Авантюрист - Мариус Габриэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Душ, — взмолилась она. — Пожалуйста, Моан. Мне нужно принять душ.
— А вдруг вы поскользнетесь и упадете?
— Обещаю, что не упаду. Пожалуйста.
— Ладно, — неохотно согласился Сингх. — Сестра вам поможет.
— А еще я хочу, чтобы принесли мою одежду, чтобы я могла переодеться, — сказала она. В течение нескольких недель она носила выцветшие зеленые больничные сорочки, мягко выражаясь, не очень привлекательные.
— Хотите переодеться? — спросил он, изображая веселость. А у самого защемило сердце. Вот уже она и затрепыхалась в его руках, эта прекрасная птица. А через несколько дней, наверное, расправит крылья и взмоет ввысь над горами, оставив его далеко внизу. — Не вижу причин, почему бы и нет.
Принесли костыли. Она проковыляла в душ. Дешевые белые кафельные плитки и обычные краны показались ей сейчас красотами Версальского дворца. Сестра поставила пластиковую табуретку и положила кусок прозрачного, пахнущего дезинфекцией, мыла.
— Можете идти, — сказала она сестре, — я справлюсь сама.
Та задернула полиэтиленовые занавески и вышла.
На негнущихся дрожащих ногах Ребекка подлезла под горячую струю. Мыть свое тело, стоя на своих собственных ногах, — это было божественно. Она намылила голову, взбив густую пену. Казалось, с нее сходят килограммы грязи.
Ежедневные упражнения на тренажере помогли только отчасти. Она, так всегда гордившаяся своей силой и выносливостью, теперь чувствовала огромную слабость. Видимо, сказалось и то, что все эти дни она ела очень мало. Придется наверстывать упущенное.
Ребекка выключила воду, кое-как доковыляла до раковины, протерла зеркало и вгляделась в свое отражение. Бледный овал лица с бледными губами и мокрые темные пряди волос, спадающие на глаза. Ей тридцать, а она выглядела сейчас шестнадцатилетней.
Дальше ноги держать ее отказывались. Она позвала сестру. Та вошла с полотенцем и помогла ей вытереться. Затем внесла массивный рюкзак. Ребекка его открыла. Кроме этого, она с собой в Непал больше ничего не взяла. Еще они с Робертом оставили по сумке в камере хранения бангкокского отеля, в котором останавливались по пути сюда. Пока она не доберется до Бангкока, придется довольствоваться туристским одеянием. Но лучше уж это, и вообще все, что угодно, чем ужасные больничные сорочки, которые едва прикрывали зад. Она порылась в смятой одежде и нашла кое-что из белья. Затем вытащила джинсы, футболку и свитер, что удивительно, не очень сильно измятые. Доковыляв с помощью сестры до постели, Ребекка чувствовала себя настолько измотанной, как будто совершила восхождение на Аннапурну. Она легла на спину и тут же заснула.
Низкие облака медленно сползали с гор в долину Катманду. Лил проливной дождь. Казалось, звук падающей воды не смолкнет никогда. С небольшими перерывами дождь продолжался круглые сутки. Потоки воды каскадами низвергались с карнизов крыш на городские улицы, превращая их в красноватые грязные реки. К тому же было холодно.
Туристский сезон давно закончился, все разъехались по домам. Катманду затих. Опираясь на палку, Ребекка спустилась вниз и стала в дверном проходе, глядя на дождь.
«Ребенок. Мой ребенок». Здесь, на «крыше мира», к ней пришло решение огромной важности. Ее сердце трепетало в груди, как птица, которой не терпится взлететь отсюда, из этой дождливой долины. Поеживаясь от холода, Ребекка наблюдала, как дождь постепенно переходит в мокрый снег, а затем и вовсе пошел один снег. Фикусовое дерево вначале стало серым, затем побелело. Ребекка не уходила. Снег ударял ей в лицо, залеплял глаза, каждая маленькая снежинка, казалось, впивалась в кожу, как острая булавочка, и, прежде чем растаять, жгла примерно с полсекунды. Ребекка чувствовала, что внутри у нее что-то сдвигается, перемещается, какие-то шестерни зацепляются друг за друга. Это значит — пора. Она развернулась и поковыляла обратно наверх искать Моана Сингха.
Он был в своем крохотном голом кабинетике, сидел за столом, уставившись на сжатые пальцы.
— Я никогда вас не забуду, Моан, — тихо проговорила она.
Он поднял глаза и, сделав над собой усилие, поднялся на ноги. Еще большее усилие пришлось приложить, чтобы широко улыбнуться.
— Итак, вы готовы нас покинуть?
Она погладила палку.
— Да. Я и мой верный ослик, мы готовы пуститься в путь.
— Позвольте мне полюбоваться, как вы умеете ходить, — попросил он.
Она проковыляла до двери, развернулась, приблизилась к столу, снова развернулась и направилась к двери. Сингх смотрел во все глаза. Она была сейчас необыкновенно хороша. Да, оставаться здесь у нее больше не было никаких причин. Он больше ничем не может ей помочь.
Сингх догнал ее, мягко положил руку на плечо и произнес по-непальски:
— Летите с миром, моя прекрасная птица. Учитесь снова летать.
Она вопросительно вскинула на него затуманенные глаза.
— Переведите.
Он улыбнулся и покачал головой:
— Лучше не надо.
Она подалась вперед и расцеловала его в обе щеки.
— Спасибо за все, что вы для меня сделали. Вы очень хороший доктор.
— А как же иначе. — Он пытался бодриться. — Удачи вам в ваших поисках.
— Спасибо. У меня такое чувство, что удача мне очень даже понадобится.
Их глаза встретились на мгновение. Она не хотела плакать, но заплакала.
— Нет, нет, — заволновался Сингх, нащупывая в кармане носовой платок, — не надо.
— Я говорю совершенно серьезно, Моан. Я никогда вас не забуду. И может быть, когда-нибудь вернусь.
— Если нам больше не суждено встретиться здесь, то мы обязательно встретимся в какой-нибудь другой жизни. Так же как встретились в этой и, вне всякого сомнения, встречались в наших прошлых жизнях. А теперь ступайте.
Он смотрел ей вслед, как она уходит. Вот она открыла дверь, на мгновение оглянулась, а затем исчезла.
Это было высоко в воздухе, может быть, где-то над Монголией, когда после долгих бессонных часов ее сознание наконец переключилось на нейтральную передачу. Мчащиеся галопом кони замедлили свой бег. Ей снился Райан, каким он был еще в самом начале, до того как она потеряла с ним невинность. Ей снились прикосновения его рук, надежность, с какой они ее обнимали, звук его смеха. Ей снилось то, чем они с ним занимались, и то, чем не занимались никогда. Видимо, не успели.
Потом ей снилось их расставание, та безнадежность, в которую она сразу же окунулась. И с каждым днем погружалась в нее все глубже, а он в это время становился с каждым днем все дальше и молчаливее. Ей снилась ее последующая жизнь без Райана, длинная череда серых безрадостных дней, которые не имели ни цвета, ни запаха. Она проснулась вся в слезах, но вскоре заснула снова.