Психоз - Татьяна Соломатина

«Ночью по-домашнему, в халате и тапочках. Днём – извольте соблюдать дресс-код, как положено. Гранитная плита. Или мраморный крест. Металлическая оградка. Что-то поржавела у Василия Пименовича… Видна! Если долго смотреть в общую массу, можно выглядеть своё… Зачем тела упокоенных упаковывают в эти бездушные саркофаги, требующие постоянного ремонта? С другой стороны, развей родные Василия Пименовича его прах где-нибудь по ветру, тебе было бы не с кем бессонницу коротать… Надо пришить ему пуговицы!»

Сашка быстро допила кофе, оделась и, весело насвистывая себе под нос, быстро сбежала по лестнице вниз, на улицу. Вовсе забыв про телефон. Магазин, где продавали для разнообразных дел принадлежности, был недалеко. Две остановки на автобусе. Сашка очень хорошо помнила, как именно на той площади, в универмаге, в отделе постельного белья, она прикупила пару комплектов на свой вкус. Наконец-то – на свой вкус. Как раз в момент «отделения» от Пятиугольникова. На свой вкус, но на его деньги. Выданные ей на ведение «самостоятельного» хозяйства. В квартире не было ни чашек, ни ложек, ничего такого, что необходимо самостоятельно живущим людям. Денег как раз хватило на приобретение двух комплектов постельного белья, байковой «старушечьей» пижамы, о которой Сашка давно мечтала, пары полотенец и элементарной бытовой химии: средства для мытья посуды и стирального порошка. А на сдачу Сашка купила набор ароматических палочек-вонялочек. Чтобы хоть что-то, если уж не кто-то, говорило о человеческом присутствии в этом жилье. В котором до сих пор пахло шпатлевкой, плиточным клеем и чем-то ещё, чем всегда пахнет на территории, только-только покинутой строительной бригадой: не то подгоревшим пловом, не то свежим акрилом. Строительным мусором и одиночеством.

Вернувшись, застелила одним из комплектов дурацкую круглую кровать…

«Больше напоминает публичный дом, чем место уединённого отдохновения».

…«подкурила» сандаловый «фимиам» и поставила дымящийся «букетик» на маленький струганый сосновый стол на кухне. На тот самый – чуть ли не единственный предмет обстановки, не считая табуреток, который был ей по душе. И уснула. Безболезненно. Не вертясь, не крутясь и довольная.

Разбудил её просто Вова. Нет, не нежным поцелуем. Отнюдь. Сашку вернули в мир бодрствующих звуков моралью о безрассудстве трат на «роскошное бельё» и о том, как «девочки угорают, пьяные, у тлеющих сосновых столиков!».

«?.. Ага…»

Просто Вова хлопнул своей дорогущей дверью, а Сашка всю ночь напролёт вышагивала вдоль стены, читая вслух попеременно этикетки и стихи. На тот момент она ещё не была знакома с господином Филимоновым.

– Ну что, почистили костюмчик? – подмигнула Сашка портрету Василия Пименовича. – Господи, нет ничего омерзительнее фотографий на надгробиях. Вы же красивый мужчина, господин Филимонов!

За пару минут до этого Сашка закончила красить оградку. Если бы не краска…

«Суперстойкая, с эффектом матового бархата. Предназначена для окрашивания металла. Предварительной подготовки поверхности не требует».

Получилось неплохо. Правда, сама Сашка выглядела, как сорванец на третий день ветрянки. И одежда… Но это ничего. Кладбище – место тихое. Камерное. Кому какое дело? Да и не видно никого. Залитый солнцем полдень выпадает из ритуального регламента. Все стараются утром пораньше – как на работу.

«С восьми до десяти скидка на индульгенции – двадцать процентов!»

Им не узнать, как затихает в полуденном экстремуме городской гомон и рокот шоссе превращается в тихое мурчание. Всё, что там, – бесконечная пустыня живых. А здесь – оазис мёртвых, отделённый от общего потока жизни блаженной амнезией вечности, после неуловимого временем квантового скачка.

Сашка присела на скамеечку, удовлетворённо оглядела результаты своей работы и закурила.

– Нуте-с, теперь принять душ, погулять, сходить в ресторанчик на сваях в соседней луже, а вечером – к Ефросинье Филипповне Юговой, на журфикс. Люблю покойников и стариков. Они куда интереснее живых и молодых.

На телефоне было три входящих. Просто Вова. И два неизвестных номера. Сашка мухой привела себя в порядок, распотрошила «кассу», отложенную на приобретение чего-нибудь «женского», и выскользнула за дверь. Поднялась на один лестничный пролёт и оглядела окрестности. Вызывающего для этого двора автомобиля не наблюдалось. Загудел лифт. Сашка вздрогнула.

«У тебя паранойя! Разлюбезный Владимир Викторович скорее совершит прыжок с непроверенным парашютом, чем сядет в этот стальной ящик на верёвке!»

