здешним травоядным овечкам кровавой бани. Война… И хотя не так уж много индусов погибло за Англию в Африке, Бирме и Италии, война открыла им глаза и показала, что Англия ослабела, британский лев будет рычать, пугать, но если у него перед мордой помахать головней, он отступит.

Нагар был в своей стихии, он нашел терпеливого слушателя и ораторствовал перед ним с видом трибуна. Иштван курил сигарету и думал о Маргит.

— Война? Она ускорила независимость Индии. И, несмотря на то, что мне в моем положении очень хорошо, я с удовольствием посмотрел бы на следующий этап — революцию. Именно потому, что по-своему полюбил этих людей, — говорил он с жаром. — Ты, Иштван, должен меня понять. Я чувствую себя лучше, когда мысленно, внутренне готовлюсь к тем переменам, которые у меня отнимут сегодняшнюю Индию… Тебе легко отказываться, — подумал Тереи, — поскольку приход этих событий ты видишь в отдаленной перспективе, тебя они почти наверняка не коснутся...

Дым сигареты рассеивался на солнце, покрикивали попугаи, и доносился шум небрежных аплодисментов, означающих конец очередного выступления.

— Не кажется ли тебе, что сейчас можно заметить нездоровое оживление в делах, спешку, газеты полны сенсационными разоблачениями, множество финансовых афер… Даже жаль, что они никого в мире не интересуют. Жизнь тогда была бы легче, я думаю о нас, — Нагар показал большим пальцем на свою грудь, затянутую в рубашку с синими полосками, большой синий галстук-бант зашелестел, как испуганная бабочка, — о нас, корреспондентах. Те, у кого есть деньги, стараются как можно скорее пустить их в оборот, заработать, скрыть доходы, изъять капитал. Земля дрожит под ногами. Все вокруг горит. Урвать, схватить, что удастся, что возможно и пока возможно. Я говорю не об иностранном капитале под индийскими вывесками, а о не менее алчных местных набобах… Инстинктивное поведение, — рассуждая он, разминая пальцами «Голуаз», — они словно мухи — те бывают наиболее назойливыми осенью, накануне первых заморозков, которые их уничтожат.

— Ты, похоже, в хорошем настроении, — покачал головой Тереи, — но ты уселся на чужого конька. — Пугать революцией — это привилегия коммунистов.

— Могу согласиться и на войну, — уступил Нагар, — здесь нужны импульсы, объединяющие народы… они могут прийти как извне, так и изнутри.

— Кому это надо, — усомнился Тереи. — Победа в такой войне могла бы принести больше хлопот завоевателю, чем поражение. Что сделать с сотнями миллионов людей, как их накормить и одеть? Как их заставить разумно действовать?

С реки долетел длинный гудок паровоза, свист в двух тонах, как дудочка пастуха. Морис прислушивался, наклонив голову.

— Ты меня считаешь подвыпившим предсказателем, а у меня горло сухое, как перец… Я не умею пить один. С удовольствием отправился бы с тобой в гостиничный бар. Если мы возьмем целую бутылку, то можем быть уверены что нам не подадут фальшивое виски, которым меня тут попытался угостить мой лакей… Я тебя предупреждаю, они доливают чай.

— Со мной еще такого не было, — засмеялся Иштван, — просто когда ко мне приходят знакомые и мы начинаем бутылку, то не успокоимся, пока не увидим дно.

— Принцип хорош, пока ты молод. Я пью скорее для того, чтобы получить удовольствие, больше ради воспоминаний, а не ищу новых раздражителей. Ну, поехали, все равно чувство долга еще призовет нас сюда, — торопил он.

Тереи взглянул на светлые колонны здания, голоса мелодично вступали в хор, он и француз испытывали радость учеников, прогуливающих уроки. Морис первым вывел свой «пежо», за ним тронулся Тереи; они обгоняли крестьянские упряжки, влезали в узкие просветы между грузовиками, нагруженными жердями, автомобили гнались друг за другом, как две собаки.

