Семь троп Питера Куинса - Макс Брэнд

Планы в голове Ранхеля Вериала, как всегда, крутились медленно, но после полудня он окончательно решился, а когда стало темнеть, исчез из лагеря. Об этом донесли Тигру, но тот только пожал плечами:

— Отправился за смертью. Месяц назад я бы еще пожалел, но с тех пор Ранхель слишком разжирел, чтобы ждать от него пользы. Значит, быть по сему!

И свернул очередную сигарету.

Глава 18

ДОН ПИТЕР СТРЕЛЯЕТ

Питер Куинс примостился в углу кухни. Причиной тому послужила мелькавшая перед ним с занятым видом черноглазая семнадцатилетняя красотка. И уж совсем не деловито сновавшие руки заставили его сюда забраться, а бросаемые в сторону парня красноречивые взгляды. Она то хваталась за травяную метлу и принималась мести и без того безукоризненно чистый пол; то подбрасывала дров в огромный очаг, где пламя и так поднималось на три фута; то со знанием дела вращала вертел с румянившимся барашком.

Жир шипел и плевался в огонь. Кухню наполнял восхитительный аромат. Языки дыма, поднимаясь к потолку, выплывали через открытую верхнюю часть двери, иначе вентанну. Фактически только через нее и поступал воздух на кухню. Основная работа выполнялась еще довольно крепкой мамашей, чьи смуглые руки двигались неторопливо, но целеустремленно. Юная Роза постигала здесь премудрости сей важнейшей части домоводства, но этот вечер для такой науки, пожалуй, следовало считать потерянным.

Да и как могло быть иначе? Удивительный незнакомец, осмелившийся бросить вызов самому Тигру и оставшийся в живых, чтобы рассказывать об этом другим, не только выделил ее из всех девушек городка, но и демонстративно подчеркивал свой выбор, сидя у нее на кухне! Вообще-то Роза не знала, радоваться ли ей или относиться с презрением к мужчине, унизившему себя пребыванием возле смрадной плиты. Но гринго, видно, плевал на достоинство. Сперва он стоял у раскрытой вентанны и, бренча на гитаре, распевал ей песни. Теперь, сидя в углу с гитарой на коленях, время от времени наигрывал то веселые, то грустные мелодии и беседовал с ней.

Обе его слушательницы улыбались от удовольствия.

Даже у мамаши, строго следившей за дочерью, не возникало причин быть недовольной беседой с таким прославленным воином. Возможно, ее даже радовало, что красота дочери привлекла к ним на кухню такого героя! Завтра об этом пойдут разговоры, но нетрудно догадаться, что возлюбленный Розы, сын зажиточного мясника, каждое утро выходивший на улицу с длинным шестом, увешанным мясом, выкрикивая: «Carne! Carne!» — станет ценить ее еще больше. Поначалу, узнав, что они развлекали здесь гринго, наверно, рассердится, но в конечном счете ему только польстит, что у него такая привлекательная невеста.

А беседа их почти целиком состояла из самых что ни на есть пустячных фраз, в перемежку с длиннющими паузами, изредка прерываемыми бряцанием струн под рукой Питера Куинса. Это молчание волновало Розу, или так только казалось.

— Вы задумались, сеньор, — не удержалась она.

— Да, — последовал ответ.

— Вспоминаете кого-нибудь, кто далеко отсюда.

— Да.

— Это женщина.

— Да.

Ему доставило удовольствие наблюдать, как по лицу девушки пробежала тень.

— Вспоминаю руки всех женщин, которых я знал.

— О-о!

Он заметил, как тень почти исчезла и собеседница настроилась услышать комплимент в свой адрес.

— И не могу вспомнить ни одной, Роза, которая могла бы похвастаться такими чудесными, как у тебя.

— Сеньор! Но, видно, своей музыкой вы разговариваете с этими другими.

Действительно, в течение всего разговора пальцы легко, очень легко перебирали струны.

— Тут уж не моя воля, Роза.

Пораженная такой откровенностью, она сердито нахмурилась. Ее ухажеры так себя не вели. Постепенно на лице снова появилась улыбка, а взгляд огромных глаз смягчился.

— В этих делах никто не волен, — согласилась она. — А вас судьба сводила со многими женщинами, сеньор?

— Я всегда любуюсь красотой на расстоянии, — ответил Питер Куинс.

— И я должна этому верить?

— Если угодно, — развел руками Питер, и оба рассмеялись.

В проеме возникла отвратительная одноглазая рожа. Приподняв шляпу, человек просительно улыбался Розе.

— Да выйти тебе замуж за богатого и заиметь много сыновей, сеньорита.

— Вор! — крикнула Роза, стремительно оборачиваясь к бродяге. — Забыл, как в прошлом месяце тебя гнали из города плетками?

— Голод заставляет многое забывать.

— Тогда ты дурак!

— В вашем доме столько еды — от одного куска у вас не убудет!

— Не дам ни крошки!

Питера удивило ее злопамятство, и выражение его лица, несомненно, не ускользнуло от нищего.

— Сеньор, — взмолился тот, — я умираю от голода!

— Дьявол! — бормоча про себя, Питер Куинс достал из кармана полдоллара и кинул его в окно одноглазому. Но Роза, протянув свою изящную ручку, на лету перехватила монету.

— Говорю вам, что знаю этого человека и что он ужасный, ужасный, ужасный! — воскликнула девушка, пряча полдоллара к себе в карман.

— Чтоб твое лицо сморщилось раньше времени! — возопил нищий.

— Ах ты, крысоед! — огрызнулась очаровательная Роза, хватая чашку кипящего жира.

Бродяга скрылся и, видно не очень огорченный таким безразличием к страданиям его желудка, тут же принялся что-то пронзительно насвистывать.

— Вот послушайте! — все еще сердилась Роза. — Видите, что за пройдоха? Самый бессовестный попрошайка и самый большой мошенник во всей Мексике. Некоторые уверяют, что он служит Тигру, но, по-моему, Тигр не может пасть столь низко, чтобы пользоваться услугами этого пса!

— Слушай! — тихо произнес Питер Куинс. — Странная у него песенка. Слышно за версту, а мотива никакого.

— Что вы хотите сказать? — насторожилась Роза. — Да он, видно, другой песни и не знает. Наверное, все подобные негодяи ненавидят музыку! Она для них что отрава.

— Неужели? — пряча улыбку, усомнился Питер. — Но свист достаточно громок, чтобы служить сигналом, а?

Роза повернулась и внимательно посмотрела на него.

— Сигналом? — переспросила она.

— Я так, — успокоил Питер и, аккомпанируя себе на гитаре, тихо запел песенку о любви. Возможно, Роза и не понимала ее слов, но при страстных звуках ее головка, словно цветок под нежным июньским ветерком, мерно покачивалась из стороны в сторону.

Однако Питер одновременно повернул стул к вентанне и сам уселся так, что рукоятка револьвера оказалась под рукой. Свист нищего к тому времени затих вдали. Питер запел в полный голос.

— До чего прекрасно! — воскликнула Роза, подходя поближе. Наконец встала рядом, любуясь отливавшими золотом кудрями. — Пока поете, мамочка, чтобы не прерывать, не войдет. Не останавливайтесь, дон Питер!