Сашка выскочила из подъезда, стремительно пронеслась к шоссе и, только перебежав дорогу, более-менее успокоилась. Телефон она взяла с собой. Мало ли… Вдруг обуяет желание позвонить Сергею Валентиновичу?..

Это была очень опасная игра. Но Сергей Валентинович был куда более управляем, чем Владимир Викторович. Хотя бы потому, что она не жила на его территории и за его счёт.

Дядя Серёжа был абсолютным характерологическим антиподом просто Вовы. Да и жизненные истории их разнились, как ночь и день.

«Возможно, отсюда и характер? Или нет? Человек рождается с единожды утверждённой натурой, и никакие условия не сделают из картошки ананас, а из психопата – невротика…»

В отличие от просто Вовы, рождённого в провинции в не очень-то благополучной семье, дядя Серёжа родился в столице от интеллигентного – в обе стороны «корневой системы» – древа. Пока Вовка бегал в потёртых коротких штанах в обычную уездную среднюю школу, Серёжа в красивой форме посещал специализированную математическую. В то время как Вова постигал устройство автомата Калашникова, таинство кроссов в ОЗК и противогазе, устава, прыжков с парашютом и как на множестве арабских диалектов звучит: «Расположение твоего формирования», а также все прочие тяготы и лишения скученного образа жизни крепких молодых парней, Сергей учился в МГУ и встречался с красивыми хорошо пахнущими девушками на бульварах, в театрах, в кафе, в ресторанах и в своей уютной комнате огромной родительской квартиры. Когда офицер Пятиугольников отшлифовывал военные навыки непосредственно в горячей местности, подтирал задницу её же пустынным песком и делил последнюю флягу тухлой – но такой животворяще пресной – воды с юным срочником, инженер Боровиков работал в «почтовом ящике», почитывал купленного в Прибалтике Булгакова, попивал коктейли и пописывал в журнал «Знание – сила». Когда со страной случилось то, что случилось, господин Владимир Викторович Пятиугольников, немного «откусив» от очередного ветеранского фонда, справил себе первую так себе ресторацию. Господин же Сергей Валентинович Боровиков создал некий прообраз фирмы IT-технологий, подзаняв стартовый капитал у приятеля – классически-анекдотического «нового русского».

К текущему моменту бытия они были похожи. Особняками. Автомобилями. Одеждой. Бытовыми привычками и статусом презентом. Но никак не природой его происхождения.

Там, где просто Вова срывался в крик, дядя Серёжа обиженно забивался в угол. Где Пятиугольников честно и открыто шёл на тактическую битву, Боровиков гадливо планировал стратегию интриги. Если Владимир Викторович каждую минуту проживал как последнюю – в бесшабашности момента, после которого не то что трава, а даже ядерный гриб не расти, Сергей Валентинович вёл себя так, как будто впереди – мягкий, ворсистый, нестираемый ковёр вечности. Там, где Пятиугольников хотел и мог – Боровиков очень хотел и… плевать хотел. Там, где первый ставил сокрушительные блоки, второй – виртуозно исчезал с ринга.

Просто Вова – прямолинейный колун дровосека. Дядя Серёжа – подковёрная ласка и обаяние иезуита.

Все дамы на Сашкиной работе – и незамужние и, что удивительно, замужние – бесплатный паёк к заработной плате добирали на корпоративной кухне – растворимым кофе и сплетнями, а также в Интернете – праздным шатанием по сети. Что, разумеется, рано или поздно заканчивалось плохим цветом лица и сайтами знакомств. О, Мекка бездельников и извращенцев! Виртуальное казино безнаказанного флирта, разнузданной похоти, скабрезностей и безответственного хамства.

Без этих суррогатов сады корпоративных баек и огороды офисных сплетен захирели бы на корню от кислых удобрений супружеско-бытовых историй замужних и примитивных сопледавильных мечтаний юных соискательниц.

«Ах, Ларионова развелась с мужем!» «Теперь с «новым русским» живёт, видели? Частенько за ней заезжает…» Пару раз Сашка даже приглашала коллег под крышу дома Пятиугольникова по его же настоянию – он любил наблюдать людей (исключительно для того, чтобы указывать им на их «место»). Так что и последующий «разъезд» Сашки с покалеченным интернациональным долгом ресторатором ни для кого не замеченным не прошёл. В таких «преступлениях» лучше сразу «сознаваться» самой. Авансы «признаний» смягчают маяту и сближают остервенелую бабскую кодлу в порыве круговой подленькой жалости и мерзейшего сочувствия. Поэтому Сашка периодически подбрасывала ожидающей очередного куска мяса публике что-то вроде: «Свадьба? О чём ты говоришь! Опять все нервы вытрепал, какая свадьба!» И кодла, чувствуя непомерную ответственность за личную жизнь каждой «сестры» братства, впрягалась в тяжкие: