Грешник Шимас - Шахразада

— Ты что замыслил? — Торговец наблюдал за каждым движением Шимаса. — Похоже, ты знаешь, что делаешь…

— Пустая надежда. Эту штуку я знаю из одной старинной книги. Ее с успехом использовали в Катае.

— Они народ умелый. Я знавал людей из Катая.

День пришел на землю, закрытую облаками. Вершины терялись в серой вате вздымающихся туч. В этот день в садах наместника не пели птицы. Сколько времени пройдет, пока беглецов отыщут?

Ибн Айлас уснул, его костистое лицо смягчилось. Он выглядел старше, чем в те недавние дни, когда его встречал Шимас, и на плечах краснели свежие шрамы от ожогов — словно его прижигали каленым железом. Без сомнения, дело рук Махмуда.

Махмуд? А он-то где? В горячке боя он, должно быть, улизнул. Кто были те воины, которые спугнули этого негодяя? И как во все это хитросплетение попал он, юноша, который мечтал лишь о знаниях и любви? И еще, конечно, о мести…

Угрюмо ворчал гром, предупреждая, что бури не миновать. Странно зелеными выглядели деревья сада в неверном сером свете. Оглядывая кучи труб и разного строительного материала, за которыми спрятались беглецы, Шимас видел чуть поодаль гранатовые деревья и грецкие орехи. Били фонтаны… Неужели в каких-то из них и в самом деле текут молоко и вино?

Дворцовые сады образовывали длинную вереницу вдоль Гвадалквивира. Узкая полоса зелени, со всех сторон огражденная искусственными холмами, была надежно спрятана от сторонних глаз, что неопровержимо свидетельствовало об удивительных умениях тех, кто соорудил такое чудо для властителей. Должно быть, они поплатились за это жизнями — иначе как удалось бы сохранить тайну и садов, и катакомб под ними?

Выскользнув из отсыревшего убежища, Шимас сорвал несколько груш с ближайших деревьев — не твердых диких грушек размером с дублон, а крупных, роскошных плодов величиной с добрых два кулака. Двух шагов обратно ему хватило, чтобы рассмотреть сады. И увиденное его отнюдь не обрадовало — беглецы находились в западне. Юноша не мог представить себе иного пути отсюда, кроме как обратно, через катакомбы под столицей.

Свиток одиннадцатый

Наступил пасмурный, хмурый день. За крышей беседки у самого акведука в дымке виднелся белый дворец, совершенный, словно летящий, несмотря на серость дня. Шимас жевал грушу и обдумывал положение, в котором они очутились.

Он не видел ничего хорошего. Возвращение через катакомбы — безумие, но иного пути нет. Дождь ограничивает движение по саду, и здесь, у акведука, в глубине, вряд ли кто-то появится. Сколько еще времени пройдет, пока преследователи поймут, что беглецы прошли вдоль водовода? Такой путь бегства слишком долог и тяжел. Быть может, нынешние хозяева дворца, мажордом наместника о старых акведуках у реки ничего не знают. Несомненно, этим водоводам уже не одна сотня лет.

Так или иначе, но до конца дня нужно решить, куда двинуться с темнотой. А до тех пор надо спрятаться так, чтобы преследователи ни в коем случае их не обнаружили.

На куски труб, набитые чинийским порошком, полагаться всерьез было бы глупо: Шимас только в паре старинных книг нашел описание состава, но оба текста заметно разнились. К тому же юноша признавал, что в его воспоминания могла вкрасться не одна ошибка.

Рассматривая видимую часть высокого вала, он думал, что по нему, скорее всего, выбраться не удастся. Да и вряд ли Ибн Айлас находится в том состоянии, чтобы подобно безумцам-ассасинам карабкаться по земляным укреплениям.

Послышался смех. Веселый смех молодой женщины или девицы, а следом за ним и музыка. Несомненно, эти звуки доносились из какого-то раскрытого окна. Кто станет в такую погоду играть и веселиться в саду? Шимас дрожал, не смея развести костер, — он опасался, что кого-нибудь привлечет запах дыма. Ибн Айлас спал: после стольких дней мучений сон был ему необходим. Лишь к середине дня он открыл глаза, отдохнувший и готовый к самым удивительным для торговца деяниям. Юноша внимал его словам, поражаясь более чем обширным познаниям о вещах, которые должны оставаться тайной для любого из обывателей.

— В насыпи пробит еще один акведук, снабженный внутренними ступенями. Они начинаются высоко над урезом воды и спускаются до самого дна, но в такой дождь, думаю, он заполнен доверху и поток слишком силен. Должен быть где-то сток, но я ни разу не доходил до него…

Шимас с изумлением посмотрел на спутника — трудно было представить, чтобы такой с виду сухой и тщедушный человек не раз проходил самые опасные и тайные тропы заповедной части огромных садов.

«Но отсюда должен быть выход… — размышлял юноша. — Надо поставить себя на место тех, кто придумал этот заповедный мирок… Итак, я первый из тех, кто решил соорудить вал и сады вокруг только что выстроенного дворца… Я должен оставить себе пути скрытного отхода, ибо любой враг может превзойти силой мою внутреннюю стражу. Но не может, да и не должен превзойти ее хитростью.

Такой тайный ход должен быть легкодоступен и иметь не один вход, а несколько — на случай, если беглец отрезан от других частей крепости. Кроме того, любой ход должен заканчиваться так, чтобы беглец мог выйти незаметно…»

Но следовало опасаться не только засыпанных ходов, но и крадущихся во тьме врагов. Куда подевался Махмуд? Этого человека Шимас опасался всерьез: слабый может стать страшным, когда хочет казаться сильным, а Махмуд был черен сердцем — мстительный, ничего не забывающий, черпающий силу в желании отомстить. Такой и умирая будет сыпать ударами во все стороны, чтобы и при последнем издыхании причинить кому-нибудь вред.

Ибн Айлас показал взглядом на заполненные трубки:

— Ты узнал об этом из книг? Жизнь в Кордове, похоже, не прошла для тебя даром?

— Да, — Шимас кивнул. — Я читаю по-латыни, по-гречески, по-арабски, по-персидски и немного на санскрите.

Торговец одобрительно покачал головой.

— Ты, я слышал, еще и врач?

— Кое-чему я учился… Все знания как-то между собой связаны, и я учился тому, чему можно было. Много знаю о море и о звездах, много об истории, о расположении стран на земле, кое-что из алхимии…

За беседами время текло, быть может, медленнее, чем хотелось бы, но достаточно быстро для того, чтобы заметить, что близится закат. Дождь все не унимался, что было для беглецов и благом, и проклятием, ибо стражники куда охотнее возвращались в казармы, чем рыскали по мокрым дорожкам у насыпи. Беглецам было холодно, но стало еще холоднее, когда мимо прошли шестеро солдат с мечами в руках. Иногда очевидное остается незамеченным: они не пытались заглянуть за старую насыпь, даже поленились сделать лишний шаг в ту сторону.