Иштван пытался догнать француза, но Морис вел автомобиль мастерски. Он быстро оценивал расстояние и скорость повозки, умел проскользнуть, не зацепив торчащие медные оси арб, а Тереи притормаживал и терял скорость. Ему хотелось найти телефон я позвонить в больницу Маргит или постучать в ее дверь… А вдруг она, наконец, вернулась? И хотя девушка не знала о его приезде, сама его тоска, настойчиво зовущий внутренний голос, постоянные мысли о ней должны были привлечь ее, заставить прийти к нему.

Как только они поставили автомобили в тень, советник извинился перед Нагаром, сказав, что должен его оставить на минуту.

— Я тоже хочу сходить пописать, — сказал тот бесцеремонно.

— А я к телефону, — Тереи шокировала развязность француза, особенно когда тот вспоминал о своих мальчиках, с нескромными подробностями, но без хвастовства, почти так, как пожилые люди рассказывают о своих кишечных недомоганиях.

Номер больницы, многократно подчеркнутый цветными чернилами, он нашел сразу. Похоже, центр офтальмологических исследований ЮНЕСКО имел здесь немало пациентов. Сразу же после сигнала отозвался гнусавый голос, говорящий на неизвестном ему языке, он кричал, что-то выразительно повторял, словно надеясь, что европеец все же его поймет.

— Попросите кого-нибудь, кто говорит по-английски, — просил рассерженный Тереи. — Доктор, доктор, дай мне доктора. Английский, — подчеркнуто громко он повторял эти слова.

В телефонной трубке было слышно только неловкое сопение. Сторож или служитель знал только свой деревенский язык.

— Позови доктора, — кричал Тереи, но тот, потеряв терпение и желая поскорее закончить этот бессмысленный разговор, положил трубку.

— Не понял, деревенщина, — сказал с угодливой улыбкой индиец-портье, — они там держат всякий сброд, настоящих дикарей… Может, я помогу, буду за переводчика. Кого надо позвать?

— Мисс Уорд, — Иштван сказал это таким тоном, словно работник бюро обслуживания должен был давно знать, запомнить, о чьем номере он спрашивал с утра.

Ах, как его раздражал этот худой темный палец, медленно опускающийся в отверстие диска, долго придерживающий набранную цифру. Потом шел какой-то разговор, пауза, во время которой портье заговорщически подмигивал Иштвану.

— Он ничего не знает. Пошел спросить, — объяснял индиец. — Сейчас у них lunch[15] … В больницу съезжаются толпы нищих со всей Индии. Все в порядке, сааб. Можете говорить, — поклонился портье. Прежде чем подать трубку, он ее вытер рукавом, — там главный врач.

Теперь все ясно. Мисс Уорд поехала проводить статистические исследования вместе со всей бригадой. Куда? Главный врач не может сказать, все зависит от числа зафиксированных случаев, они поехали в джунгли, будут кружить по деревням, за сто миль и дальше. Похоже, с Тереи говорит англичанин, раз измеряет в милях. Он приглашает к себе, в больницу. Иштван положил рупию на стойку портье, почесал коту пушистую шею, чувствуя, как под пальцами дрожит кадык от ритмичного мурлыканья довольного животного. Спешить было некуда. Он слышал жужжание насекомых в цветущей крыше галереи, плаксивое покрикивание торговца орешками и постукивание колотушки заклинателя змей, который стоял у открытых для въезда машин ворот с плоскими корзинами кобр и тоскливо смотрел, не позовет ли его кто-нибудь жестом руки. Индийцу даже в голову не приходило, что он может войти в широко открытые ворота. Дрессировка английских саабов осталась у него в крови. Факир поднял колотушку высоко над головой, резкий звук отразился эхом, отраженным от стен гостиницы, Тереи отрицательно помахал рукой. Нет, ему не хотелось никаких зрелищ, не сейчас, не сегодня.