Грешник Шимас - Шахразада

Дождь продолжался, и гром ворчал и порыкивал в пустых ущельях, словно угрюмый грубиян, раздраженный Аллах знает чем.

— У калитки трое? — спросил Ибн Айлас. — Трое… Ну что ж, я возьму двоих на себя.

— Двух сразу? Не знал я, что ты такой жадный. Может быть, лучше, если двое достанутся мне?

Торговец посмотрел на Шимаса суровыми и спокойными глазами — юноша сейчас окончательно уверился в том, что Ибн Айлас некогда был воином, и не из последних. Быть может, его лавка была лишь прикрытием — и солдат стал лазутчиком из-за солидных своих лет…

— Слышал, Фатима вернулась в отцовский дом…

— Но откуда ты знаешь об этом?

Ибн Айлас не ответил — он прикрыл глаза, давая юноше понять, сколь смешны такие вопросы.

— Я рад, что ей удалось добраться без приключений… Она прекрасна и так нежна… — едва слышно проговорил Шимас.

Торговец усмехнулся, не открывая глаз.

— Ты думаешь о женщинах и сейчас?

— Любое время подходит, чтобы думать о женщинах, — усмехнулся юноша, — и даже когда в меня вонзят клинок, который отнимет у меня жизнь, и тогда я буду думать о женщинах… или об одной женщине. А если нет, то, значит, смерть пришла слишком поздно.

Тучи становились все тяжелее, темнее, и гром перекатывал свои барабаны, чтобы предупредить о грядущем нападении. Шимас предчувствовал, что ночь будет страшная, самая тяжелая из всех, что ему довелось пережить.

Он стер влагу с клинка и еще раз взглянул на золотые буквы, гласившие «Смерть врагам!»

— Сегодня ночью тебе достанет работы… Или у меня больше не будет врагов и работы для тебя!

И с этими словами он натянул плащ на голову и уснул.

Проснулся юноша в темноте.

— Время, — прошептал торговец, — и буря усиливается.

Поднявшись со своего места, Шимас отряхнул плащ и подобрал вокруг себя, чтобы он не мешал движениям.

— Как-то раз, — заметил Ибн Айлас, — собрались мы разорить один прибрежный город… так вот, идя на штурм, мы выбросили наши ножны и поклялись, что не спрячем мечей, пока не победим…

Шимас в темноте улыбнулся своей догадке.

— Весьма благородное решение… — ответил он. — Считай, что я свои тоже выбросил, я их оставлю только потому, что они усыпаны драгоценными каменьями. Кто знает, не понадобится ли нам когда-нибудь рубин-другой?

Они сделали несколько шагов плечом к плечу, обнажив клинки. Когда человек теряет свободу, обратный путь к ней всегда долог… Не дойдя до насыпи, остановились в густой тени дерева, глядя на факелы, которые плевались и брызгали искрами на дожде. В их свете стоял здоровенный детина, толщиной с них двоих.

— Чтобы потопить этакую посудину, потребуется побольше, чем пара локтей меча, — прошептал Ибн Айлас. — Отдай-ка его мне.

— У тебя аппетит слишком разыгрался, — усмехнулся Шимас.

Толстяк широкими шагами расхаживал взад-вперед перед калиткой в насыпи, громогласно изъявляя свое неудовольствие. Речь его была грязна и груба, как у уличного грабителя, и юноша подумал, что еще ни разу не встречал человека, которому с большим удовольствием пустил бы кровь.

— Живей, лентяи! — орал толстяк во всю глотку. — Вот уж правда, что если раба морить голодом, то он дрыхнет, а если кормить, то развратничает!

Потянулись рабы с корзинами на головах, они вереницей двигались к калитке. Стражников снаружи видно не было, но там тоже светился факел. Какой-то бедняга из вереницы поскользнулся, и вся поклажа вмиг оказалась в луже.

— Эй ты там! Ну-ка, поднимай все, живее! Да смотри, чтобы мой меч не пересчитал тебе ребра, пока ты возишься в грязи!

В калитку шагнул стражник.

— Да убери ты его, и дело с концом…

У калитки теперь стояло трое стражников, отчетливо видимые в свете факелов. Торговец, не говоря ни слова, метнулся вперед, и громила-солдат завизжал, когда его пронзила сталь. Отбив клинок второго стражника, Шимас сделал выпад, но слишком поспешный.

Солдат поймал юношу самым концом своего меча, брызнула кровь, но Шимас ударил слева, и острое, как бритва, лезвие наполовину отсекло тому руку. Он отшатнулся, и рабы, не тратя времени на размышления, отшвырнули корзины и бросились к калитке.

Солдат, которого Шимас ударил, снова пошел в нападение, но клинок юноши пронзил его, а Ибн Айлас был уже у калитки.

— Слишком медлишь, сынок! — крикнул он. — Иди, поучись, как надо!

Но как раз в тот миг, когда он собрался проскочить через проем, великан-стражник захлопнул калитку. Щелкнул замок. А вдалеке уже слышались крики и топот бегущих людей.

Ключ исчез. И шансы выбраться исчезли вместе с ним, если только…

— Отойди! — прошипел Шимас и засунул одну из начиненных свинцовых труб за ручку калитки, рядом с гнездом, куда входил засов.

Вторую он подвесил на бечевке к петле, а потом поджег оба фитиля.

— Назад! — крикнул юноша. — Отойди!

— Что это? Что ты делаешь?

— Чинийцы называют это «хуо-яо», химическим огнем…

Шимас прошипел это, с силой оттаскивая торговца от захлопнувшейся калитки. Топот бегущих ног приближался, снаружи в калитку колотил стражник. Огонь полз по шипящим шнурам. Сердце юноши лихорадочно колотилось. А вдруг слишком мокро? А если в книге ошибка? Наполовину боясь сил, которые мог выпустить на свободу, он отступил назад.

К насыпи, тяжко топая по лужам, мчались вооруженные люди, в свете факелов поблескивали обнаженные клинки. Теперь они бежали через сад, между деревьями…

Ночь разлетелась вдребезги, расколотая вспышкой, рванулось вверх чудовищное полотнище пламени, потом второе. Что-то пронеслось над головами присевших от страха солдат с сердитым ворчанием, и беглецов окутали клубы удушливого дыма.

Стражники, ошеломленные громоподобным грохотом, дымом и чудовищными вспышками, застыли как каменные. Сквозь дым показалась разбитая вдребезги калитка, остатки которой держались только на нижней петле.

Ибн Айлас первым проскочил в дыру, Шимас последовал за ним. Стражнику, несшему караул снаружи, оторвало голову и руку по самое плечо. Но это юноша заметил на бегу, когда беглецы карабкались по гладко выметенным бурей камням на склоне горы и спрыгивали с них. Буря разразилась со всей яростью. Копья молний с грохотом вонзались в высокую насыпь, разрывая завесу туч извивающимися огненными змеями, которые с невероятной скоростью метались среди обрывистых берегов. Беглецы с криком мчались во тьму ночи, обезумев от радости освобождения, а перед ними и позади них бежали рабы, которые не преминули воспользоваться моментом.

Они падали, карабкались, рвались вперед, безумие их не ослабевало. Прямо перед беглецами распахнулся луг, и — да будет благословен Аллах! — из темноты показалось несколько не стреноженных лошадей. За спиной оставались дворцовые сады, высокая насыпь, отделявшая их от бурных вод Гвадалквивира, — и вдруг, словно из-под земли, возникла дюжина солдат.