Дед (роман нашего времени) - Эдуард Лимонов

Атланты, после катастрофы выплывшие кое-как на африканский континент, оказались в положении, ну, скажем, авиатора 2-й мировой войны, самолёт которого был уничтожен, сбит и сгорел потом, а сам он, спрыгнув с парашютом, оказался на дикой земле Африки. Ближайшие форпосты цивилизации – города – лежат за тысячи километров. Что у него с собой? Компас, нож, спички, может быть, револьвер, с одной обоймой патронов. Но он умеет писать, знает, как организовать туземных бойцов в отделения, взводы, роты и батальоны… От револьвера толку нет, израсходовав патроны, можно его выбросить, потому что наладить производство револьверов и патронов в экваториальной, где-нибудь, Африке – задача непосильная. Вот и пришлось египтянам, потомкам атлантов, воевать с копьями, луками и стрелами, на колесницах.

Египтяне любили быть начальниками.

«Начальник складов зерна».

«Начальник дома Серебра».

«Начальник умащений в доме господина обеих стран», «Хранитель царского венца Благого Бога».

Вся эта титуловка, без сомнения, принесена атлантами. Расой, опередившей в своём развитии все страны планеты. Принесшей Египту всевозможные умения и навыки большого бюрократического государства.

Целый класс писцов-чиновников без устали регистрировал имущество храмов и сельскохозяйственную продукцию…

«А ещё, – вдруг вспомнил Дед, – предки египтян, атланты, принесли с собой искусство бальзамирования трупов… Необходимо бальзамировать мёртвое тело, чтобы сохранить его для “Ба”, верили египтяне. Душа “Ба” – жизненная сила человека, сокол с человеческой головой. Смерть наступает тогда, когда Ба покидает тело».

«Подумать только, они различали пять душ человека, эти египтяне», – бурчал Дед, спускаясь с верхней палубы на нижнюю – спать. Укрывшись, Дед попытался вспомнить все души египтян… КА, БА…

Камера спецприёмника на Симферопольском бульваре к ночи не утихла. Переговаривались соседи, ссорились два бомжа Сергей и Василий. Новоприбывший статный дагестанец зацепился с казахом в клетчатых штанах, назревала ссора.

Дед поморщился. «Хорошие ребята, но почти звери… Как там души-то, все пять: КА, БА, САХ, АХ и ШУИТ».

– Шуит…

Финальная ночь

– Подъём, подымаемся, ребята! Подымаемся!

Стукнув ключом о замок, дежурный удалился. Дед сел в кровати. Вынул из-под подушки старые линялые, некогда чёрные, джинсы, надел их. Сунул ноги в короткие сапоги на суконной подкладке и молниях. Это была его триумфальная спецодежда. Летом вместо ботинок он надевал чёрные старые туфли фирмы ЕССО. Дед купил их на сэйле, когда только вышел из лагеря. Его Стас Дьяконов отвозил, вспомнил Дед. Туфли стали лишь чуть скособочены, по той простой причине, что после тюрьмы Дед ходил мало, ездил в автомобилях, ходить, разгуливать ему стало опасно. Могли убить.

Одевшись, Дед пошёл посмотреть на мусор в ведре. Завязал пакет.

Когда откроют дверь и крикнут: «Мусор выносим, выносим мусор!», – Дед будет тут как тут.

«Яволь! Несём мусор».

Причина, почему достойный, можно сказать, старший по хате превратился в уборщика мусора: Дед хотел посмотреть на трансвеститов. Он всю жизнь был любопытным парнем и вот превратился в любопытного Деда.

Мусор нужно выносить, пройдя вдоль всех камер, в том числе и «четвёрки». Дед попросит у конвоира заглянуть в глазок «четвёрки». Деду вряд ли откажут.

Просить не пришлось. Прямо по курсу Дед увидел длинные ноги в чулках в крупную сетку и пропорционально круглую вполне приличную задницу. Под сеткой на заднице были черные девичьи трусы.

Выше была белая футболка, шея, стриженная под ноль голова. Оно стояло длинными ногами в туфлях на платформах. В руках оно держало швабру. Оно мыло пол в коридоре.

– Господи святы! Что делается! – воскликнул Дед, немного утрируя, конечно, свой шок. Но ей-богу, он впервые видел трансвестита в российской тюрьме, пусть это и была маленькая тюрьма.

– Посторонитесь, мадам, – воскликнул Дед. На него из-за плеча взглянул наглый смазливый мальчик, хулигански накрасивший глаза и окунувший рот в губную помаду.

Дальше Дед затормозил у открытой настежь двери «четвёрки», успел заметить висевшие на окне вполне всамделишные лифчики, белый и чёрный, и белый парик, валявшийся на матраце.

Ещё не оправившись от первой волны шока, у поворота коридора Дед столкнулся лицом к лицу со вторым Оно, шедшим на него с тряпкой в руке. Это оно тоже было высокое, тонконогое, в парике, с накрашенными губами. Оно было чем-то недовольно и бурчало. За ним шёл дежурный смены, капитан, тот, который принимал Деда в 00 часов 20 минут первого января.

