Авантюрист - Мариус Габриэль

Оглядываясь назад, на свои прожитые тридцать лет, Ребекка начинала осознавать, что единственное время — правда, короткое, — когда она была по-настоящему счастлива с мужчиной, было с Райаном Фостером. Этот период все еще продолжал вспыхивать в ее памяти. Боже мой, какие они тогда были юные! А время какое было чудесное. Может быть, именно потому, что это была юность. Да-да, жизнь приоткрывает щелочку, дает чуть приобщиться к нирване, ты суешься глубже, и тут же с лязгом захлопывается стальной капкан. В любом случае появление Терезы нирвану рассеяло. Они отказались от своего ребенка, и это оставило в душе каждого такую глубокую рапу, что продолжать отношения дальше стало невозможно.

Откуда взялось у них тогда это упрямство? Почему они решили, что ее нельзя оставить? Им и в голову не приходило, что могут оказаться не правы? А что было бы, если бы они ее оставили, поженились и пошли бы дальше вместе по жизни? А что, если эта только начавшая пробуждаться нирвана продолжалась бы до сих пор? Скольких последующих затем страданий можно было бы избежать.

С тех пор как Ребекка Кэри отдала своего ребенка, прошло тринадцать лет. За это время она стала опытным специалистом-педиатром, работала в большой клинике в Лос-Анджелесе, была очень самоуверенной и считала себя хорошим врачом.

Но ежедневно встречаясь с детьми, она почти в каждом видела своего ребенка и, приходя вечером домой, чувствовала себя опустошенной. И вот ей тридцать, и она уже не способна никого любить.

Не то же ли самое происходит с Райаном? Возможно, он, как и она, тоже не нашел счастья в своем браке.

Но что толку строить предположения. Райан слишком далеко, у него не спросишь. Теперь все надо решать самой.

Тереза сейчас по возрасту не так уж далека от Ребекки, какой та была, когда забеременела. Этот ужасный пожар, погубивший ее приемную мать, случился как раз в то время, когда мысли девочки, возможно, были заняты проникновением в тайники женского: первые проявления желания, месячные. Вот оно время, когда действительно задумываешься о своем происхождении.

Нет, сейчас Ребекке ни в коем случае нельзя ее снова потерять.

Ну а что, если ребенок ее не признает? Если дочка одарит ее всего лишь презрительным равнодушием, и не больше?

Сможет ли она, Ребекка, справиться с этой болью?

А что, если ребенок действительно окажется трудным, жестоким… убийцей? Что, если она порочна с рождения?

Сможет ли она, Ребекка, с этим справиться?

Тяговую нагрузку на растяжку уменьшали каждые несколько дней. И вот пришел час, когда Моан Сингх снял последний груз и электрической пилой разрезал гипс. Его темные щеки пылали. Он действовал очень осторожно, боясь зацепить кожу.

— Вот! — Подняв облачко гипсовой пыли, Моан потянул конец повязки. Сестра, которая постепенно стравливала прикрепленный к грузу шпур, приготовилась помогать Сингху разделить гипсовый панцирь надвое.

— Ничего себе кокон, — сказала Ребекка, поглядывая на гробницу, в которую на несколько недель была заключена ее нога. — Интересно, что из всего этого получилось?

— Сейчас увидим. Предупреждаю, будет больно.

Ребекка, конечно, и сама это знала, по, когда повязка отлеплялась от кожи, не смогла удержаться от шумного вздоха. И вот наконец нога свободна.

Ноги, сильные, стройные, изящные, всегда были предметом ее особой гордости. А это было что-то бледное, в каких-то пятнах, совсем не ее. Ребекка огорчилась. Сингх же, напротив, пальпируя колено, весь сиял восторгом.

— Подумать только! Какая чудесная работа! Даже не верится, что я сам ее сделал.

— Вы считаете, что действительно все хорошо? — спросила она.

— Посмотрите, какое замечательное заживление! — воскликнул он, поворачивая ее бедро из стороны в сторону. — Больно?

— Нет. — Боли она действительно не чувствовала, просто было как-то неприятно.

— Ни перекосов, ни искривлений, ни сокращений. Мы сейчас же сделаем рентгеновские снимки, и тогда все будет окончательно ясно.

Ребекка знала, что если на снимках ему что-нибудь не понравится, ей снова наложат гипс.

— Помогите мне подняться! — приказала она.

— Просто взять и спрыгнуть с постели у вас сейчас не получится, — сказал он, смеясь. — Нога не выдержит веса тела.

— Я хочу встать, — настаивала она. — Всего на одну минуту. — От предчувствия, что сейчас она наконец-то поднимется с постели, по коже пошли мурашки. Ребекка ухватилась за худое плечо Моана Сингха. — Пожалуйста, прошу вас, Моан. Помогите мне подняться. Позвольте подойти к окну! Пожалуйста!

Он вспомнил, что с таким же отчаянием в голосе она умоляла тогда, в тот первый день, принести ей ребенка, и кивнул сестре. Вместе они помогли Ребекке сесть на край постели.

— Голова кружится, — сказала она.

— Дышите глубже, — скомандовал Моан.

Она повиновалась. Затем они подняли ее на ноги.

— Боже мой, как чудесно! — радостно прошептала Ребекка. Ей показалось, что она воспарила в космос, на немыслимую высоту.

Сингх и сестра встали по бокам. Она почувствовала, как бешено застучало сердце, привыкшее за эти долгие недели перекачивать кровь в облегченном режиме горизонтального положения тела.

— Ой, давление! У меня, наверное, сильно повысилось давление!

— Ай-яй-яй, сильно повысилось давление! — насмешливо повторил Моан Сингх, мягко улыбаясь. — И это говорит просвещенный американский врач. Вы лучше за своими ногами следите. Попробуйте сделать шаг.

С большим усилием ей удалось перетащить левую ногу вперед. Понимая, что очень ослабла, чувствуя это, Ребекка все равно ликовала. Кое-как, с помощью Сингха и сестры, ей все же удалось доковылять до окна.

— Отпустите меня на секундочку, чтобы я сделала последний шаг сама, — попросила она. Они расступились. Она шагнула вперед и упала туловищем на подоконник, упершись лбом в холодное стекло. Вдалеке сияли белоснежные горы. Из окна, оказывается, открывался чудесный вид на центр Катманду, убогий, нищий, но удивительно романтичный. Посреди двора росло огромное фикусовое дерево с могучими ветвями. Подле него стояла корова, видимо, забредшая сюда случайно.

Ребекка испытывала огромное облегчение. Это так чудесно, встать с постели. Теперь, казалось, всего лишь один только шаг до дома… до своего ребенка.

— Душ, — взмолилась она. — Пожалуйста, Моан. Мне нужно принять душ.

— А вдруг вы поскользнетесь и упадете?

— Обещаю, что не упаду. Пожалуйста.

— Ладно, — неохотно согласился Сингх. — Сестра вам поможет.

— А еще я хочу, чтобы принесли мою одежду, чтобы я могла переодеться, — сказала она. В течение нескольких недель она носила выцветшие зеленые больничные сорочки, мягко выражаясь, не очень привлекательные.