Капитан улыбался.

– Во что превращаются наши тюрьмы, капитан! Куда мы катимся! Такое впечатление, что это Соединённые Штаты Америки.

– Да, мы тоже шокированы, – сознался капитан. – Первый раз таких принимаем. А что делать, по суду им дали четверо суток за то, что склоняли к сексуальному акту!

– Ну да, шокированы, но быстро приспособили их к уборке помещения.

– Не без этого, – улыбнулся капитан. – Пусть хоть какая-то польза от них будет. Мы были вынуждены вселить их двоих в шестиместную камеру, создав тем самым неудобства другим заключённым.

– Они ещё духами здесь всё завоняли, – Дед брезгливо повёл носом.

– Не без этого, – сказал капитан.

«Чего он как тупой», – подумал Дед, но, поглядев на улыбающиеся рожи ментов, понял. Менты довольны тем, что в учреждении появились трансвеститы. Извращенцы скрасили немного ментовскую жизнь.

Во дворе было темно и люто холодно. И снег выпал большой. Мусора было много. Все две недели Нового года мусор не убирали. Мусор лавиной вылился из двух баков на снег.

Дед вошёл в свою «шестёрку» победителем.

– Я видел трансвеститов! – воскликнул Дед, остановившись в центре камеры.

Все лица обратились к нему.

– Как они? (Бомж Василий.)

– Полы моют. Менты их запрягли. Такие наглые стройные пацаны в сетчатых колготках и женских трусах. На платформах расхаживают.

Обитатели камеры зашевелились.

– Надо посмотреть, – сказал Василий.

– Чёрт те что! – Дёмушкин улыбался, читал лёжа какие-то свои бумаги наверху у окна.

Длинноволосый Сергей неотрывно впился взглядом в «Анну Каренину», только на бок повернулся, спиной к камере. Где он там пребывал, в каком месте романа?

– Ну на баб-то похожи? (Азербайджанец Эдик.)

– Разврат! – армянин Гарик встал и протёр глаза. Пошёл к дальняку, чуть пошатываясь от сна.

Дед предполагал, что трансвеститы произведут на них большее впечатление.

На завтрак кормили пшёнкой. Дед съел пшёнку с неподдельным аппетитом. После завтрака в камере стало посвободнее. Бомжи и ещё человек пять из интернационала племён, обитавших в камере, отправились чистить снег. Им не очень хотелось, у бомжа Сергея было совсем злое лицо, оторвали его от «Анны Карениной». Узбеки пошли, все три безропотно, а вот казах в клетчатых штанах, новенький дагестанец (Нур-Мухаммед было его имя, высокий, орлиный нос) и армянин и азербайджанец не пошли. Начисто отказались.

– Я гражданин эРэФ, – сказал дагестанец. Как отрезал.

Гарик вообще и носом не повёл, когда мент укоризненно стал рядом с его койкой. Мент постоял и отошёл.

– Чего не пошёл-то? – сказал Дед. – Там хорошо, морозец, только и размяться.

– Не обязан, – буркнул маленький армянин.

Дед стал записывать свои мысли, забравшись на верхнюю палубу. По сути, ему оставалось отсидеть сутки и ещё часов десять до вечера следующего дня. Но вот будущее представлялось малопонятным. «Будет ли власть далее ужесточать репрессии по отношению к “Стратегии” и ко мне лично? – записал Дед. – Как там адвокат Тарасов говорил, придя ко мне сюда, в “спалке” у ментов? Он говорил: если власть решилась на произвол… Нет, Тарасов употребил другое слово, “оговор”, или “подлог”, то от них можно ожидать чего угодно, и того, что подложат наркотики, а то и патроны. Тарасов сам был одним из них, всё-таки следователем по особо важным делам. Полковник МВД в отставке, работал с Гдляном и Ивановым, знаменитыми в 90-е годы следователями…»

«Подложат, не подложат, всё равно ты, старый упрямый парень, будешь делать то, что считаешь нужным. Без устали сплачивать различных протестных людей на Триумфальной. Это такая твоя работа сейчас. Алексеева подпортила тебе твою работу, увела часть либералов обратно в их гетто. Не столь важно, наивна ли она и её наивность использовали, либо она не наивна, но тщеславна, высокомерна и власть использовала эти её качества. Им удалось расколоть “Стратегию”».

«Не следует останавливаться на неудачах», – сказал себе Дед и захлопнул тетрадь.

Дверь в камеру открыли.

– К вам гость …ард…инович, – провозгласил, улыбаясь, сержант в шапке.

Из-за спины сержанта вошёл, улыбаясь, старый знакомый Деда, Васильич. Только он был в гражданском, а не в милицейской форме.

– Господи, Васильич! Товарищ капитан!